Марина Серова - За что боролись…
— Я только что отогнала ее на стоянку, — с ходу соврала я.
В любом случае ему нельзя волноваться, мелькнуло в голове. В случае, если с машиной Кирсанова что-то произошло, можно будет сообщить печальную новость после. Когда самочувствие капитана улучшится.
Кирсанов облегченно вздохнул.
— А, ну ладно, — пробормотал он, — позвони там моим…
— Я уже сделала это. Они должны вот-вот приехать.
— Вот и хорошо…
— Но ты все понял? — напористо осведомилась я.
— Да, да…
— Ну, счастливо. Выздоравливай, Киря. Увидимся.
* * *Светлов был в сознании. Лицо его, какое-то мутновато-серое с прозеленью, выглядело измученным и старым. Я поймала себя на мысли, что едва ли дала бы ему на вид даже сорок — так жутко и болезненно он выглядел.
А ему было двадцать один.
— Лейсман хотел, чтобы я… — бормотал он, не открывая глаз. — Чтобы я…
Сидящий рядом на мягком стуле с дерматиновой обивкой Анатолий Антонович быстро посмотрел на меня и отвернулся с выражением нескрываемой боли и отчаяния на лице.
— Я мог открыть время, — продолжал бормотать больной, — я составил программу… я мог читать на тридцать секунд вперед… мозг проникал в… я знаю, что это не конец… Лейсман хотел, чтобы я мог читать в будущем — через подопытных, естественно, убойные дозы моди… фицированного пер… перцептина. В будущее на… хотя бы два дня… вперед…
Вошел дежурный врач.
— Мне только что прислали амбулаторную карту, — сказал он, глядя на Светлова. — Это какие-то Содом и Гоморра! Он не учился в школе для детей с отставанием в умственном развитии?
Анатолий Антонович кротко глянул на врача и покачал головой.
— У него есть шансы на излечение? — спросил он. — Я имею в виду…
— Я понимаю, что вы хотите сказать. К сожалению, нервные заболевания — это не мой профиль, я хирург, но я уже говорил с коллегами из невропатологии… невропатологического отделения нашей больницы. Боюсь, отсюда мы направим его в психиатрическую клинику. Насчет шансов на поправку не могу сказать ничего. Определенно только то, что их очень мало. Разумеется, я говорю о его психическом здоровье. Травма черепа безусловно излечима. Перелом руки — пустяковый, кость едва треснула.
— Это конец, — сказал Анатолий Антонович, — конец.
— О чем вы говорите, мужчина? — удивленно переспросил врач. — Я же сказал, что…
— Вы спрашивали, доктор, не учился ли он в школе для умственно неполноценных?
— Да вы бы взглянули в его карточку, — начал было врач самым благожелательным и терпеливым тоном, но химик перебил его:
— Простите, доктор, я и без того знаю, что он абсолютно ненормален психически. Но у него есть… хоть мизерный шанс на исцеление? — Анатолий Антонович словно молил своего палача об отсрочке казни. — Хотя бы?..
— Я не знаю. — Тот удивленно пожал плечами. — Это ваш сын?
— Нет, но… Просто если он сойдет с ума, мы потеряем великого человека.
Хирург широко раскрыл глаза и перевел взгляд на меня, вероятно, надеясь хоть в моем лице увидеть здравомыслие и трезвое восприятие ситуации.
— Я сделал… это… — губы Светлова, сухие и пепельно-серые, конвульсивно дернулись. — Глупцы… они хотели забрать… меня… меня…
Я посмотрела на врача, потом на Светлова и снова на недоуменно глядящего на меня эскулапа.
— Я знаю, что это ни к чему, — неожиданно для себя самой произнесла я, — но я скажу это просто так, для него, для Светлова. Вам все равно, и это верно, и вы правы. Но мы теряем самого гениального химика двадцатого столетия.
* * *Конечно, врач подумал, что мне и Анатолию Антоновичу самим неплохо пройти клинический осмотр. Но это уже не играло роли, потому что я простилась со Светлячком навсегда. Потому что Светлячок умер, а остался Алеша Светлов, больной деменцией мальчик с серым старческим лицом.
Зато машина Кирсанова оказалась цела — просто удивительно! — и я отогнала ее на стоянку. Пришлось ломать зажигание.
Затем я заехала к Вишневскому-старшему и заявила, что дело закончено. Убийцы его сына найдены, и их уже постигла кара. Перед визитом к Вишневскому я рассталась с Анатолием Антоновичем, пообещав, что его непутевый отпрыск в самом скором времени вернется в лоно любящей семьи. Всегда добродушный ученый при этом сжал кулаки и довольно замысловато выругался, и я поняла, что незадачливого пьянчужку Хоенца ждет весьма теплый прием.
Было уже около семи, когда я подъехала к дому, где находилась квартира, в которой остались Хоенц и Бессонова.
