Фридрих Незнанский - Кровная месть
Соснов медленно затянулся, склонил голову, вздохнул.
— Если честно, я хорошо запомнил тот вечер. Это был славный вечер, встреча друзей, приятный душевный разговор. Вы наверное уже знаете, что у нас с Ниной были когда-то особые отношения. Когда-то давно она предпочла мне Николая, начинающего сыщика. И вот я уже давно не мелкий провинциальный функционер, меня встречают на высшем уровне, а в ее глазах я все тот же милый и обиженный ею Вадик. После всех этих официальных приемов в их доме я впервые ощутил покой. И хотя прежде Николай мне казался слишком примитивным для нее, теперь даже он виделся мне иначе. Я полюбил их как родных...
— Потом вы виделись с Ратниковой? — спросил я. — После всего.
— Да, я был на похоронах, — сказал он. — Зашел на поминки, но не задержался. Конечно, с Ниной тогда было невозможно разговаривать, а для всех остальных я был лишь большим начальником. Вот и все, что я могу сказать.
— И вы не знаете, что с ней потом стало?
— Нет, — сказал он. — А что с ней стало?
— Говорят, она сошла с ума. Он чуть сжал зубы и кивнул.
— Это можно было предположить. Я поднялся.
— Можете мне поверить, Вадим Сергеевич, мы действительно приложим все усилия.
— Да, — сказал он и затушил сигарету. — Если вам понадобится помощь, можете обращаться в любую минуту.
— Спасибо.
Я вышел, Шура Романова, как мы и договаривались, поджидала меня внизу в своей служебной «Волге». День выдался жаркий, и она попивала минералку.
— О чем это ты с ним болтал, Саша? — спросила она с подозрением. — Имей в виду, этот кадр ох как не прост. Поговаривают, что с его подачи завалили кандидатуру начальника московского управления.
— Он был знаком с капитаном, которому принадлежал наш «Макаров», — сказал я. — А вообще, это все очень интересно.
— Что? — не поняла Шура. — Трогай, Николай Васильевич, — сказала она водителю.
— Демократия, — сказал я. — Вроде бы такой же человек, как я, и образование схожее, и возраст приблизительно один, но вот он наверху, а я тут.
Машина тронулась. Милиционер на посту нас заметил и отдал честь.
— Завидуешь? — хихикнула Шура. — Так и тебе никто не мешает, начни кампанию, собери сторонников, выдвини себя — и тоже, глядишь, наверху окажешься. Будешь меня с докладами вызывать.
— Нет, я не завидую, — сказал я решительно. — Чтобы там оказаться, надо прежде всего отказаться от самого себя. Знаешь, в чем-то мне его даже жалко.
Как только я появился в МУРе, Грязнов немедленно подхватил меня под руку, усадил в патрульную машину, и мы отправились в небольшой подмосковный городок Одинцово, где, как оказалось, проживал согласно прописке бывший капитан краснодарской милиции Кудинов, близкий друг убитого Ратникова, а ныне сотрудник охранного агентства.
— Вот, говорят, при нашей системе прописки, дескать, любого можно найти в считанные секунды, — ругался Грязнов по дороге. — Фиг там, в считанные секунды! Ведь этот Кудинов не скрывается, живет открыто, по закону, а мы его полнедели ищем, найти не можем. А ты говоришь, компьютеры!
— Что у них за агентство? — спросил я.
— Обычное, — сказал Грязнов. — Охрана офисов, учреждений и частных лиц. Между прочим, с правом ношения огнестрельного оружия. Не хухры-мухры...
— Значит, лапа у них в министерстве, — подал голос водитель. — Нынче огнестрельное оружие частникам пробить очень трудно.
— Лапа в министерстве, — хмыкнул Грязнов. — Да у них в председателях комиссар милиции в отставке.
Водитель восхищенно присвистнул, а я сказал:
— Вот валяете дурака, а там люди по пять-шесть твоих зарплат имеют.
— Поболе, — вздохнул мечтательно Грязнов.
Машину остановили за квартал до нужного дома, прошли пешком. Жил Кудинов в пятиэтажной хрущобе, зато в трехкомнатной. Из личного дела мы знали, что он дважды разведен, платит алименты, так что в этих трех комнатах он мог проживать и не один.
Так и оказалось, открыла нам заспанная молодуха в халате.
— Кого вам?
— Кудинова Бориса Михаиловича, — сказал Грязнов, заглядывая в бумажку. — Не ошиблись?
Наблюдая за ним, я вспоминал Дроздова, и вообще всю актерскую школу МУРа. Все же артистизм у них был, отрицать это было невозможно. Вот и теперь с девицей беседовал не матерый оперативник Слава Грязнов, легенда МУРа, а участковый валенок, чья перспектива — это скорая пенсия и загородный участок.
