Олесь Бенюх - Гибель "Эстонии"
— Примите сей скромный дар во избежание международного инцидента, бесцветным голосом предложил он и вернулся за свой столик в конце вагона.
— Запасливый джентльмен, — обрадовался директор, отбежал к буфетику и тотчас вернулся с бутылкой «Смирновской». — Какой изволите консистенции?
— Спасибо, я справлюсь, — заявила Сальме, беря у него бутылку.
Моцарта Иван узнал мгновенно. В оперативной разработке содержалось точное описание примет, вернее полное их отсутствие.
— Мг, он, — тихо сказала Сальме в ответ на вопросительный взгляд Росса.
— В таком случае, — также тихо проговорил он, — есть любопытная информация. Кроме основного товара им отправлены в Таллин два трейлера редких металлов.
— Какие ещё редкие металлы?
— Кобальт. 50 тонн.
— Быть этого не может, — Сальме бросила возмущенный взгляд на столик в конце вагона. — Это нарушение всех запретов Дракона. Несанкционированный частный бизнес, да ещё при такой операции!
— И, тем не менее, это так, — Росс пожал плечами.
Вопреки тому, что сказал Сальме Моцарт, в соседних с СВ вагонах его не оказалось. «Может, оно и к лучшему — отложить объяснение с австрияком, решила она. — Протаскивая два лишних трейлера под эгидой «Джона Уокера» он подвергает реальной угрозе все! Эти мелкие жулики постоянно и не во время забывают непреложную истину: «Жадность всегда фраера губит». Ладно, ситуация прояснится во время встречи с Кыйвсааром. Последний этап, последний рывок.» Она не знала ни о миссии Рауля, ни о задании адмирала. Она и знакома с ними не была. В империи Дракона всесторонняя конспирация была на уровне.
К Яаанису Кыйвсаару Сальме раньше не обращалась. Особой нужды не было. Не было её и сейчас — во всяком случае по тем данным, которыми располагала Чита. И все же она позвонила из Москвы и попросила о встрече. Лучше перебдеть. И вот они сидят в «Империале» в великолепном кабинете — ковры, картины, зеркала. Бесшумно снуют официанты, еле слышно звучат сладенькие мелодии. «Миленькая кошечка эта Сальме, — Кыйвсаар любезен, заботлив по-отцовски. — Ёне умеет подбирать племянниц близких друзей. С такой штучкой побаловаться — скучно не покажется. Жаль». «Папаша Кыйвсаар ещё крепкий гриб, — Сальме играет наивную гимназистку, неопытную, но жаждущую быстрее познать жизнь. — Глазки масляные, голос елейный. Еще минута и предложит содержание с квартирой-гнездышком и «мерсом».
Но нет, папаша Кыйвсаар стреляный воробей, он лучше, пропустив бутылочку-другую, потискает обвисшие груди Ингрид, чем позволит соблазниться красоткой Стромберга. Мешать бизнес с постелью дело последнее. И — особенно в этом случае — неблагодарное, и опасное.»
— Ты что же, теперь гражданка Швеции? — он подливает ей и себе марочного Калифорнийского (знай наших, для нас французские изыски — день вчерашний), ставит бутылку в ведерко со льдом так, чтобы она могла видеть этикетку. Усмехнувшись, Сальме вспоминает, сколько «гражданств» она сменила за последние годы.
— Эти виноградники, — она указывает кокетливо пальчиком на этикетку, в десяти милях от моего дома.
— Американка? — министр ласкает её взглядом. Сальме смеется. Пусть его воспринимает этот смех как «да» или как «нет». Как ему больше хочется. То и дело взглядывая на папашу, гимназистка ловко намазывает на устрицу черную икру, отправляет диковинное блюдо в очаровательный ротик, запивает смачно игристым. Кыйвсаар пытается приготовить себе то же самое, однако, ничего не получается — икра сползает с моллюска. Он не заметил, что Сальме предварительно делает довольно глубокий надрез. Ладно, икра отдельно, устрицы отдельно — так тоже пойдет.
— Как поживает дядя?
— Отлично! Однако, дела его окончательно достали. В сутки работает по 18 часов. Я ему говорю, что всех денег в мире все равно не заработаешь. А он твердит свою излюбленную поговорку: «Именно самозабвенный труд отличает среднестатистического миллионера от среднестатистического нищего».
Сальме смотрит на Кыйвсаара, думает — какого «дядю» он имеет в виду? Уж, конечно, не Дракона, они же не знакомы. Скорее всего, Ёне Стромберга, да, его. В любом случае ответ подходит. «Глядя на наших новоявленных богачей, я бы от этой поговорки воздержался, — замечает про себя Кыйвсаар. — Ловкачи — да, мошенники — да, воры и казнокрады — да. Труженики — ну уж это дудки. Такая вот у нас среднестатистическая. Увы и ах».
