Хараламб Зинкэ - Современный Румынский детектив
— Да нет… — возражаю я без особой уверенности, — она женщина простодушная…
— Но психически ненормальная, — выкладывает Поварэ трудно опровержимый аргумент. — А психопаты, как известно, обладают болезненно развитым воображением.
Я не могу удержаться, чтобы не поймать его на логическом противоречии:
— В таком случае ты тоже психопат, вообразив себе все это!.. — Но тут же беру себя в руки и возвращаюсь к сути наших размышлений: — Мы так говорим о состоянии здоровья Лукреции Будеску, словно изучили ее историю болезни!
Поварэ и тут не сдается:
— А она наверняка существует, просто у нас пока руки до нее не дошли!
Григораш, понимая мое возбуждение, возвращает нас к тому, с чего мы начали наш разговор:
— Мы попробовали представить себе, как произошел сам факт самоубийства. Нетрудно вообразить, и каково могло быть участие в нем Лукреции Будеску. Нам ничего не остается, как взять у нее отпечатки пальцев и сличить их с отпечатками на ампуле.
— Вот наконец-то мало-мальски разумное предложение! — радуюсь я.
— Погоди-ка, мой милый! — останавливает меня Григораш. — Из всего этого мы можем сделать столь же обоснованный вывод о предумышленном убийстве.
— Тоже верно, — теряю я снова надежду.
— Вот именно! И надо отдать должное профессиональному чутью доктора, потому что без него мы бы не заметили именно двойственности этого дела, остановились бы раз и навсегда на самоубийстве, и предполагаемый преступник всех нас обвел бы вокруг пальца.
— Ты сам все же склоняешься больше к варианту убийства, чем самоубийства, — почему-то с укором намечает Поварэ.
— Ошибаешься, — не соглашается с ним Григораш, — на данном этапе я допускаю оба варианта в равной степени. Исходя из того, что уже установлено, я склонен думать, что если мы и имеем дело с преступником, то с преступником крайне неопытным, хоть и изобретательным.
— Почему неопытным? Почему изобретательным? — следую я за этим новым поворотом в рассуждениях Григораша.
— Потому что, задумывая преступление, уж слишком он старался запутать следствие. Предположим, что он уничтожил собственные отпечатки с коробки, со шприца и вместо них оставил отпечатки пальцев Кристиана Лукача. Предположим, что он от волнения забыл уничтожить ампулу… Я думаю, что именно из-за ампулы он и был вынужден вернуться на место преступления, посмотреть, нашли ли мы ее. А заодно и проверить, там ли коробка со шприцем, куда он ее выбросил… Но тут неожиданно появляется Лукреция Будеску…
Я перебиваю его:
— Ну и хитер же ты! Одним выстрелом хочешь двух зайцев убить!
— Если только из кустов не выскочит третий — я имею в виду возможность несчастного случая. Я не исключаю и этот вариант, — миролюбиво улыбается Григораш. — А теперь я пойду, у меня еще уйма работы.
Я благодарю его и прошу вернуть мне коробку со шприцем. Смотрю на часы:
— С минуты на минуту должна появиться наша барышня!
— Желаю успеха!
Григораш уходит. Только тут я чувствую, как гудят у меня ноги. Я присаживаюсь к столу. Поварэ тоже валится как подкошенный на стул. Ждет, чтобы я первый заговорил. Но и мне не занимать упрямства. Молчу. Поварэ сдается и нарушает обет молчания:
— У тебя не перепутались окончательно в голове все эти рассуждения Григораша? У меня — так сплошная каша в башке… Прежде чем сформулировать какую-либо гипотезу, надо получить как можно больше данных и лишь потом, подвергнув их всестороннему анализу, перейти к обдумыванию возможного варианта… Ты не согласен со мной?
Я отмалчиваюсь. Мы не раз уже обсуждали этот вопрос, и я знаю его точку зрения — на мой взгляд, она не выходит за пределы учебника, по которому мы оба учились. Я далек от мысли подвергать сомнению то, что давно стало хрестоматийным в нашем деле. Это было бы по меньшей мере легкомысленно. Но жизнь с ее разнообразием гораздо шире и сложнее любого учебного пособия.
— Ты просил, чтобы я подготовил тебе краткий обзор дела валютчиков, — меняет Поварэ предмет разговора. — Что теперь с ним делать? — И, чтобы подразнить меня, помахивает в воздухе несколькими мелко исписанными листками. — Паскару-сын, которым ты интересуешься, оказался важной птицей.
И хотя я мысленно готовлюсь к беседе с Петронелой, то, что сообщает мне мои помощник, не оставляет меня равнодушным. Я протягиваю руку за листками.
