Сергей Высоцкий - Выстрел в Орлиной Гриве
- Николай Ильич почему из деревни уехал?
- Нужда заставила. Не по своей воле. Связался с какой-то бабой. С города на сенокос ее прислали. Молодая. Пустил Коля денежки колхозные на гулянку. Мало ему своих зайцовских баб. Ведь какие бабы вдовыми остались! Ну а как отсидел - носа не кажет. Видать, совесть осталась. Нонесь я в поезде с ним встренулась. Поколотила его жисть, поколотила, - с сочувствием сказала нянечка. - Еле признала я Колю Зотова.
"Уж не имела ли ты сама, Полина Степановна, виды на Николая Ильича? мелькнула мысль у Корнилова. - Больно жалеешь его. - Но тут же отогнал ее, взглянув на доброе лицо женщины. - Такая для любого хорошие слова найдет, любого пожалеет".
- Полина Степановна, а как вы думаете, если бы Зотов с сыном сейчас встретился да поссорились они снова, мог бы Николай Ильич, ну, к примеру, выстрелить в Тельмана?
- Ну что ты, хороший человек! Зотов, он на такое зло неспособный. Она покачала головой: - Нет, неспособный он на это...
Он попросил Аверьянову рассказать, как найти Алексея Маричева. Полина Степановна вызвалась показать ему дорогу.
- До переменки еще успею, - сказала, взглянув на часы.
Корнилов чувствовал, что ей очень хочется узнать, отчего это он все выспрашивал про Зотова, но спросить, видать, стеснялась. "Судя по всему, в деревне еще не знают о его смерти", - подумал он.
19
Машину пришлось оставить в деревне: к домику путевого обходчика вела лишь узенькая тропинка - двоим не разминуться. Полина Степановна вывела Корнилова на деревенские задворки, к длинному, под черепичной крышей зданию скотного двора.
- По этой вот тропке пойдете, не заблудитесь. Как раз к чугунке приведет, к Лехиному домику. Это он и протоптал. В лавку часто бегает.
Поблагодарив Полину Степановну, Корнилов пошел по тропе, петлявшей среди стылых кустов по краю глубокого оврага. Потом кончились и кусты и овраг, и тропинка пошла по полю. Корнилов увидел маленький, желтого цвета домик путевого обходчика. Слева от тропы у большого стога стояла лошадь, запряженная в сани. Две женщины укладывали на воз сено.
Спокойный, тихий день, безмолвные поля, какая-то умиротворенность, словно пропитавшая морозный возг дух, вдруг напомнили ему детство. Светлые и наивные мечты о будущем. Неужели эти мечты ни у кого так и не сбываются? На всю жизнь остаются лишь несбывшимися мечтами, придающими минутам воспоминаний легкий привкус горечи? Неужели никогда уже не ощутить вновь того, что было? Того, что когда-то уже пережил в детстве?
Вот этот снег... Корнилов смотрел на белые поля, на одиноко торчавшие среди снегов стожары и чувствовал, как холодок начинает проникать под одежду. Всюду холодный колючий снег. И только. А Корнилова временами беспокоило непонятное, тревожное чувство - нестерпимо хотелось вновь пережить одно, пожалуй, самое яркое, детское ощущение: только что выпал на теплую еще землю парной снег. Мать везет его на санках, и он, лежа на животе, смотрит на этот снег, такой свежий, такой белый, и земля, проступающая кое-где, кажется теплой и чистой. И пахнет чем-то свежий снег, и земля пахнет. А чем пахнет, Корнилову сейчас не вспомнить. И это самое мучительное. Кажется, что все такое же, как и в детстве: и земля, и снег, и погода. А сладостное чувство, тогда испытанное, вновь не приходит. Оно неуловимо, Корнилову часто снится этот сон из детства. Он просыпается с радостным ощущением - ну вот теперь-то, вот сейчас он поймет, почувствует и запах снега, и запах земли. Но это не возвращается.
"С годами мы не только приобретаем, - думал Корнилов, - но и утрачиваем многое. Приобретаем опыт, знания, характер. Утрачиваем что-то тоже очень важное, утрачиваем особое, не детское, нет, свежее восприятие мира. Между "было" и "есть" такая лежит граница, такая преграда, которую перейти невозможно. А наши воспоминания лишены плоти. В них солнце светит, но ты не можешь ощутить его тепла. Видишь заросшее кувшинками озеро, но не слышишь, как всплеснула рыба. Ветер воспоминаний не принесет с полей запахов свежескошенной травы...
Это прошлое. А будущее?
Ну что же мы можем сказать о своем будущем? Опо тоже без звуков, без запахов, всего лишь плоская умозрительная схема, словно макет нового города, запечатленный на черно-белой фотографии".
...Яростный лай собаки вывел Корнилова из задумчивости. Большой черный пес метался на снегу около дома. "Ну и псина, - подумал он. Хорошо еще, что на цепи". Из комнаты сквозь подмороженное окошко глянул мужчина.
Через минуту он уже стоял на крыльце и, прикрикнув на собаку, с интересом поглядывал на приближавшегося Корнилова. Был он крепкого сложения, круглолиц. На голове непокорный вихор рыжеватых волос.