— Не ошиблись, — буркнула девица. — Вышел он за хлебом. У меня тут не убрано, так что вы во дворе посидите подождите.
— Отставить,— сказал я решительно, пресекая ее попытку закрыть дверь. — Мы подождем внутри, гражданка.
Она фыркнула, но впустила, из чего следовало, что она нас не обманывала, Кудинова дома не было, и мой порыв был лишним. Теперь Грязнов наблюдал за мной с улыбкой, потому что теперь был мой выход.
— Вы здесь прописаны? — спросил я, злясь на самого себя.
— Вам-то что за дело? — удивилась она. — Вы за мной пришли или за Борькой?
— Ни за кем мы не пришли, — вмешался Грязнов, снимая фуражку и вытирая пот платком. — Разговор у нас к Борису Михайловичу, и не более. Ваше присутствие, гражданка, смутить нас не может, но установление вашей симпатичной личности было бы не лишним.
Она нашла свою сумочку, достала удостоверение и подала Грязнову. Тот внимательно ознакомился и передал мне. Девица оказалась сотрудником того самого агентства «Стража», в котором работал и сам Кудинов.
— Нет вопросов, — буркнул я, возвращая ей удостоверение.
Послышался звук поворачиваемого в замке ключа, и вскоре в квартиру вошел крепкий высокий мужчина спортивного типа, вполне узнаваемый по имеющимся фотографиям как Борис Кудинов. Он не сразу нас обнаружил, а когда обнаружил, только удивился.
— В чем дело, ребята? — спросил он компанейски.
— Разговор, — сказал я. — Где бы нам уединиться?
— Дуйте в кабинет,— сказала коллега Кудинова.— Я прибрала.
Кабинет представлял собой маленькую комнатку с письменным столом, парой кресел и кушеткой. Висела здесь книжная полка, но там лежали лишь журналы.
— Слушаю вас, — сказал Кудинов, плюхаясь в кресло за столом. — Чем могу помочь? Я ведь сам бывший сыскарь.
— Нам это известно, — сказал я. — Мы как раз по этому поводу.
Раскручивать Кудинова следовало осторожно, не возбуждая подозрений, но он так охотно нам отвечал, так у него все было в порядке, что я по ходу допроса начал паниковать. Грязнов поспешил мне на выручку, подхватил разговор на доверительной ноте, потянул нить дальше. Но я уже понял, что Кудинов тут ни при чем. Я понял это, еще когда услышал, каким тоном проживающая здесь сотрудница направляла нас в кабинет. Кудинов был не тот человек.
— Конечно, я тоже долго долбился с этим убийством, — делился он своими переживаниями о деле Ратникова.— Когда Щербатого шлепнули, у меня уже тогда возникли подозрения. Но что мы могли? К тому же фээскашники наложили лапу на все материалы против Щербатого, а он у них в осведомителях числился. В общем, махнул я рукой и уехал. Жаль, конечно, Коляна, детей жаль, да и Нинку тоже, но мы же тоже не всемогущи.
Возвращались мы уже в другом настроении, и, хотя водитель настойчиво пытался вернуться к теме оплаты частных агентов, мы с Грязновым отмалчивались. Они завезли меня в прокуратуру, и Грязнов поднялся со мною в мой кабинет. Лаврик Гехт уехал чуть ли не в Норильск, и потому я распоряжался помещением единолично.
— Не кажется ли тебе, Саша, — сказал Грязнов, пока я включал в сеть мой электрический чайник, — что эта самая ФСК замелькала что-то слишком часто?
— Кажется, — сказал я.
— А не кажется ли тебе еще, что эта самая ФСК появляется прямо с краснодарских событий?
— Тоже кажется, — сказал я.
— Это дает новое направление поискам этих приятелей гражданина Щербатого, не так ли?— вкрадчиво сказал Слава.
— Подумай, о чем ты говоришь, — сказал я. — С какой нужды контрразведчики будут убивать детей Ратникова?
— Я не знаю,— сказал Грязнов,— но могу предположить. Они пошли бы на все, если бы в руках у Ратникова оказался какой-нибудь крутой компромат. .
18
Утром, договорившись о встрече по шестому варианту, Феликс Захарович уже к полудню проклинал свой собственный выбор. Небо было затянуто тучами, и с полудня начался затяжной моросящий дождь. Придя на место встречи, Феликс Захарович мок под зонтиком, не решаясь сесть на мокрую скамейку. Как только появилась Нина, он немедленно увел ее к ближайшему открытому кафе, где они заказали по чашке горячего кофе.
— Будет дело? — спросила Нина.
— А что? — усмехнувшись, вопросом на вопрос ответил Феликс.
Ему нравилась ее постоянная готовность к делу. Ему все в ней нравилось.
