Бернхард Шлинк - Прощание Зельба
Об этом я спросил ее за завтраком, и она ответила так быстро, что сразу стало понятно: она сама думала об этом ночью.
— Лучше было бы не делать этого под покровом ночи. В конце рабочего дня следовало бы открыть отмычкой кухонную дверь и сидеть там в кладовке, пока все не уйдут. Тогда банк остался бы в полном твоем распоряжении. Трудность не в том, как залезть, а в том, как потом выбраться. Вообще-то, лучше всего снова спрятаться к семи часам утра, когда приходят уборщицы, и подождать, пока банк откроется и можно будет смешаться с клиентами. Но кладовка для этого не годится, там хранятся швабры и ведра; в туалете, в копировальной, за перегородками и под столами уборщицы моют, а в помещения, где клиенты абонируют ячейки, и в зал с сейфом попасть невозможно.
— А как в банк попадают уборщицы?
— У них есть ключ от черного хода.
— А нельзя ли, когда они откроют, проскочить мимо них?
Она задумалась. На завтрак были яйца с жареным салом и картошкой, бутерброды с джемом и кофе. Она ела так, будто голодала несколько лет и теперь решила питаться про запас. Когда я капитулировал, отказавшись съесть второе яйцо, она опустошила и мою тарелку.
— Завтрак съешь сам, обед раздели с другом, а ужин отдай врагу! Уборщицы перепугаются и вызовут полицию… Ну и что? — заметила он и куском хлеба собрала с тарелок остатки.
— Продолжим гипотетические рассуждения?
Она засмеялась.
— Это же никому не повредит, верно?
— Если бы некто попал в банк, сел за компьютер и не смог разобраться в программах и файлах, но у него был бы сотовый, и он мог бы позвонить кому-то, кто в этом разбирается, то, наверное…
Она опять засмеялась. От смеха у нее затрясся живот, она схватилась за стол, как будто боялась свалиться со стула.
Я подождал, пока она успокоится.
— Фрау Собода, не могли бы вы на своем компьютере показать мне, что я должен сделать сегодня ночью? И не могли бы вы помочь мне сегодня ночью, если я сам не разберусь и позвоню вам по сотовому? Знаю, шансов что-то обнаружить у меня не много, но мне не будет покоя, если я не попытаюсь это сделать.
Она посмотрела на часы:
— Осталось шесть часов. У вас есть сотовый?
Я спросил, где находится соответствующий магазин, и купил телефон. Когда я вернулся, фрау Собода села со мной за компьютер. Показывала, объясняла, я задавал вопросы и тренировался. Включить. Ввести пароль. Какое слово может быть паролем? Как попасть из рабочей системы в протокол-файл? Как запросить в рабочей системе информацию по состоянию счетов и по изменениям, отмеченным в протокол-файле? Как пройти в систему отмывания денег? Как по телефону рассказать, что происходит на экране? К трем часам я совсем запутался.
— У вас есть пара часов, чтобы еще раз проработать всю схему. Новый шеф допоздна засиживается на работе, так что до восьми я бы вылезать из кладовки не стала.
Она объяснила, как прошмыгнуть на кухню.
— Удачи!
Я припарковался на боковой улочке и вошел в Сорбский кооперативный. Через общий зал, мимо кассы, в короткий коридор, который ведет к черному ходу и в начале которого расположены туалет и кухня, — это трудности не представляло. Пока я медленно шел по заполненному посетителями залу, никто не обращал на меня внимания, в коридоре я быстро открыл отмычкой дверь на кухню и закрыл ее за собой.
Кладовка оказалась набитой до отказа, мне пришлось осторожно переставлять метлы и перекладывать щетки, тряпки, ведра и чистящие средства, пока не освободилось немного места. Было очень неудобно. Я стоял по стойке смирно, в спину упирался ящик, ноги плотно сдвинуты, руки по швам. Сильно пахло чистящими средствами, не свежим лимоном, а смесью ядрового мыла, нашатырного спирта и гнилых фруктов. Сначала я приоткрыл дверцу, подумав, что вовремя услышу, если кто-то войдет. Но потом пришел человек, а я заметил его, только когда он уже стоял посреди кухни, и если бы он посмотрел в мою сторону, песенка моя была бы спета. Так что дверцу пришлось закрыть. Когда в четыре часа прием клиентов подошел к концу, кухня наполнилась людьми. Сотрудники, весь день просидевшие за окошечками и теперь вынужденные оформлять бумаги, устроили себе перерыв. Я слышал шипение и бульканье кофе-машины, звон чашек и ложек, разговоры о посетителях и сплетни про коллег. Мне было не очень уютно в моем укрытии. Зато время пролетело быстро.
