Виктор Пронин - Ледяной ветер азарта
– Похоже, вы правы, – Тюляфтин нахмурился, обхватил ладошкой подбородок и замер, задумавшись о том важном, что ему предстоит свершить здесь.
– Но должен вас предупредить... – Хромов накрыл своей пухлой рукой сухонькую ладошку Тюляфтина, опасливо оглянулся на дверь и прошептал, жарко дохнув Тюляфтину в ухо: – Должен вас предупредить, что Панюшкин очень хитрый и коварный человек. Он не прочь прикинуться простачком, сыграть в откровенность, напомнить о своих связях там, – Хромов ткнул толстым пальцем в провисший потолок. – Понимаете? Он готов на все.
– А что, у него там кто-то есть? – Тюляфтин тоже кивнул на потолок.
– Кроме бога – никого! – твердо сказал Хромов. Он понял, что совершил ошибку, намекнув Тюляфтину на связи Панюшкина, тот сразу насторожился. – Неужели он сидел бы здесь, на этом мерзлом мысе, если бы у него в самом деле были приятели наверху?
– Да, вы правы, – солидно согласился Тюляфтин. – Но почему тогда он на самом деле здесь сидит?
– А где ему сидеть при его скудных знаниях, при полном неумении, нежелании зажечь коллектив на выполнение поставленных задач? Где?! – Хромов поднялся, заполнив комнату своим большим рыхлым телом, навис над Тюляфтиным неотвратимо и устрашающе. Потом он уперся кулаками в стол, на секунду замер, словно видел перед собой тысячную толпу народа, притихшую в ожидании его слов, вздохнул хрипло и протяжно. – А еще Панюшкин держится здесь благодаря Тайфуну. Да! Мы все тут стоном стонем, криком кричим от этого Тайфуна, от его последствий, от этой катастрофы, а Панюшкин счастлив. Тайфун списал все его грехи. Нет теперь грехов Панюшкина. Нет! – Хромов словно бы в удивлении развел руками. – Морем смыло, ветром унесло, песком засыпало. Понимаете? Куда было деваться Панюшкину, не случись Тайфун? Графики строительства сорваны, народ бежит, средства израсходованы, моральный уровень в коллективе... Не будем об этом, и так ясно. А теперь все в порядке. Ажур. На все вопросы Панюшкин отвечает одним словом – Тайфун. Стихийное бедствие. И говорить, дескать, не о чем.
– Ловко вывернулся! – Тюляфтин чувствовал себя польщенным, видя, сколько душевных сил, волнений, времени тратит на разговор с ним Хромов. Ощущение собственной значительности, возникшее в нем, усилилось, укрепилось.
– Да, только один человек был счастлив, когда на нас свалилась эта беда. И вы знаете его имя. И от вас зависит, чтобы справедливость восторжествовала. Люди должны верить в силу правды, – веско сказал Хромов и отвернулся, не в силах сдержать нахлынувшие чувства. – Только когда люди верят в правду и справедливость, они могут вершить большие дела. А мы здесь собрались не в прятки играть. Люди приехали сюда работать. И надо дать им такую возможность. И убрать помехи с их пути. Вот так. – Хромов вынул из кармана большой, неопределенного цвета платок, с силой встряхнул его, освобождая от карманной трухи, и шумно высморкался.
– Боюсь, что вы правы, – солидно проговорил Тюляфтин. – Надо что-то делать.
– И немедленно! – грохнул Хромов кулаком по столу.
В комнате главного механика Жмакина в общежитии окно было задернуто простыней, на подоконнике валялись какие-то гайки, мелкие детали, угол занимал разобранный мотор. В печке гудели дрова. За столом сидели сам Жмакин и напросившийся гость – Ливнев. Он принес с собой бутылку водки, она незаметно опустела, пока шел разговор о погоде, Проливе, Панюшкине, но, когда на столе остались лишь куски кетового балыка, Ливнев решил, что пора приступать к делу:
– Ну хорошо, Федор Васильевич, вот ты говоришь, Тайфун разметал флотилию по всем окрестным берегам... Собрать ее в одно место можно было?
– Отчего ж нельзя? Было б кому.
– Я слышал, что катамаран с главной лебедкой вообще в море вынесло?
– Было.
– И далеко унесло?
– Под Александровском нашли.
– Это сколько километров?
– Да под четыреста будет.
– Что же дальше? – Ливнев задавал вопросы так нетерпеливо, с такой заинтересованностью, что, казалось, просто невозможно было не заразиться его волнением, сознанием важности разговора.
Но Жмакин оставался невозмутимым, и каждое слово приходилось вытаскивать из него чуть ли не силком. И сам он при этом морщился, будто испытывал настоящую боль, маялся и тайком поглядывал в окно – не спасет ли кто от истязаний корреспондента?
– Ну, нашли и нашли. На место доставили.
– Кто доставил?
– Наши ребята. Кто же еще?
– И ты тоже?
– А как же – главный механик. По должности положено.
– А потом?
