Эндрю Йорк - Доминатор
— И все это происходило когда она была за мужем за Укубой?
— Из поклонения ему она устраивает грандиозное представление. Но в душе, мистер Уайльд, она презирает и его самого, и все его принципы.
— И за это ты ненавидишь ее? За свою погубленную невинность?
— Я любила ее, мистер Уайльд. Я отдавалась Фодио и Канему только, чтобы доставить ей удовольствие. Но я, наверно, была слишком способной ученицей. Я стремилась усвоить все, чему она желала научить меня. И поэтому она стала ревновать ко мне. А я научился ненавидеть ее. И все же я любила ее. И до сих пор люблю, мистер Уайльд. Но в то же время и ненавижу ее.
— И ты хочешь отомстить ей за себя?
Выражение лица Серены стало отсутствующим, как в те минуты, когда Инга издевалась над ней, распятой на кресте.
— Они вернулись.
Несколько секунд Уайльд ничего не слышал, а затем неподалеку громыхнул камень. Он приложил палец к губам, взял руку девушки и слегка прижал ее к земле. Она кивнула, неслышно отодвинулась, чтобы освободить ему проход, и стала на колени у края валуна. Он понял, что сейчас проходит своеобразное испытание: девушка, так много слышавшая о нем от Инги, и увидевшая так мало его в действии, была настроена скептически. Он стиснул правый кулак, разжал… Его рука повреждена…
Человек шел к обрыву со стороны пустыни, держа винтовку наперевес. Его лицо нельзя было разглядеть под шерстяным капюшоном, но и так было ясно, что это один из троих сыновей. Он двигался медленно и осторожно, хотя не медлил, так как его братья не стали бы действовать, пока он не займет позицию.
Подойдя к обрыву, туарег опустился на колени и заглянул вниз. Пальцы Серены впились в руку Уайльда. Но другие должны были все еще выжидать и наблюдать.
Человек поднял левую руку над головой, помахал и снова опустил. Уайльд сосчитал до десяти — глубина оврага была не менее пятидесяти ярдов — потом поднялся. Ему уже пришлось убить человека, будучи нагишом, но тогда он сам чуть не окоченел от холода. Теперь ему, казалось, грозила опасность сгореть: солнце с каждой минутой приближалось к зениту, лучи почти ощутимо били его по непокрытой голове. Он глубоко вдохнул пыльный воздух, быстро прошел по раскаленным камням и позволил своей тени упасть на руку человека.
Голова араба дернулась, он вскочил на ноги, одновременно поворачиваясь, но противник уже успел встать перед ним на краю обрыва. Уайльд непоколебимо установил ноги и выверенным движением швырнул все сто восемьдесят фунтов своего от бедер в плечо, а оттуда в правую руку. Раскрытая рука взлетела вверх, и весь вес Уайльда, сконцентрированный в это мгновение в ребре его ладони, врезался в основание черепа туарега.
Винтовка выскользнула из уже безжизненных пальцев и со звуком, показавшимся в тишине пустыни оглушительным грохотом, упала на камни. Ноги араба подогнулись, и он вслед за своим оружием рухнул на землю. Уайльд уже успел пасть на колени и, не обращая внимания на резкую боль в руке, взять ружье и положить палец на спусковой крючок. С обрыва он видел оставшихся двоих молодых арабов. Те еще не узнали, что случилось с их помощником, так как ползком подбирались к молчаливым сверткам материи. Как и предсказывала Серена, они, видимо, полагались на ножи, так как винтовки были у обоих за спиной. Он скорее почувствовал чем увидел девушку около себя и понял, что она обыскивает одежду мертвеца. Она двигалась совершенно беззвучно.
Первый из арабов добрался до одежды Уайльда, взметнулся всем корпусом вверх, подобно атакующей змее, и его нож сверкнул в солнечном свете, залившем к этому времени дно ущелья. Уайльд встал.
— Брось эту штуку, — сказал он. По опыту он знал, что человек поразительно быстро усваивает чужие языки, когда у того, кто к нему обращается, в руках оружие.
Но араб уже вонзил нож в хайк Уайльда; раз, другой. Второй удар был рефлекторным, он уже понял, что его обманули. Он повернулся, срывая с плеча винтовку, но Уайльд нажал на спуск, и на зеленом одеянии расплылось темно-красное пятно.
Второй из арабов выстрелил; пуля проскулила в утреннем воздухе. Уайльд снова нажал на спусковой крючок. На сей раз выстрела не последовало; он понял, что его оружие наверно ни разу в жизни не знало смазки, рухнул на землю и попытался передернуть затвор.
— Ложись, — рявкнул он на Серену.
Но она осталась на ногах, золотисто-коричневая фурия с черными, как полночь, волосами, которые чуть шевелил нежный ветерок. Она тремя пальцами держала длинный нож, который сняла с пояса убитого. Когда последний из нападавших направил на нее ружье, она звонко, ликующе расхохоталась и сделала хлесткое движение правой рукой.
