Вячеслав Белоусов - Прокурор Никола
– Ну, это уж как водится, – вставил Шаламов.
– Бунтовщиков преследовали до Астрахани. Вот здесь-то они надолго укрылись. Здесь и своих смутьянов хватало, Заруцкий и Мнишек по душе всем пришлись. Жила Марина в Троицком соборе, здесь у нее и обслуга, и покои – приемные, и спальня. Одним словом, забавлялась. На иконах, можно сказать, спала, чем гнев попов накликала. Но ей на это было плевать. А Заруцкий присмотрел молодуху. Из ее же свиты. И, как говорится…
Серков потер руки, хмыкнул.
– Она их застукала. Этот старец Лавр, скажу я вам, глухой, слепой, немощный весь, с постели встать не смог, когда я пришел, а описывает такое!.. Как будто рядом стоял со свечкой!
Шаламов с Ковшовым переглянулись.
– Та молодуха корону любила царскую примерять, в которой Мнишек с первым Дмитрием на царство венчали. Тоже примерялась, значит. Вот в этой короне и застукала Марина соперницу в объятиях атамана.
– И тогда этим грешили! – крякнул криминалист. – Чего ж мы на нашу молодежь-то?
– Воровку в кандалы и под монастырь в подземелье. Живьем заковали и корону ей на голову надели. А тут войско царское уже к городу подступило. Заруцкий с Мнишек хотели подземными тайными ходами от облавы удрать, как в Коломне им раньше удавалось. Я должен сказать, Данила Павлович, – Серков уставился на Ковшова, – раньше-то на Руси, как крепость какую строили, про подземные ходы не забывали. Ну и тайники, схроны, само собой. Нужда всякая могла быть. За водой на речку, если город в осаде, вылазку в стан врага совершить ночью, да и казну государеву, драгоценности спрятать. И под монастырями, соборами церковными – то же самое. Они ведь не только там архиереев хоронили да грузинских царей беглых; монастырь в древние времена – настоящая крепость от врага и верный схрон церковных ценностей, икон, реликвий. Прочих тайн, да мало ли! Но я отвлекся…
– А корона?.. – заикнулся криминалист.
– Предок Лавра про казнь ту то ли сочинил, то ли сам воровку приковывал… Скрывает что-то. Одним словом, прознал стрелец про тайник с замурованной воровкой, коронованной навеки Мариной…
– Не пожалела-таки?..
– В гневе была, – оборвал майор. – Женщины, они из-за ревности!.. Голову теряют. И потом… Царицы из Мнишек не получилось. Авантюристка поняла, что жить ей осталось недолго. Надо подумать о ребенке. Корона потеряла для нее ценность.
– Корона-то, видно, денег больших стоила?
– Золотая, – майор пожал плечами. – Драгоценными камнями усыпана. Лавр расписывал, но думаю, врет. Он же до нее так и не добрался. А мне приходилось в Грановитой палате видеть царские короны. Это же поглядеть надо! Богатство! А ювелирная работа!.. А камни!.. Алмазы, рубины, изумруды!.. Голова кругом! Так и завораживают! Да что говорить! Понятно, почему люди разум теряют и творят ужасное.
– Под землей корона-то? – напомнил Шаламов майору про будни.
– Если верить Лавру Васильеву – там до сих пор. Заруцкий с Мнишек бежали из города по Волге, но их догнали. В клетки – и повезли в Москву. Там атамана – на кол, дитя малолетнее – на плаху, чтобы искоренить все потомство, а Мнишек – в темницу, где она и умерла.
– А девочка, выходит, внучка этого старца? – спросил Ковшов.
– Там еще разбираться надо, – майор почесал затылок. – По возрасту так он еще в прадеды ей сгодится. Крепкий старик. Можно представить, каков тот стрелец был. А девочка – приемыш. Досталась им с бабкой от непутевой какой-то девахи, к церкви приблудшей. Но до этого я еще не добрался.
– Закурить бы, товарищ майор? – кивнул на окошко Шаламов.
– Бог с тобой, кури, – махнул рукой Серков. – Рассказ еще долгий. А представьте себе, как мне досталось Лавра слушать? Хорошо еще, Злата, девушка эта, рядом была, деда подталкивала. А то бы и до этого часа у них сидел.
– Тебе завидовать надо, Степаныч, – ожил, у окна примостившись с сигаретой, Шаламов. – Ты премию, чую я, себе обеспечил.
– Какую премию? – раскрыл рот Серков.
– До коронки-то дознался?
– Не знаю еще, – нахмурился тот. – Может, Васильев наплел.
– Такой старый человек врать не станет, – Шаламов поднял палец вверх и значительно им повертел. – Сто лет, говоришь, ему?
– Если не больше.
– Седина обязывает.
– Значит, старику корона не досталась?
– С его слов – нет. Он все подземелье излазил с картой того стрельца. Ничего и близко нет. Засыпало его в подземелье, руку он там потерял в ловушке какой-то. Если бы не дворник церковный Мунехин, там бы навек и остался.
