Ллойд Биггл-младший - Шерлок Холмс и уэльские тайны
Больше я здесь никого не знал, а Эмерик Тромблей не счёл нужным представить ни меня, ни Мадрина своим гостям. Все валлийцы, включая меня, Мадрина и Веллинга, держались в стороне от остальных, то ли потому, что презирали английских выскочек, захвативших власть в их родной стране, то ли потому, что эти выскочки поставили дело так, чтобы валлийцы знали своё место.
Всё это мне было не внове. Я рано потерял отца, узнал изнурительный труд, зарабатывая на жизнь себе и больной матери. Мне был запрещён вход в общество богатых людей. И даже теперь, когда я стал ассистентом Шерлока Холмса, эти люди всего лишь терпели меня, поскольку я бывал им иногда нужен.
Я взглянул на Веллинга, который в общем-то ничем от меня не отличался: он тоже был наёмным работником, услуги которого принимались и оплачивались, хотя, возможно, и не так щедро, как ему бы хотелось. Он с интересом рассматривал людей из другого лагеря, и на его губах играла чуть заметная ироническая улыбка.
Острее всего состояние отверженности переживал, конечно, Мадрин, валлийский поэт. Он знал, что английская аудитория смотрит на него свысока, причём независимо от того, принимает ли он от английского патрона вознаграждение за свои стихи или нет.
— Ну как ваши успехи в валлийском? — спросил меня подошедший Веллинг.
— Cadair ydy hwn — это кресло, — проговорил я, вспомнив урок, который дали мне Меган и Гвенда, — но я пока не знаю, как сказать: «Позвольте мне сесть».
Веллинг весело рассмеялся.
— Есть валлийская пословица: «Dyfal done а dyrry garreg». Она означает: «Долби камень, и он расколется».
— Буду долбить. Но у меня сложилось впечатление, что в валлийском языке много слов, которые просто невозможно выговорить.
Он опять рассмеялся и подвёл меня к книжным полкам. Достав небольшой томик, он открыл его, и я прочитал на титульном листе: Джон Торбек «Записки и воспоминания о путешествиях по Уэльсу». Книга была издана в Лондоне в 1749 году. Веллинг стал перелистывать страницы и, найдя нужное место, начал читать:
— «В валлийском языке прежде всего поражает его чистота, неиспорченность никакими диалектами. Латынь была исковеркана вандалами и прочими варварами, но этот язык остался абсолютно нетронутым. Однако с нагромождением в нём согласных дано справиться не каждому. Один из моих знакомых попытался произнести одно многосложное валлийское слово и чуть не задохнулся; нам пришлось похлопать его по спине и тем буквально спасти ему жизнь. И всё-таки необходимо признать, что это истинно британский язык, который развился на несколько столетий раньше грубого языка, называемого ныне английским».
Он захлопнул книгу, поставил её на полку и, посмотрев на Холмса, осведомился:
— Кто этот джентльмен рядом со священником?
— Его старый друг. Забыл, как его имя, — что-то связанное с дубинкой.
— Батт, — пришёл мне на помощь Мадрин. — Его прадед делал дубинки.
— Вспомнил, — сказал я. — Его зовут Хаггарт Батт. Он барышник, торгует лошадьми.
— Очень странно, что у священника такой друг, — заметил Веллинг.
— Они, кажется, учились вместе, — объяснил я. — Он довольно хорошо воспитан и, как я слышал, великолепно играет в шахматы.
— Всё понятно! — воскликнул Веллинг. — Всякий, кто играет в шахматы, становится другом священника. И всё же странно, что хорошо воспитанный человек барышничает на ярмарках. Пойду побеседую с ним. Попробую продать ему лошадь.
— Говорят, он такой ловкий торговец, что не успеете вы оглянуться, как он уже уговорит вас самого купить у него лошадь, — попытался я создать рекламу Холмсу.
К нашей группе присоединились братья Роберте, двое музыкантов из известной семьи арфистов, проживающей в Ньютауне. Они даже выступали перед королевой Викторией и уже были приглашены играть и петь перед королём Эдуардом и королевой Александрой во время их предстоящего визита в Уэльс. Они называли себя королевскими валлийскими арфистами. На Мадрина братья Роберте посматривали свысока, потому что он читал свои стихи без аккомпанемента.
Их выступление было действительно великолепно. Мне даже пришла в голову мысль научиться играть на валлийской арфе и аккомпанировать Холмсу, когда он станет играть на скрипке. Но я тотчас же выбросил эту мысль из головы, потому что представил себе реакцию Холмса. Я прошептал Мадрину на ухо, что восхищён игрой арфистов.
— В одной из валлийских триад говорится, — прошептал он в ответ, — что мужчине необходимы три вещи: верная жена, удобное мягкое кресло и хорошо настроенная арфа.