– Здесь катамаран. Лебедка к работе подготовлена. Порядок, можно сказать. Поставленные задачи мы выполним, слово свое сдержим.
– Какие, к черту, задачи! Ты расскажи лучше, как катамаран сюда тащил! Кто помогал, кто мешал, в чем была помощь и в чем помеха?
– Лучше я за бутылкой схожу. – Жмакин уже приподнялся, но Ливнев решительно усадил его на место.
– Э нет! С бутылкой завязали. После второй только песни сможем петь. А песни мне вроде бы и ни к чему. Не за этим приехал. Кто нашел катамаран? Ну? Кто? Отвечай!
– Ребята нашли. Летчики. С вертолета увидели. Во льдах под Александровском затерло. Да, километров четыреста его гнало, не меньше. Уже думали, затонул. Кто мог предположить, что...
– Людей там не было?
– Откуда? Как только катавасия началась, всех с Пролива сняли. Личное указание Толыса.
– А катамаран как притащили?
– По воде... Не по воздуху же, – Жмакин усмехнулся.
– Слушай, ты что, издеваешься? Я и сам знаю, что по воде, а не по воздуху. Прошу – расскажи, как ты его тащил сюда! Волоком ли, своим ходом, буксиром, как?
– А зачем это?
– Надо мне. В газете потому как работаю.
– Ну?
– Нет, давай договоримся – сначала я спрашиваю, потом ты. Вот я и говорю тебе – ну? Увидели его под Александровском, а дальше? Ну?
– Тут никакой вины Панюшкина нету, – Жмакин успокаивающе положил руку Ливневу на плечо. – Он людей снял, всех до одного велел снять. Хотели было оставить на катамаране дежурного, чтоб хоть сигналы какие подавал, – Толыс не разрешил. И вообще...
– Я знаю. Панюшкин большой человек, и вокруг на тысячу километров нет никого, кто бы сравнился с ним, кого бы рядом можно поставить. И что головастый ваш Панюшкин, каких свет не видел, тоже знаю. Не знаю только, как вы катамаран тащили.
– А, катамаран... Так бы и сказал... А я думаю, что мне про Панюшкина нужно говорить... Ведь он дал команду снять людей? Дал. Сняли людей? Сняли. Жертв не было? Не было. Все живы-здоровы.
– Понял. Он дал команду снять людей. А потом он же дал команду тебе и твоим ребятам пригнать катамаран обратно. Так?
– Точно. Тяжеленькое было дельце... Неприятное. У меня два самых неприятных дела в жизни было – развод с женой и доставка катамарана из-под Александровска.
– Про жену потом. Сейчас про катамаран.
– Про жену я не собираюсь. Она, кстати, в магазине продавцом работает. Вера ее зовут. Хорошая женщина, бедовая. Но есть и недостатки. Вот, к примеру...
– Катамаран! – закричал в отчаянии Ливнев.
– А, про катамаран можно... Ну что, неделю мы сквозь льды к нему пробивались. Льдов нагнало, скажу я тебе, чуть ли не от самой Чукотки. А у нас катерок слабый, мотор – одно название, шум от него, и больше ничего, все время захлебывается! Волны невозможные, после Тайфуна никак успокоиться не могут, будто раздразнил их кто-то, бесятся – никакого сладу. А потом еще оледенение началось. Тут хоть волком вой. Буксир управление теряет, тяжелый стал, неповоротливый, круглые сутки лед скалывать приходилось, а скалывать нечем, не рассчитывали мы на оледенение, но кой-чем приспособились.
– Ну да, понимаю, поручено важное дело, и ваш долг в том, чтобы выполнить.
– При чем тут долг! Ничего мы никому не должны. Злость была, и больше ничего.
– Но вы могли отказаться от этой затеи и вернуться?
– Мы обязаны были бросить все и вернуться. Понимаешь? Но к тому времени мы уже не люди были. Злость, и больше ничего. Лед нарастает, мы его скалываем, водой захлестывает – отплевываемся, к катамарану не пробиться, а мы пробиваемся. Но ничего, конечно, не вышло – вмерз катамаран. Намертво. Однако столкнули. Потащили на север. Занятие, скажу, отвратное. Против течения, против волн, против ветра на этом моторе-дистрофике...
– А в чем была самая большая сложность?
– Устали мы тогда... В этом и сложность. Устали... Тросы начали перетираться. Скажу так – раза по три в сутки приходилось с катера на катамаран перебираться и тросы связывать. Есть у нас большой мастер по этому делу, можно сказать, свет таких не видел. Стальной трос в руку толщиной, а он для него вроде шнурка от ботинок. Что бы мы без него делали – ума не приложу. Вроде и ухватиться не за что, трос оборванными нитями, как иглами, ощерился, подойти страшно, а наш Семериков поколдует, кувалдой ахнет, кричит – давай! Натягиваем буксиром – мертвый узел. А на подходе к Поселку вообще во льды уперлись. Что делать? Без катамарана перебьемся, не беда, а без лебедки можно всем по домам разъезжаться.
