Фридрих Незнанский - Выбор оружия
– Разумеется. Но сейчас я думаю о другом. Время от времени жизнь преподносит такие сюрпризы, что не устаешь поражаться. Вот вы. Руководитель, который сформировался в самые что ни на есть застойные времена. И вдруг совершаете что-то совершенно беспрецедентное – ставите на кон все: карьеру, судьбу, свободу. Причем практически не рассчитывая на выигрыш. Почему?
– Вы задали непростой вопрос. Почему? Я скажу так: чтобы сохранить уважение к самому себе. Говорят, зло вызывает в ответ зло. А смелый поступок или, проще сказать – совестливый? Должен он вызывать ответный отклик в других людях?
– Вы имеете в виду позицию Никитина?
– Не только. Скорее – позицию Станислава Петровича Ганшина. Никитин был слишком молодой, чтобы отдавать себе отчет в последствиях. А Ганшин прекрасно знал, на что идет… Мне стало стыдно. Поэтому при первой возможности я и возобновил бурение на Имангде. И взял на душу этот грех.
– Это не грех, Владимир Семенович. Это поступок, которым можно гордиться. Подвиг.
Смирнов усмехнулся.
– Спасибо, что так говорите, даже если так думаете.
– Именно так я и думаю, – возразил Турецкий. – Документы вы, конечно, не сдали в архив экспедиции?
– Не настолько я был безрассуден, чтобы самому сунуть голову в петлю.
– Уничтожили?
– Ну вот, то вы говорите: подвиг, то обвиняете меня в последней подлости. Как может геолог уничтожить результаты изысканий? Это все равно что матери убить своего ребенка. Слишком дорого достаются эти результаты. Нет. Я отдал их на хранение одному очень надежному человеку.
– Кому?
– Был в Норильске такой Тимофей Евсеевич Гармаш. Очень занятный человек. Маленький, лысый, с буденновскими усами. Практически без образования, работал на какой-то автобазе художником-оформителем. Обожжен был норильской историей. Собирал все: малейшие упоминания в газетах, книгах, архивах – комбинатских и наших, геологических. Записывал рассказы старожилов. Каталог составлял, алфавитные и предметные указатели. У него было две дочери, а потом двойняшки родились, тоже дочки. Дали ему четырехкомнатную квартиру, так в двух они всей семьей жили, а в двух других – картотека. Приметили его телевизионщики, каждую субботу вел он «Страницы истории». Так и называли его: наш архивариус. Потом выхлопотали ему какую-то секретарскую должность в Доме техники. Тут он вовсю развернулся, два зала занимал архив. И потянулись к нему: журналисты, историки, ученые. И понять не могли, как раньше обходились без его архива. У нас с ним смешная история однажды получилась. Созвали мы Всесоюзную научную конференцию. В связи с шестидесятилетием первой экспедиции в Норильск в девятнадцатом году. И вдруг приезжает ко мне Гармаш, усы топорщатся. А знаете, спрашивает, что это за экспедиция была? Знаю, говорю, отправлена геолкомом. А он показывает мне бумажку из нашего же архива. Геолкомом – да. Но каким? Геолкомом Омского временного правительства. А главой правительства был адмирал Колчак. Что делать? Уже гости съезжаются. Пришлось переиначить название: «К шестидесятилетию начала систематических исследований на Таймыре». Сошло. А так бы по строгачу как пить дать схлопотали бы. Вот ему я и отдал документы…
– Он сейчас в Норильске?
– Нет. Лет пять назад уехал со всем семейством в Тверь, домишко там себе купил.
– Архивы увез с собой?
– Что вы! Для них двух контейнеров не хватило бы. Здесь остались. Взял только самое ценное. И мои документы в том числе. Он знал им цену. Договорились: если он узнает о моей смерти, тут же перешлет их в архив экспедиции.
– Почему он не оставил документы в Норильске?
– Боялся, что после его отъезда архив растащат. Или в каком-нибудь подвале сгноят.
– Растащили?
– Как ни странно, нет. Следят. Даже трех научных сотрудников выделили.
– У вас есть его адрес?
– Должен быть. Он мне открытки на Новый год посылает. А я ему. Одну минуту… – Смирнов полистал телефонную книжку, нашел адрес: – Вот. Тверь, Заречная, пятьдесят четыре. Частный дом. Вас что-то встревожило?
– Кое-что. Этот полковник из ФСБ или из Минцветмета к вам заходил?
– Нет. Если он не связан с Никитиным, он не знает, что эти документы вообще существуют. А если связан – то знает, что они у Гармаша.
– А откуда Никитин знает, что они у Гармаша?
– Я ему сам об этом сказал.
– Когда? Перед его отъездом в Ленинград?