— Я никогда не слышал о триадах. Что это такое?
— Это высказывания по самым разным поводам: по истории, мифологии, литературе и так далее. Они всегда состоят из трёх утверждений.
— Вспомнил. У Борроу приводится триада о хорошей жене.
— Она верна, скромна и послушна. Она быстро работает, быстро всё замечает и быстро соображает. Она красива, имеет приятные манеры и невинное сердце. Она любит своего мужа, любит мир в семье и любит Бога. Этих триад множество.
Наконец наступил черёд Мадрина. Он продекламировал свои стихи с большим чувством. Реакция Эмерика Тромблея оказалась неожиданной — по крайней мере для меня: он прослезился. Вытерев платком глаза, он попросил Мадрина прочесть стихи ещё раз.
Потом позвали ужинать. Всех валлийцев, включая и королевских арфистов, разместили за отдельным столом. Здесь же сидели несколько слуг.
После ужина Веллинг и Хаггарт Батт куда-то исчезли вместе. Вскоре Веллинг вернулся.
— Этот Батт заядлый лошадник, — широко улыбнулся он.
— Ну, вы продали ему лошадь?
— Он только взглянул на неё и поднял меня на смех. Я, наверное, сам куплю у него лошадь. И всё же в нём есть что-то необычное, — закончил Уэйн Веллинг.
Остаток времени мы провели, наблюдая за гостями мистера Тромблея, которые весело беседовали между собой, не замечая нас. Я попросил Мадрина дать характеристики тем из гостей, кого он знает.
Среди них выделялся шестипудовый толстяк, на костюм которого, наверное, пошло неимоверное количество ткани. У него были похожие на сардельки пальцы, сальные седые волосы, а ходил он, переваливаясь из стороны в сторону. Его звали Седрик Ходсон. Мадрин полагал, что он способен на любую мерзость. Я возразил ему, что лишь на такую, которая не требует быстрых движений.
— Впрочем, он мог бы быть хорошим организатором, — предположил я.
Следующим лицом, которое привлекло моё внимание, оказался Лэнгдон Эллуорд — полная противоположность Ходсону. Он был высокий, тощий и напряжённый, как сжатая пружина. Он имел свору гончих, и благодаря ему в Уэльсе среди английских лендлордов стала популярной охота на лис. Он был непоседлив, горяч, и я мысленно вычеркнул его из числа тех, кто мог стоять во главе заговора.
Около дам увивались два джентльмена: Нолан Айвет, представительный седой господин лет за пятьдесят, и Джордж Массет, молоденький красавчик, оказывавший явное предпочтение юным девицам. Я был уверен, что эти двое к заговору не имеют никакого отношения.
Возле Эмерика Тромблея собралась группа из четырёх человек: Эрнест Ламбард, Кит Брейд, Рандольф Барг и Генри Армстед. Лица у всех были очень серьёзные — очевидно, обсуждались какие-то важные дела. К сожалению, я не мог приблизиться и послушать, о чём речь. Вся надежда была на то, что мистер Батт, который время от времени присоединялся к этому тесному кружку, сумеет извлечь полезную информацию из их разговоров.
«С точки зрения расследования этот вечер не дал ничего, — думал я. — Что же касается слёз Эмерика Тромблея, они могли быть вполне искренними — насколько бывает искренна игра хорошего актёра».
Когда нам подвели лошадей, Шерлок Холмс тихо заметил мне:
— Занятная коллекция потенциальных злодеев собралась на этом вечере, не правда ли, Портер? Не показался вам кто-нибудь из них подозрительным?
— Нет, сэр, — отвечал я. — Я не могу вообразить, почему кому-либо могло понадобиться убивать Глина Хьюса.
— Когда вы найдёте ответ на этот вопрос, наше расследование можно будет считать законченным, — проговорил Холмс серьёзно.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Мы вернулись домой после полуночи. Там нас уже несколько часов дожидался Чарльз Эванс — человек, ферма которого соседствовала с фермой Джека Парри. Он пришёл сообщить, что Рис Парри и Олбан Гриффитс уезжают в понедельник в Аберистуит, а затем собираются предпринять поездку по Уэльсу. Больше ему ничего не удалось узнать от Джека Парри. Я горячо поблагодарил Эванса за старания, но тот только пожал плечами. Я прекрасно понимал его: он был готов сделать что угодно, лишь бы помочь найти убийц своего друга.
Мы решили с Мадрином ехать завтра утром, чтобы уже быть на месте, когда они приедут в Аберистуит в понедельник, и начать за ними слежку. Мы не могли ехать с этой парочкой в одном поезде, — они легко бы нас заметили.