Уайльду пришло в голову, что смотреть вниз, чтобы убедиться в точности ее броска, было столь же бессмысленно, как и представлять себе ее в квартире в Челси: ведь ее как-никак обучала Инга.
8
Серена глянула вниз.
— Умирает! — радостно воскликнула она. — А второй уже мертв. И этот тоже. Это было великолепно.
— Разве ты не веришь ни в один из принципов своего прадеда? — спросил Уайльд.
— Фула всегда были воинственным народом, мистер Уайльд. Чтобы некогда обратить нас в завоевателей, не понадобился пророк. Мир Укубы недостижим, сколько о нем не мечтай. Это всего лишь греза, которая привязывает к нему наиболее легковерных из Последователей.
— Ну, вот, теперь она рассказывает мне об этом. Лучше скажи, что нам следует сделать с последним из этих типов.
— Он слышал выстрелы, и уверен, что вы мертвы. Сейчас он должен уже идти сюда.
Уайльду наконец удалось сдвинуть заклинивший затвор.
— Не думаю, чтобы они слишком уж заботились о своем оружии, — проворчал он
— Мистер Уайльд, в пустыне нельзя смазывать оружие жирной смазкой. К ней сразу же прилипнет песок, и ружье станет бесполезной тяжестью. Да вам и не нужна винтовка. Этот человек… — она пнула труп ногой, — не могу даже представить себе, каким образом он умер. Инга говорила мне, что вы так умеете, но я тогда не поверила. Расскажите, мистер Уайльд, как вы убили его?
Уайльд собрал в руку ее рассыпающиеся черные волосы, приподнял и поцеловал пушистую ямку ниже затылка.
— Вот тут находится такая штука, продолговатый мозг. Он управляет дыханием, работой сердца, вообще всеми автоматическими функциями тела и, конечно, хорошо защищен толстым слоем ткани, которая называется затылочный бугор. Но если достаточно сильно и под нужным углом ударить кого-нибудь в нужное место, то можно вогнать эту защитную ткань в самое тело мозга. Вот и все.
— Замолчите. Быстро. Вы должны научить меня этому удару.
— Лучше кидайся ножами, моя радость. Ударить нужно очень сильно. А что, наш друг уже идет?
Серена вгляделась в овраг.
— Это отец.
Уайльд встал во весь рост и приложил винтовку к плечу.
— Стой!
Старик остановился и, подняв голову, посмотрел на скалы.
— Скажи ему, чтобы он снял винтовку и бросил ее за спину.
Серена громко крикнула что-то по-арабски, и старик повиновался.
— Теперь скажи: ты умеешь обращаться с этими вещами?
Девушка кивнула.
— Отец научил меня. Я уже говорила, что, когда я была маленькой, он каждый год на три месяца брал меня в пустыню, так, чтобы я могла освоить навыки своего народа. Он верил в учение Укубы, но всегда говорил, что мы должны быть готовы ко всяким случайностям.
— Никто не может сравниться с отцом, потакающим своим детям. А теперь иди вниз, подбери винтовки и держи старика на прицеле, пока я не спущусь. Да прикройся чем-нибудь.
Серена рассмеялась, затем, наклонившись, сбросила мертвеца со скалы, проводила тело взглядом, пока оно не ударилось о землю у самых ног отца, а затем легко, как цирковой акробат, соскользнула вниз по отвесной скале. Уайльд подождал, пока она не оказалась внизу и взяла одно из ружей, а затем еще раз проверил затвор винтовки и пошел вниз по склону. Яростный солнечный свет тяжело давил на его непокрытую голову, камни больно впивались в босые ноги. В ложбине за холмом наткнулся на связанных вместе верблюдов. Перед ними сидели на корточки две женщины; их запястья были связаны за спиной и привязаны к вбитой в землю палке, так, что они не могли даже выпрямиться. Они с тревогой, к которой примешивалась, как показалось Уайльду, доля удовольствия, уставились на совершенно голого и грязного белого человека, а затем синхронным движением скинули капюшоны. Одна из них была туббу, кругленькая, с пухлыми губами, а вторая — негритянка, высокая как мужчина, темнокожая и с презрительным взглядом. Обе были молоды и вполне хороши собой.
Не выпуская из рук винтовки, Уайльд отвязал их и махнул рукой в сторону оврага
— Пойдем.
Они, поколебавшись лишь мгновение, пошли за ним, оставив верблюдов фыркать и плеваться друг в друга. Серена, успевшая накинуть свой хайк, сидела, скрестив ноги, и чистила песком окровавленный нож. Винтовка лежала у нее на коленях. Старик стоял перед нею в нескольких шагах, заложив руки за голову, и не сводил глаз с тел сыновей.
