Полина Дашкова - Продажные твари
— Папу взяли, — тихо сказала она по-абхазски, набрав номер, — он дал деньги милиционеру, тощему, пучеглазому, сунул в меню, в конверте. Он просил передать: надо убить журналиста. Это журналист навел. — И девочка захлопнула крышку телефона.
* * *— Старший следователь Федеральной службы безопасности майор Краснов, — представился Головне приятный человек средних лет, — садитесь, Анатолий Леонидович. — Он указал на стул.
Головня послушно сел. Из-за усиливающейся лихорадки он видел все как в тумане, однако успел заметить, что его привезли в здание областного ФСБ.
— За что меня арестовали? — спросил он сквозь одышку.
— Вас пока только задержали, — уточнил Краснов, — вы подозреваетесь в пособничестве опасным преступникам, террористам, находящимся в розыске. Я вижу, вы себя плохо чувствуете. Сейчас вы ответите на несколько вопросов, затем вас отведут в камеру, там вас осмотрит врач.
— Я не могу отвечать на вопросы, — простонал Головня, — мне плохо. Вызовите врача прямо сейчас!
Болели одновременно голова и сердце. Такое с ним случилось впервые. Боль раздирала все тело, он задыхался. Посмотрев на него внимательно, следователь кивнул и спокойно произнес:
— Хорошо, Анатолий Леонидович, я вызову врача прямо сейчас. — Он поднял телефонную трубку.
Через несколько минут в кабинет вошел пожилой человек в белом халате. Приложив фонендоскоп к мокрой от пота груди Головни, он сказал несколько слов следователю, разобрать которые Головня уже не мог.
— Я умираю! — прохрипел он еле слышно. — Сделайте что-нибудь, я умираю!
Его била крупная дрожь. Ему и правда казалось, что он умирает. Бешеный панический стук сердца отдавался в ушах грохотом, голова раскалывалась от этого грохота.
— Что это? Сердечный приступ? Почему он так дрожит? — спросил тревожно следователь.
— Страшная тахикардия, сто пятьдесят в минуту, — сообщил врач, — честно говоря, я не совсем понимаю, но нужны срочные меры.
— Щитовидка! — произнес Головня из последних сил.
Он уже ничего не слышал. Грохот сердца сливался в монотонный оглушительный гул, будто у него в голове работал двигатель взлетающего самолета. А перед глазами стоял длинный сужающийся черный туннель — совершенно черный, без всякого света в конце.
Жена Надежда имела целую библиотеку мистической литературы, она увлекалась йогой, черной магией и прочей ерундой. Она изучала все это, чтобы портить карму любовницам мужа и насылать на них порчу. Сам Головня иногда от нечего делать почитывал кое-что. Про туннель он читал. Но в конце должен быть свет. Почему же так темно?
— Тиротоксический криз! — догадался доктор, услышав слово «щитовидка». — Боюсь, дело плохо. Срочно нужен кислород, капельница с глюкозой.
— Его нельзя класть в лазарет, — возразил следователь, — его надо постоянно держать под контролем, обеспечить надежную охрану.
— Вы смеетесь? Куда он убежит в таком состоянии?
— Не убежит. Убьют, — мрачно сообщил следователь.
Следователь Краснов приехал из Москвы. А врач — местный, из тюремного лазарета. Знакомы они не были.
— Ну а так он сам умрет. Прямо сейчас, — жестко сказал врач, — из криза его можно вывести только в условиях стационара. То, что я могу сделать здесь, даст временный и ненадежный эффект. Потом он должен находиться под постоянным наблюдением, в реанимации. Вы же можете обеспечить дополнительную охрану в лазарете.
В крошечной, без окон, палате лазарета Головню вывели из комы. Охрана была надежной, персонал — проверенный-перепроверенный. Никто посторонний сюда проникнуть не мог.
Часов в пять утра у палаты появилась молоденькая медсестра.
— Ребята, укольчик нужно сделать, — сообщила она, сладко зевнув, — ой, не могу, спать хочу, умираю. И шприцы, и необходимые препараты лежали в специальном шкафчике, внутри охраняемой палаты. У сестры не было ничего — ни в руках, ни в карманах. На глазах у двух охранников она распечатала одноразовый шприц, надломила ампулу, которую достала из только что раскрытой упаковки, сделала внутривенное вливание.
— Все, — зевнула она еще слаще, вытаскивая иглу из вены спящего Головни, — теперь можно завалиться спать часика на полтора с чистой совестью.
Через два часа Головня умер, не приходя в сознание. Врач, вызванный охранниками, констатировал, что смерть наступила в результате второй волны тиротоксического криза.