— В первой половине дня ваш партнер Вольфганг встречался с моим помощником Эдгаром, — сообщил министр. — Он передал все данные на три легковых автомобиля — «ауди», «бентли» и «феррари», и два трейлера «мерседес».
«Вот мерзавец! — кровь прихлынула к щекам Сальме. — Значит, это правда. Что ж, он не получит своих трейлеров. Не получит!» Она улыбалась спокойно, почти радостно. Если бы только Кыйвсаар мог прочитать в её душе, если бы. Он понял бы, что такое улыбка, несущая смерть. Но он подумал совсем другое: «Эээ, да мы ещё краснеть не разучились. Выходит, это не просто партнер. Выходит, к тому же ещё и возлюбленный. Молодость!» И хотя молодой человек ему вовсе не понравился, он сказал:
— Обстоятельный этот ваш Вольфганг, дотошный. Хоть я и видел его мельком.
— А если… — начала было говорить Сальме, но Кыйвсаар живо её перебил:
— Никаких «если». Всем, кому следует, уже дана команда. Пять машин будут оформлены, как тому и следует быть — в соответствии с бумагами, представленными Вольфгангом (одобрительный взгляд в её сторону) — как дипломатический груз ООН. Моя скромная задача заключается лишь в том, чтобы не было обычных бюрократических проволочек и случайных сверхбдительных идиотов.
«За все уплачено, папаша, — вздохнула Сальме. — И умным, и дуракам. Твое благословение есть та окончательная гарантия, та финальная охранная грамота, которая добавляет спокойствия каждому игроку». На дне большущего конического бокала плещется коньяк. Кыйвсаар вдыхает запах, зажмурив глаза.
— Микроклимат божественный, — шепчет он. Пробует жидкость на язык, делает глоточек, другой. — Медики рекомендуют даже инфарктникам.
— Надеюсь, вам инфаркт не грозит, — посмеивается Сальме, смакуя свой любимый ликер гран-марнье. Настроение у обоих благостное, умиротворенное. Она достает из вечерней сумочки плоский красный футляр. Раскрывает, протягивает ему. На черной подушечке золотая булавка для галстука. В центре её искрится гранями бриллиант.
— У вас ведь две недели назад был день рождения, да? — говорит Сальме и кладет коробочку на стол перед ним.
— Да, — отвечает он, пытаясь вложить в ответ интонацию и недоумения и признательности за память.
— Ёне и я просим принять этот пустячок в знак дружбы.
Министр осторожно берет коробочку в руки, разглядывает булавку. «Этот «пустячок» потянет на пятнадцать карат, никак не меньше. Взять — взятка в особо крупных размерах. Не взять — обида такого влиятельного, искреннего друга, Ёне Стромберга. Взятка. Взятка за что? За оформление пяти автомобилей транзитом в Швецию? И что в них может быть такого особенного? Не уран же. И не атомные бомбы. Баловство какое-нибудь, побрякушки или спирт, сигареты. Швед — коммерсант достойный, солидный. Конечно, дипломатические коносаменты хороший компьюторщик за полчаса на классной технике изобразит. Но вряд ли стоит быть мелочным в общении со старшими братьями по региону… А камень чудо как хорош!»
И он стал благодарить Сальме и Ёне за королевский подарок.
Со светлых дней своей первой практики в Западном Берлине Росс был влюблен в «фольксваген». К сожалению, недолгий век такой милой сердцам автолюбителей во всем мире каплевидной модели канул в Лету, но приходившие ей на смену хотя и в меньшей мере — тоже пользовались популярностью, особенно в Европе. Остановившись в загородном пансионате в пяти милях от Таллина, Росс арендовал пятидверный вишневый красавец и первый свой визит нанес почтовому ведомству республики.
— Вам пишут, господин Йонсен, — слегка склонив хорошенькую головку и игриво улыбаясь, сказала пухленькая блондинка, просматривая корреспонденцию до востребования. — Пишут, пишут… Нет, поздравляю, уже написали! И вы везучий. Только-только поступило.
И вместе со шведским паспортом она передала ему дешевенькую открытку букет скромных полевых цветов, на обороте несколько небрежно набросанных наспех фраз. Он пробежал их глазами, сказал то ли блондинке, то ли самому себе:
— Еще одно семейное торжество. Кузина в очередной раз выходит замуж. И все по любви.
Блондинка прыснула. Когда через двадцать минут её спросят, на какое имя она выдала открытку мужественному красавцу (описание будет объективным) и что в ней было, её хватит нервный тик и она сквозь слезы будет твердить одно слово: «Швед… швед… Он швед…»
Открытка была просьбой о срочной встрече. Росс посмотрел на часы, было три пятнадцать пополудни. Он позвонил в редакцию популярного еженедельника.