— Прошу вас! — Жестом официанта, подающего счет, Поварэ сует мне под нос свой обзор. И тут же без всякой связи сыплет мне соль на открытую рану: — Ты не собираешься позвонить Лили?
И печаль, которую я так долго и тщательно прятал в самой глубине сердца, вырывается наружу:
— Лили бросит меня, вот увидишь!
На эту тему Поварэ никогда, ни при каких обстоятельствах не позволяет себе шутить. Напротив, из его груди вырывается глубокий вздох, долженствующий означать, что он меня вполне понимает.
— Не бросит она тебя, — успокаивает он меня, как ребенка. — Поверь мне.
Если бы он стал мне приводить величественные примеры преданности и вечной любви из классической литературы, я бы послал его куда подальше. А так я только согласно киваю головой, и этого достаточно, чтобы он проникся уверенностью, что вернул мне веру в Лили, в ее любовь и в наше с ней счастливое будущее.
— Мне бы надо уйти… — нерешительно говорит он с тою же детской доверчивостью.
Уйти — полное его право, и у меня есть это право. У нас «ненормированный рабочий день». У Поварэ тоже имеется своя любовная история: есть у него некая вдовушка с четырехлетним сыном… Он с ней знаком давно, еще с юношеских времен, он любит ее и неоднократно предлагал ей руку и сердце, но она отказывала ему и продолжает по сей день упрямо отказывать, хоть они давно уже, честно говоря, живут как муж и жена. Хоть мне и страсть как не хочется этого делать, но я вынужден его огорчить:
— Мне очень жаль, Нику, родной мой, но боюсь, тебе не удастся уйти. Не время. Понимаешь? Боюсь, что мне понадобится твоя помощь. Дело Кристиана Лукача гораздо сложнее, чем мы предполагали.
По его длинному лицу скользнула тень огорчения. В качестве компенсации он решает поплакаться мне в жилетку:
— Вчера нельзя было уйти, сегодня опять нельзя…
— Будущих наших жен надо заблаговременно приучать к той участи, которая их ждет! — в который раз теоретизирую я на эту тему.
Поварэ вынужден согласиться с моей точкой зрения.
— А теперь дай-ка мне спокойно разобраться в этих твоих каракулях… ну и почерк же у тебя!
— Найми себе для этого секретаршу! — огрызается он, садится за стол и делает вид, что с головой погрузился в изучение каких-то документов.
Я все поглядываю на часы. Потом звоню вниз, в бюро пропусков, предупреждаю, что вскоре там должна появиться девушка, которая спросит меня, и ее нужно будет немедленно пропустить.
Как тихо стало во всей нашей конторе! Я закуриваю и пытаюсь расшифровать иероглифы Поварэ. Понемножку я начинаю кое-как разбирать написанное…
Отдел борьбы со спекуляцией задержал пятерых молодых людей, объединенных в шайку валютчиков. Самому старшему из них едва минуло 26 лет. Все пятеро — без определенных занятий. Следствие предполагает, что существует еще и шестой — самый главный, «мозговой центр» шайки. Подозревается Паскару Тудорел, двоюродный брат Кристиана Лукача. Но против него не обнаружено пока никаких улик, чем и объясняется, что он оставлен па свободе.
Что вменяется в вину этим пятерым? Вот уже более трех лет они занимаются спекуляцией валютой, а также разнообразными дефицитными товарами, ввозимыми контрабандно через границу. У них был и свой «стиль работы» — они действовали только в одиночку, каждый в своих «охотничьих угодьях»: интуристовских гостиницах «Интерконтиненталь», «Лмбассадор», «Лидо», «Атене-Палас», «Юнион»… Раз в неделю они собирались вместе на «пленарные заседания», всякий раз в новом месте, но никогда — в тех гостиницах, где они осуществляли свои операции. Во время этих «заседаний» они вели себя чрезвычайно скромно, мало пили, чтобы не бросаться в глаза.
У шайки были филиалы и в других городах страны, налаженные связи с кассирами пунктов по обмену валюты в крупных гостиницах, впрочем, были они связаны и с представителями преступного мира за рубежом. В ходе следствия один из этой пятерки, Боб Миклеску, известный под кличкой Фунт Стерлингов, показал, что во главе группы стоит некий не всплывающий на поверхность «мозг», которым якобы и является Тудорел Паскару. Последний был арестован и содержался под следствием в течение нескольких дней, но затем был отпущен за отсутствием улик. Боб Миклеску, показавший насчет этого «мозга», никогда не видел его в лицо. В то же время остальные четверо категорически отрицают существование какого-либо руководителя преступной группы.
