Владимир Бацалев - Убийство в «Долине царей»
— Плакальщиц можно сразу отбросить, сказал Поглощаев, — мы пользовались их услугами только раз по желанию клиента, который сделал заказ еще при жизни, так как после горевать о нем было некому. Кроме водителя и врача, почти все нештатники приезжают только за зарплатой, а задания им сообщает Опрелин или Кувыркалкина по телефону, или я в редких сложных случаях.
— Вы сказали «почти», — намекнул я.
— Ну, грузчики бывают раз в неделю: саркофаги-то наши и вшестером еле упрешь.
— А они знали о пропаже документов Шекельграббера?
— Наверное, знали. А может, и нет. В принципе, они и украсть могли. Лично я им ничего о документах не говорил. Да и зачем? Но земля слухами полнится.
— Шекельграббер мог сам сказать, — влез Кашлин. — Он любил с ними после похорон выпить водки, уважал пролетарский характер покойник, тут уж ничего не попишешь.
— Где можно найти этих ребят?
— Я указал место их постоянной деятельности в справках, — удивился моей невнимательности Поглощаев. — Они работают на том кладбище, где фирма откупила участок и погребает своих клиентов.
Я еще раз пробежал взглядом бумажки. Информация, поданная в досье, была скупа, как Плюшкин. Вместо того чтобы охарактеризовать людей по их способностям и возможностям, Поглощаев написал мне паспортные данные, домашний адрес, специальность по диплому, месячную загруженность в пересчете на человекочасы, женат-замужем-холост, дети есть-нет, что делает в фирме и сколько получает. Из всей этой белиберды мне пригодился бы разве что домашний адрес, но просить субъективную характеристику подчиненных у Поглощаева я не решился, все равно вышло бы как у Штирлица: «морально устойчив, отличный семьянин»…
— Значит, сдвигов пока нет? — спросил Поглощаев.
— Сдвиги есть, но в каком направлении двигаться — пока не ясно, — ответил я.
— А какие, например?
Я хотел сказать ему гадость, но вспомнил, что он платит мне деньги.
— Например? Например, есть подозрение, что Шекельграббера убили не в Армянском переулке.
— А где?
— Где-то в другом месте, — ответил я.
Он призадумался, не знаю уж над чем, но так крепко, что пришлось оборвать его думы:
— В прошлый раз я забыл спросить: с кем вы ходили в баню?
— С Горчицыным, с нашим врачом. Радикулит, знаете, донимал, а Горчицын окончил курсы массажа.
«Господи! — подумал я. — Вот оно, мурло советского миллионера! На массаже экономит, своего врача в баню тащит!»
Я вышел в приемную, захлопнул дверь, присел возле Кувыркалкиной и сказал самым любезным тоном:
— Оля, не могли бы вы включить селектор, спросить какую-нибудь ерунду и случайно забыть выключить.
— А зачем? — спросила она.
— Очень интересно, как они сейчас мои кости перемывают.
— Можно пообедать? — спросила Кувыркалкина, нажав клавишу.
— Валяй, — ответил Кашлин потусторонним голосом.
Дальше ничего интересного я не услышал.
«Представляешь, — сказал Поглощаев, — мой оболтус взял вчера свой ваучер и пошел в РЭУ приватизировать качели во дворе».
— Можно выключать, — сказал я Кувыркалкиной. — Привет Опрелину. Кстати, по каким адресам он возит какие-то конверты?
— Это реклама в газеты.
— А куда собрался Поглощаев в четыре часа?
— Вы очень много хотите от меня задаром.
— Я же пригласил в ресторан!
— Вы не боитесь моего мужа?
— Нет, он не страшный. К тому же у меня будет подаренный вами пистолет, а в Домжур Опрелина не пустят. Я предупрежу на вахте. Ну, так куда собрался Поглощаев?
— Поедет к Эпюру менять рубли на доллары, чтобы в чулок засунуть.
— А почему он не сходит в ближайший обменный пункт?
— Значит, ему так выгодно и безопаснее…
Следующие три часа я провел почти идиотским способом: сидел в кустах и фотографировал всех, кто входил и выходил из «Долины царей».
Потом поехал к дому Размахаевой, чтобы, если удастся, щелкнуть и ее, хотя толком не знал, зачем мне ее фото? Разве что на память. Прождав час безрезультатно, я увидел, как в подъезд уперлось такси и из него вышел Поглощаев.
«Хорош Эпюр! — подумал я. — Выходит, Размахаева — содержанка всех господ». И зашел следом.
Пришлось и этому вахтеру дать пару сотен.
— Мужик, который передо мной прошел, часто здесь бывает?
— Бывает, — ответил вахтер, — но больше часа не задерживается.
«Деловому человеку больше и не надо, — подумал я. — Сделал, и сваливай к жене».