Глава 13
На закрытом пляже за домом доктора было мало народу. Человек пять отдыхающих из соседнего пансионата играли в карты на сдвинутых лежаках, двое маленьких детей возились с галькой у самой кромки моря, их родители дремали тут же, лежа на полотенцах. Солнце уже не жгло, медленно сползало к горизонту, к розовато-серебристому длинному облаку у западной кромки моря. Начинался ленивый, безветренный вечер.
— Ты отлично плаваешь, — сказал Вадим, когда они вышли из моря.
— Ты тоже, — улыбнулась Маша, откидывая мокрые волосы со лба.
Толстая дама в купальнике-бикини отделилась от группы картежников и направилась к ним, сжимая в губах длинную коричневую сигарету и окидывая высокую широкоплечую фигуру доктора откровенным многозначительным взглядом. Вадим в это время растирал Машу большим полотенцем.
— Простите, у вас огонька не найдется? — Дама кокетливо тряхнула черно-белыми пергидрольными кудряшками.
— Пожалуйста. — Доктор достал зажигалку из кармана валявшихся на лежаке джинсов и дал даме прикурить.
— Спасибо, — обворожительно улыбнулась дама и выпустила дым из ноздрей, — у нас у всех газ кончился.
Возвращаться к своей карточной компании она явно не спешила.
— Вы так молоды, а уже такая взрослая дочь. — Она надменно и равнодушно взглянула на завернутую в полотенце Машу.
— Я не так уж молод, — Вадим любезно улыбнулся даме, — а это не дочь. Это моя жена.
Тонкие, выщипанные в ниточку брови дамы медленно поползли вверх.
— Ах, извините! — Она обиженно повела полными плечами и тут же удалилась.
Маша, уткнувшись доктору в грудь, тихо засмеялась.
— Ну и личико стало у этой милой леди! Представляешь, если бы я и правда являлась твоей женой…
— Кстати, неплохая идея, — он обнял Машу за плечи, — очень неплохая идея. Мы с тобой это обдумаем, ладно?
— Почему ты не женат? Только, пожалуйста, ответь серьезно.
— Жена ушла от меня десять лет назад.
— А почему потом не женился?
— Как я мог жениться на женщине, которую встретил только сейчас? Мне пришлось дождаться, когда станешь совершеннолетней, приедешь одна в этот город, потом попытаешься уехать отсюда на товарняке.
— Вадим, перестань, пожалуйста.
— Малыш, я не шучу. — Его глаза смотрели серьезно.
— А дети есть у тебя?
— Сын. Двадцать пять лет. Зовут Сережа, живет в Квебеке. Женился на канадке украинского происхождения.
— Значит, ты совершенно один?
— Теперь уже нет. Теперь я с тобой. И нам пора ужинать.
Метрдотель небольшого приморского ресторана «Парадиз» поздоровался с доктором за руку и, проводив Машу долгим оценивающим взглядом, подумал:
«В советское время такие тощие цыплята стоили два двадцать в кулинарии».
Доктор часто наведывался в этот ресторан, но ни разу еще не приходил сюда с женщиной. Официанты поглядывали с любопытством. Роскошная блондинка Ларочка в синем форменном платье без рукавов склонилась над столиком, обдавая запахом духов «Криатюр» и щедро демонстрируя мощную грудь в глубоком декольте, пропела:
— Добрый вечер, Вадим Николаевич! Сегодня очень свежая форель.
— Машенька, ты будешь форель? — спросил доктор.
— Да.
— Выпьешь что-нибудь?
— Белое мартини, совсем немножко. Когда официантка отошла, надменно покачивая бедрами, Маша спросила:
— Ты здесь часто бываешь?
— Да. Здесь спокойно. Народу мало, нет этой жуткой грохочущей музыки, кормят неплохо.
Через несколько минут подошел метрдотель и, наклонившись к уху доктора, прошептал:
— Вадим Николаевич, вас к телефону.
Доктор специально оставил дома свой сотовый телефон, будто чувствовал — не дадут ему спокойно провести вечер. Слишком уж все складывалось хорошо. Но достали и здесь.
— У него кровит шов, — услышал он тяжелый бас фельдшера из горного госпиталя, — ты можешь приехать прямо сейчас?
— Температура?
— Нормальная.
— Ты сам-то смотрел? Не может у него кровить шов. Опять небось паникует, как с гранатовым соком?
— Ты должен приехать, — мрачно ответил фельдшер, — мне он посмотреть не дает, требует тебя.
— Хорошо, — вздохнул доктор и повесил трубку. Курившая у стола, на котором стоял телефон, официантка Ларочка загасила сигарету и томно произнесла:
— Вадим Николаевич, горячее подавать? Ваша форель уже готова.