В общем коридоре я убедилась, что в квартире находятся люди численностью больше двух. Пока я глубокомысленно размышляла, кто бы это мог быть, задумчиво пиная ногой валявшийся на пороге чей-то правый ботинок, визгливый голосишко вывел:
— «Ты-тыайна! Тыайна случилась ночью… ночью не темной…»
— Ага! Случилась — от слова «случка»! — перебил его периодически срывающийся на фальцет бас. — Кобыла по кличке «Тайна» случилась ночью. Когда ж ей еще случаться-то?..
Диалог двух друзей перекрыли грохочущие звуки какой-то дикой музыки — вероятно, одной из альтернативных металлических групп — и визг Бессоновой сквозь пьяный смех.
— Замечательно! — устало произнесла я, открывая дверь. — Все те же и все то же!
— А, Танюха! — заорал Казаков и тут же сунул мне в руку стопку водки. — Пей штрафную!
Рожа Казакова, пьяная и ужасно довольная, была основательно помята и поцарапана, а волосы с правого виска сильно обгорели. То же, но в меньшей степени, было у появившегося из кухни ухмыляющегося во всю широкую физиономию Кузнецова.
— Что это у вас, братцы? — спросила я, выпивая протянутую стопку. — Опять попали в катастрофу?
— Потом расскажем, — ответил Казаков, — надо выпить за счастливое завершение дела!
— Ладно, только вырубите вашу папуасскую музыку и включите телевизор.
— Это не папуасская музыка, это «Раntera», — даже обиделся Хоенц. — Это же не «Cannibal Corpse» или «Impaled Nazarene»!
— Да хоть леопард, только выключай!
Диктор местного телевидения сказала:
— «Сегодня в нашем городе случились два ЧП, связанные со взрывами…»
— Два? — воскликнула я. — Неужели и Блэкмора?..
— «…первый по значимости прогремел на территории нефтеперерабатывающего завода, что в Заводском районе. Взорвалась авторемонтная мастерская, принадлежавшая ЗАО „Атлант-Росс“. При взрыве погибли президент „Атланта-Росс“ Тимур Анкутдинов и финансовый директор Аркадий Лейсман, находившиеся там в этот момент. Общее число убитых уточняется. По версии заместителя начальника службы безопасности ЗАО „Атлант-Росс“ и главы аналогичной службы завода Александра Тимофеева, причиной взрыва послужило возгорание резервуаров с бензином, расположенных под зданием авторемонтного центра…»
— Но что это за второй взрыв? — в тревоге недоумевала я.
— «…Правоохранительные органы отрабатывают версию террористического акта…»
— Второй?!
— «…другой взрыв прогремел сегодня в третьем корпусе университета, в лаборатории при химическом факультете. При взрыве легко пострадали несколько студентов. Всем оказана первая помощь в медпункте университета. Причиной взрыва называется непроизвольное возгорание баллона с водородом… Общий ущерб… Деньги на восстановление будут выделены из областного бюджета…»
Я перевела взгляд на поцарапанных и потрепанных Казакова и Кузнецова и рассмеялась.
— Никак начали посещать занятия?
— Да мы с Костелло хотели проверить одну мысль насчет реакции… — начал было бормотать Казаков, но его слова покрыл общий громовой хохот.
— Ишь ты умники! — воскликнула я, отсмеявшись. — Бутлеровы недобитые! Ну и что, не выгонят вас?
Друзья посмотрели друг на друга и пожали плечами, и смех возобновился.
— А тебя, братец, очень хотел видеть отец, — обернулась я к Хоенцу.
Тот растерянно захлопал глазами.
— Ты его знаешь?.. — пробормотал он.
— Так что, братец, ты пить пей, а домой сегодня будь добр попасть, — заключила я.
Хоенц в панике заметался по кухне, натыкаясь на мебель и сидящих на ней молодых людей, а потом выбежал в прихожую и начал поспешно натягивать туфли.
— Чего это он? — удивленно спросил Кузнецов.
— Не знаю, — пожала я плечами, пристально глядя на Кузнецова и Казакова. Поймав мой взгляд, последний отчего-то глупо захихикал и негромко зашептал на ухо собутыльнику — очевидно, какую-нибудь гадость.
Хоенц тем временем уже оделся и, просунув голову в кухню, быстро пробормотал:
— Ну, я пошел… увидимся.
Хлопнула дверь, и только мы Хоенца и видели.
Промелькнул сюжет по НТВ, касающийся сегодняшнего инцидента в авторемонтном центре, на экране появилось строгое, бесстрастное лицо Тимофеева, дающего интервью московскому репортеру, а я поймала себя на мысли, что мне это все равно… Я выпила всего лишь четыре маленькие стопочки водки и бокал легкого вина, а голова закружилась так, словно во мне было уже полтора литра шампанского.