— А закавказец, которому ты грозил кулаком по просьбе гражданки из восьмой квартиры, больше не появлялся?
— Никому я не грозил, и гражданка не просила…
Меня так и подмывало заглянуть в окно, но я побоялся рассекретить себя и ушел несолоно хлебавши…
Дома меня вовсю добивался телефон. Звонил Леша из Сандунов.
— Как фамилия твоего балбеса?
— Поглощаев.
— Ну радуйся. Нашел я его бумажник: между стеной и спинкой лавки. Вообще-то, там щели нет, но, когда спинку потянешь на себя, появляется. Если б ты не сказал, лежал бы он там до капитального ремонта.
— Ты завтра в бане?
— Нет.
— Давай встретимся на улице…
Утром я сдуру решил, что фотографии для меня имеют первостепенное значение, и поехал на кладбище. Народ в телогрейках толпился возле конторы. Пришлось щелкать всех подряд, так как соратников «Долины царей» я не знал, а после знакомства бродить среди могил и ловить в ракурс лица подозреваемых выглядело бы логично и естественно только на территории сумасшедшего дома.
Наконец, я остановил мужчину с лопатой наперевес. По моим наблюдениям, он был вроде бригадира могилокопателей, во всяком случае оставлял такое впечатление, тыкая пальцем во все стороны и раздавая поручения. Я угадал: мужик по фамилии Навыдов действительно подрабатывал в «Долине царей».
— Хотите посмотреть, где буржуев хоронят? — спросил он, оценивая взглядом мое имущественное положение. — Участок, я вам доложу, — пальчики оближешь. Видели кладбища в заграничных фильмах?.. Сейчас такое же увидите. Одного песка туда пятьдесят самосвалов сгрузили.
— Зачем так много?
— Чтоб черви на бренные останки не покусились.
— Разве в песке хоронят?
— Мы сначала яму бетонируем, только в углу дырку для стока оставляем, а потом уже песок, через год, когда усядется, добавляем. Ну, песок постепенно слеживается, твердеет, как цемент.
Навыдов подвел меня к полигону «Долины царей». На фоне покосившихся крестов и столбов с облупившимися звездами, которые ютились так, словно в большой комнате снимали углы за занавесками в редкую полоску, «Долина» и впрямь производила впечатление ухоженностью и изначально заложенным распорядком.
— Ну как? — спросил Навыдов, подозревая во мне клиента или его доверенное лицо.
— А где похоронят Шекельграббера? — спросил я. — В какой из этих ям?
Мужик на секунду замешкался:
— Вы из милиции?
— Нет, из смежной организации.
— Понятно без названия, — буркнул Навыдов. — И что от меня надо?.. Шекельграббера видел недели за две до смерти. Был обычный, о смерти не заикался. В личную жизнь не посвящал. Он вообще к нам относился, как Горький, — только в народ заходил: водки выпить, «козла» забить на перевернутом ящике, матом поругаться вволю.
— Опрелина вы хорошо знаете?
— Слабак. Такое впечатление, что его ежедневно бьют по морде, а он и хочет дать сдачи, и боится, и уже привык.
— Какие у вас отношения с Поглощаевым?
— Говнюк он с маленькой буквы, так ему и передай. Строит из себя крутого дядю! Тут записался в закрытый клуб, даже с нами здороваться перестал. Хотя как был быдлом, так и остался. Никакие клубы его не переделают. Он, когда зарплату выдает, пять раз вздохнет — до того денег жалко.
— А врач?
— Горчицын? — переспросил Навыдов. — Меня от педерастов тошнит. Я держусь подальше, даже руки не подаю — противно.
— Откуда вы знаете?
— Он же серьгу в ухе носит!
— А только голубые носят серьгу?
— Конечно, зачем здоровому мужику ухо дырявить! А они специально, чтоб друг друга узнавать в толпе.
— Не думали, почему убили Шекельграббера?
— Может, из-за бабы, может, из-за денег. Сейчас с чужой жизнью не церемонятся, по своей работе вижу. А вообще, мужик он был хороший, безобидный. Такие в первую очередь гибнут, если высовываются.
— Значит, все долгожители — сволочи?
— Или эгоисты.
— Вы тут каждый день работаете?
— Выходных у смерти нет. Если только очень надо, тогда есть подменщик в запасе.
— В ближайшее время от «Долины царей» никакая халтура не предвидится?
— Через неделю как раз Шекельграббер доспеет…
Уже на автобусной остановке я сунул нос в бумажки Поглощаева и понял, почему физиономия Навыдова показалась мне знакомой: мы с ним закончили одно высшее учебное заведение, только в разные годы. Проку в этом я особого не видел, Навыдов о дипломе давно забыл, ценил лишь собственную персону, а остальные платили ему зарплату.