"Вот он какой, Алеха Буйная Головушка", - вспомнив, как назвала Алексея Маричева Полина Степановна, усмехнулся Корнилов. Алеха был в одной тельняшке.
- Здравствуйте, хозяин, - поприветствовал его Игорь Васильевич, остановившись у крыльца.
- И вам здравствуйте, - весело отозвался Маричев. - Вы ко мне? Заходьте, гостем будете.
Ой провел его через крошечные сени в комнату, предложил раздеться.
Корнилов сел на большую лавку около печки, огляделся. Комната была просторной, светлой, но совсем неубранной, неухоженной. На столе ералаш из грязной посуды, закопченная кастрюля.
Перехватив взгляд Корнилова, Маричев засмеялся:
- Ох, извиняйте! Приборочку не успел сделать. Не сдогадался, что гость из города пожалует. Своих-то зайцовских не робею...
Продолжая похохатывать, Леха достал из шкафа новенький пиджак, надел его прямо на тельняшку. Посмотрев на себя в зеркало, поплевал на ладонь и дурашливо пригладил вихры. Потом сел на стул напротив Корнилова и, нагнав на лицо сосредоточенность и строгость, сказал:
- Ну что, товарищ хороший, дело есть?
- Если нет возражений - поговорим?
Ему этот Леха понравился с первого взгляда. Такие у него были чистые, ничем, не замутненные голубые глаза с какой-то дьявольской смешинкой, что Корнилов сразу подумал: "Недаром зовут его Леха Буйная Головушка. Вот уж, наверное, доставил он забот своим родителям. Да и деревенским девчонкам!"
- Я из Ленинграда к вам, из уголовного розыска, - начал Игорь Васильевич.
- Во! Была охота ездить! - неожиданно завопил Маричев и, вскочив со стула, забегал по комнате. - Ну дура баба! Совсем спятила, старая карга! Такую дорогу человека заставила проехать!
- Алексей Павлович! - сказал Корнилов, удивленно глядя на всполошившегося хозяина. - Чегой-то вы разбегались! Никто меня не заставлял к вам ехать, никто не жаловался на вас.
Леха моментально смолк и остановился около Корнилова:
- Не жаловались? А Лампадка Маричева, тетка моя, не жаловалась?
- Да не знаю я никакой Лампадки! - пожал плечами Корнилов. Успокойтесь вы, ради бога. Чем вы ей досадили?
- Ха! Чем? - вздохнул Маричев и снова сел. - Эта Олимпиада трехнутая совсем. Вам в деревне каждый скажет. Вбила себе в голову, что я у ней осенью все яблоки в саду слямзил. На машине ночью приехал и снял. "Чужой бы кто крал, - говорит, - так Полкан бы залаял. А раз не лаял, значит, Леха. Боле некому!" А мне эти яблоки - тьфу! Оскомина от них. - Он улыбнулся. - Я их в детстве переел. Сейчас больше огурчики соленые уважаю. А что собака не лаяла - так откуда мне знать? Такая же старая, как тетка. - Он совсем успокоился, махнул рукой, будто отогнал все эти неприятные воспоминания. - Собаки-то меня и правда никогда не трогают. Даже незнакомые. Аж смешно... Вот выдумала Лампадка! Скоро новые яблоки вырастут, а она все грозится. - И без перехода спросил: - Так вы-то по каковскому делу ко мне?
- Алексей Павлович, вы Тельмана Зотова знали?
- Ну а как же! Знал. Корешили с ним в детстве. Не разлей вода были.
- А когда вы его видели в последний раз?
- И-и! В последний-то раз? - Алексей задумался. - Да, пожалуй, сразу после войны. В конце сорок пятого.
- Говорили с ним?
- Да так... "Жив-здоров Иван Петрович!" Все на ходу. Встретиться сговорились. Ну и концы в воду... Ведь он теперь художник известный. Знаменит! В деревню нашу не заглядывает. Чего ж я набиваться буду? Приедет - приму как родного.
"Значит, и он не знает, что произошло, - подумал Корнилов. - Может быть, это и хорошо, расскажет все беспристрастно".
- Алексей Павлович, я вас очень прошу подробно рассказать мне все, что вы знаете о Тельмане и о его отце. О том, что произошло между ними в первые месяцы войны. Это очень важно...
Маричев пожал плечами:
- Столько времени прошло... - Потом вдруг забеспокоился: - А что случилось? Не секрет? Мужик-то он добрый. Мухи не обидит, не то что я...
Игорь Васильевич положил ему руку на колено и тихо, но настойчиво попросил:
- Расскажите, Алексей Павлович. По порядку... Я вам все объясню.
- Какой уж там порядок. - Леха как-то странно улыбнулся. - Прямо не знаю, с чего и начать. - Он встал со стула и заходил по комнате.
Корнилов не торопил. Сидел, приглядывался к Маричеву. Ему, видать, уже немало лет - много за сорок, а он подвижный, словно ртуть, энергичный. Удаль чувствуется во всех его движениях, в неспокойных глазах.