А вообще-то, оно едва тащилось. Сначала я повторял все, что успел узнать о компьютерах. Но вскоре уже не мог думать ни о чем, кроме того, как бы еще переставить ноги хотя бы на сантиметр, как поменять положение рук, чтобы они меньше ныли. Я проникся уважением к солдатам, которые стоят в карауле у Букингемского или Елисейского дворцов, и дошел до того, что позавидовал их просторным будкам. Иногда до меня доносился какой-то шум. Но я не знал, находится его источник в зале или на улице, задвинул ли кто-то стул, или на улице столкнулись две машины, или это со строительных лесов упала доска. Большей частью я не слышал ничего, кроме шума крови в ушах и тихого тонкого посвистывания, которое не проникало извне, а жило где-то внутри меня. Я решил, что в восемь часов вылезу из шкафа, открою дверь и послушаю, что делается в зале.
Но без четверти восемь все закончилось. Снова раздался шум. Пока я спрашивал себя, откуда он идет и что означает, дверь кухни с треском распахнулась. На мгновение все стихло. Вошедший остановился, он, видимо, обвел взглядом посудомоечную машину, плиту, холодильник, стол и стулья, подвесной шкафчик над посудомоечной машиной и кладовку рядом с плитой. Потом сделал несколько энергичных шагов в мою сторону и рывком распахнул дверь.
5
В темном костюме с жилетом
Свет ослепил меня, я видел только, что передо мной стоит какой-то человек. Я зажмурился, открыл глаза и заморгал. И тут я его узнал. Передо мной стоял Ульбрих.
Карл-Хайнц Ульбрих в темном костюме с жилетом и красным галстуком и в очках с серебряной оправой, через них он устремил на меня взгляд, который в его представлении должен казаться решительным и грозным.
— Господин Зельб…
Я засмеялся. Я смеялся потому, что спало напряжение последней минуты и напряжение от долгого стояния в неудобной позе. Я смеялся над костюмом Ульбриха и над его взглядом. Я смеялся над тем, что меня застукали в кладовке, как будто я любовник кооперативного банка, а Ульбрих — его ревнивый супруг.
— Господин Зельб…
Голос его не звучал ни решительно, ни грозно. Как я мог забыть, какой этот Ульбрих обидчивый малый! Я попытался досмеяться так, чтобы в последних смешках он почувствовал, будто мы смеемся вместе, а не я смеюсь над ним. Но было уже поздно: он на меня обиделся.
— Господин Зельб, скоро вам будет не до смеха! Вы же проникли сюда противозаконно.
Я кивнул:
— Да, господин Ульбрих. Точно. Как вы меня нашли?
— Увидел вашу машину на соседней улице. Где же вас было искать, как не у нас?
— Это же надо такому случиться, чтобы в Котбусе кто-то узнал мою машину! Наверное, я должен был догадаться, что Велькер назначит вас сюда новым начальником.
— Вы намекаете… вы намекаете, что я… Господин Зельб, ваши намеки на то, что я шантажировал господина директора Велькера, — это гнусность, против которой я выражаю решительный протест по всей форме. Господин директор Велькер понял то, чего не поняли вы, и с радостью воспользовался моими услугами. Понимаете? С радостью!
Я начал вылезать из кладовки, и мои онемевшие ноги распихивали чистящие средства, ведра, тряпки, щетки, метлы. Ульбрих смотрел на меня с укором. Почему, когда я общаюсь с ним, меня раньше или позже начинает мучить совесть? Я ведь ему не отец. Я по определению не мог быть ему плохим отцом. Я ему не дядя, не кузен, не брат.
— Понимаю. Вы его не шантажируете. Он рад, что вы на него работаете. А сейчас я бы хотел уйти.
— Вы же противозаконно…
— Об этом мы уже успели поговорить. Велькер не захочет скандалов у себя в банке. Я и полиция — это был бы скандал. Полагаю, он даже не захочет знать, что я провел пару часов в его банке в непосредственной близости от метелок и ведер. Просто забудьте о противозаконном проникновении. Забудьте про него и выпустите меня.
Он отрицательно покачал головой, но тем не менее повернулся и вышел из кухни. Я последовал за ним к черному ходу. Он отпер дверь и выпустил меня за порог. Я посмотрел налево, направо и услышал, как за моей спиной щелкнул замок и дважды повернулся ключ.
Боковая улица была пуста. Я хотел выехать к старому рынку, но перепутал направление и выехал на незнакомую широкую улицу. Здесь тоже не было ни души. Вечер выдался теплый, как раз для прогулки, для посиделок на улице, для легких разговоров за бокалом вина или кружкой пива, для флирта и пустой болтовни, но похоже, жители Котбуса не большие поклонники подобного времяпрепровождения. За углом я обнаружил турецкую забегаловку, перед которой на тротуаре стояли стол и два стула, заказал пиво с турецкими голубцами и сел.