– В семьдесят четвертом я и сам об этом не знал. Нет, весной восемьдесят седьмого. Был международный научно-практический симпозиум в Канаде, в Ванкувере. Я каким-то боком попал в состав делегации. Речь шла об освоении Заполярья и приарктических районов. Поэтому, наверное, меня и взяли. Никитин был тогда начальником какой-то приполярной партии в Канаде. Там мы и встретились.
– Он к вам подошел?
– Нет, я. Увидел его фамилию в списке канадской делегации и подошел. Я считал своим долгом рассказать ему о результатах бурения на Имангде. В конце концов, за эту работу он достаточно дорого заплатил.
– Как он воспринял ваш рассказ?
– Честно говоря, довольно холодно. Да и трудно было ожидать чего-то другого: я всегда был для него ретроградом, врагом. Так вы говорите, он разбогател?
– Похоже на то, – ответил Турецкий. – Он сейчас – начальник самой крупной экспедиции в ЮАР.
– Рад за него. Очень рад, – сказал Смирнов. – Он очень талантливый геолог. И заслужил удачу.
– Значит, этот Погодин, порученец Никитина, у вас не был…
– Какой смысл? Он знал, что документы в архиве Дома техники.
– А там, значит, наверняка был? – предположил Турецкий.
– Это легко проверить… – Смирнов набрал телефонный номер. – Вера Федоровна? Это Смирнов. Да ничего, спасибо. Как может чувствовать себя человек в семьдесят четыре года? Вот так я себя и чувствую… Скажите, к вам не заходил позавчера или третьего дня некто Погодин? Как он представлялся? Понятно. А чем интересовался? Нет-нет, ничего не случилось… Вы сказали ему адрес? Ясно. Все, спасибо. – Он положил трубку и сообщил Турецкому: – Был. Вчера после обеда. Интересовался Имангдой. По каталогу обнаружил отсутствие пяти единиц хранения. Ему объяснили: они, видимо, в личном архиве Гармаша. Представился: из Минцветмета.
– Адрес Гармаша ему сказали?
– Они не знали. Сказали только, что он живет где-то в Твери.
– У Гармаша есть телефон?
– Нет.
– Что представляют собой эти документы о буровых?
– Шесть довольно толстых журналов. Типа бухгалтерских книг. Плюс анализы.
– Ваш телефон имеет выход на автоматическую связь с Москвой?
– Конечно.
– Разрешите мне от вас позвонить? Я мог бы из гостиницы, но боюсь, что времени на это уже нет.
– Вы считаете, события принимают угрожающий характер?
– Не исключено. Разговор я, конечно, оплачу.
Смирнов усмехнулся.
– Пенсия у меня не очень большая, но этот расход я как-нибудь сам осилю. Звоните.
Прямой номер директора «Глории» не отвечал. Дома Дениса тоже не было. Турецкий позвонил в приемную «Глории», дежурный объяснил: Денис Андреевич на задании, когда вернется – неизвестно. Турецкий набрал номер заместителя начальника МУРа и с облегчением услышал:
– Полковник Грязнов слушает.
– Слава, это Турецкий. Записывай: Погодин Алексей Сергеевич. Узнай в нашей справочной адрес. Работает ли в Министерстве цветной металлургии. Был ли в последнее время за границей. Если не работает в Минцветмете, то где? Вообще все о нем, что удастся узнать. И еще: Тимофей Евсеевич Гармаш. Тверь, улица Заречная, пятьдесят четыре. Как только появится Денис, пусть немедленно едет в Тверь. Немедленно. Пусть возьмет у этого человека документы, которые ему передал бывший начальник норильской экспедиции Владимир Семенович Смирнов. Записал? Минуточку! – прервал разговор Турецкий, заметив предупреждающий жест Смирнова.
– Пусть скажет: «Историю делают архивариусы», – проговорил Смирнов в ответ на вопросительный взгляд Турецкого. – Без этой фразы Гармаш не отдаст документы.
– Пусть Денис не забудет сказать: «Историю делают архивариусы», – послушно повторил Турецкий в трубку. – Понятия не имею. Видимо, пароль. Без этой фразы он не получит документов. У меня все. Есть новости?
– Есть.
– Какие?
– Не телефонный разговор. Когда ты возвращаешься?
– Ближайшим рейсом.
– Тогда до встречи.
– С кем вы разговаривали? – спросил Смирнов, когда Турецкий положил трубку.
– С заместителем начальника МУРа.
– Вы считаете, в дело пора вводить такие силы?
– Может, да. Может, нет. Пока не знаю. Это мой старый друг… «Историю делают архивариусы». Что означает эта фраза?
– А разве это не так? Великие мира сего совершают подвиги или преступления. Но память о них хранят архивы… Эта фраза – форс-пароль, если вы знаете, что это такое.
Турецкий даже засмеялся.
– Я-то знаю. Из спецкурса. Условная фраза для чрезвычайных обстоятельств. А вы-то откуда знаете?