– Карта, что мы нашли, значит, его?
– Стрельца.
– А Мунехин?.. – Ковшов приблизился поближе к столу из своего угла.
– Мунехин Мисюрь – тоже личность загадочная.
– Кладокопатель?
– Из них. Лавр толкует, что совратил его на подземные поиски, но здесь, мне кажется, история своя. Я в доме дворника этого осмотр делал. Кровь там нашли, другие дела. Но заинтересовали меня книги его.
– Про шпионов? – хмыкнул Шаламов.
– Археологического направления литература. Не по Сеньке шапка.
– Я же говорю, иностранный агент, – съязвил криминалист.
– Да бросьте вы, Владимир Михайлович! – обиделся майор. – Я серьезно.
– Извиняюсь, вылетело.
– Никто не знает толком, как Мунехин этот в город наш попал. Но, определенно, хвост за собой он притащил.
– Какой хвост? А сын? Мунехин Донат, кажется? – Ковшов даже привстал с кресла.
– Сын молчит. Хотя ему только и говорить. Его же бандюганы в подвале собора привязали. Мы его там и нашли. Дружок его, сосед Павел Строгин, показал.
– Товарищ майор, вы прямо как сбившийся студент на экзамене, – покачал головой Шаламов укоризненно.
– Очумеешь тут! – Серков помассировал виски, затылок. – Ночь не спал! С Волошиным решали задачки. А с утра новая морока! От одних рассказов Лавра вспухнешь, а тут мальчишка под землей! Мунехин с малолетним сыном пропал! Вроде все входы и выходы в подземелье мы сейчас перекрыли, но успели ли?
– Вот теперь все ясно, – подмигнул Шаламов Ковшову и, не останавливаясь, закурил вторую сигарету от бычка первой.
– Прости, Валентин Степанович, – Ковшов не разделил злодейства своего коллеги. – Досталось, конечно, всем. Происшествие исключительное, что говорить. Свалилось как снег на голову. Мы с Михалычем тоже только что с совещания. Сам Кравцов проводил. Прокурор республики. Натерпелись.
– Кравцов здесь? Вот дела!
– Он на отдыхе. Ради интереса подъехал, а у нас чепе.
– А чего же Марасев мне ни слова?
– Я же сказал, отдыхает Кравцов.
– Кому отдых, а кому… Вот пригрело, так пригрело!
– Забудь. Чем же тебя дворник заинтересовал? По его душу, говоришь, московские гости?
– Подозреваю. А с Мунехиным Лавр, похоже, по церковным делам сдружился. Тот пел, голос у него. Стал его Лавр с собой в подземелье брать, на поиск тайника с короной. Сам слабеть стал, а вдвоем сподручней. А когда завалило Лавра и Мунехин его спас, отдал тому карту. Без калеки Мунехин уже один пластался под землей, жену свою увлек. И ту засыпало. Но уже насмерть. Вот тогда вроде Мунехин поклялся, что корону больше искать не будет. Проклятье на ней. Ну а тут монах начал Лавра наведывать, отец Ефимий. Лавр ему, как на исповеди, про все рассказал. Тот в Мунехина вцепился. Старик и отдал карту монаху.
Серков замолчал, задумался.
– Это я от Лавра все услышал. Мы разработку вели другую. Занимались московскими гостями, которые к нам пожаловали. И вдруг Волошин докладывает, что цепочка замкнулась! Московские-то гости с отцом Ефимием встречаться начали, тут же и Мунехин вертелся около них. Задание сверху было у нас, я бы сказал, общего характера. Иметь четкое представление о безопасности реликвий церковных, имеющих государственное значение. Хотя, конечно, все это неопределенное понятие. Оборвалось все мгновенно – отца Ефимия убили при встрече с московскими гостями. Карту с тайником им похитить не удалось. Или не успели? Потом это нападение на семью Мунехина. В доме следы борьбы и кровь. Старшего сына, явно в качестве заложника, спрятали в подземелье. Самого Мунехина и младшего сына забрали с собой, надо полагать, заставили его показать тайник с короной. Значит, были уверены, что тот знает, где искать. Вот и весь расклад.
– Я понял, вы меры приняли? – спросил Ковшов.
– Все места, которые мальчишки указали, мною локализованы. Самим в подземелье спускаться – смысла нет.
– Подождем, пока не вылезут, – спрыгнул с окна Шаламов. – Потерпим.
Проклятие короны
Ничего не изменилось в подземелье. Лишь злее пищали и наглее подбирались крысы. Мисюрь, не переставая, крестился на коленях, неистово ударяясь лбом в каменный пол. Игнашка сзади прижимался к нему, обняв, и холодными ладошками гладил по лицу.
– Что же мы? Живы еще? – словно выходя из забытья, обернулся к нему Мунехин. – Сынок! Ты жив?
– Пойдем отсюда, папа, – шепнул ему в ухо Игнашка, голоса на крик ему не хватило от страха.
