Анна Ольховская - Давай не поженимся!
Так что Олежка наш встал с кровати уже через неделю, через две – бегал покурить на улицу, прячась от врачей, а к концу февраля был, как и обещал Кипиани, абсолютно здоров.
Кем был тот неведомый благодетель, мы так и не узнали, весь медицинский персонал клиники держался стойко, выведать имя босса Анатолия не удалось никому.
Брат, разумеется, знал, но молчал. Лишь загадочно улыбался и шевелил бровями.
Сейчас он меньше всего был похож на того мегамачо, каким был в новогоднюю ночь: роскошную шевелюру пришлось сбрить, когда накладывали швы на раны, загар сошел, уступив место больничной бледности. Причем бледность – это уже хорошо, первое время физиономия Олега была фиолетово-желтой от синяков.
Кстати, он так и не сказал, кто его убивал. Уверял, что ничего не помнит, но по глазам я видела – все помнит. И ему больно от этих воспоминаний.
Уголовное дело по факту избиения Олега Ярцева было переведено в разряд висяков, но, как оказалось, не для всех.
В день выписки брата из больницы мне позвонил Анатолий. Впервые, кстати, за все время, с той нашей встречи в больнице мы больше ни разу не пересекались. И вдруг – на тебе, звонит.
– Варвара Николаевна, здравствуйте, это Анатолий.
– Здравствуйте, Вахтангович.
– Намек понял. Варвара, не могли бы вы приехать сегодня в квартиру брата?
– Могла бы, – хмыкнула я, – и, собственно, собиралась, Олег ведь сегодня выписывается, мы с отцом его встречать…
– Не надо, – не очень вежливо прервал меня Кипиани. – Олега домой привезу я, вашему отцу уже позвонили, он в курсе. А вы, будьте добры, постарайтесь быть на квартире брата в три часа дня.
– Не буду! – возмутилась я.
– Чего не будете?
– Доброй не буду! С какой это стати вы мне приказываете?
– Я вам не приказываю, я вам рекомендую, – спокойно поправил Анатолий. – Это в ваших интересах, поверьте. И в интересах вашего брата тоже. Вы ведь еще не нашли работу, верно? Черная метка, брошенная вашим бывшим шефом, по-прежнему мешает вам жить?
– Вам-то что за дело?
– Правильный ответ. Вот если бы вы спросили: «А откуда вы знаете?» – мой босс мог бы усомниться в своем решении.
– Каком?
– Он хочет предложить вам работу.
ГЛАВА 26
Гордо вопить, что мне не нужны подачки, я не стала. Нужны. Вернее, нужна – работа. Хорошо оплачиваемая, желательно. Потому что денег не осталось совсем, приходилось одалживать у родителей. А для этого – признаться, что я уволилась.
Правда, настоящей причины своего поступка я озвучивать не стала, объяснив увольнение несчастьем с братом. Невозможно ведь совмещать жесткий график работы и постоянные отлучки в больницу, вот.
Продажу машины пока удавалось скрывать – ремонт оказался сложным, затянулся на неопределенное время.
В общем, ситуация выглядела (и не только выглядела, но и была) препаршивой. Деньги Олежки давно закончились, хотя, если бы я с самого начала могла предположить очередную подлость от своего бывшего руководства, с ходу ввела бы режим жесткой экономии. И тогда тысячу долларов можно было бы растянуть на гораздо больший срок.
Но увы – сослагательное наклонение в нашей жизни не приветствуется.
Поэтому к концу зимы я не просто наблюдала приближение ануса, я давно уже сидела в нем. Денег не было. Вообще. Работы – тоже. Потому что мой опыт в полиграфии совершенно не нужен был в других видах деятельности, где я была на уровне девочки с улицы.
Но – кушать надо, за квартиру платить надо (хотя мама предлагала поселиться пока у них, а мою однушку сдавать, но этот вариант был самым крайним), поэтому я решила снова начать с нуля. И буквально за день до звонка Анатолия сходила на собеседование в небольшую фирмочку, торгующую всякой галантереей: нитки, иголки, фурнитура и прочая нужная мелочовка. Меня, разумеется, готовы были принять, но оклад предложили такой, что его едва хватало на оплату коммуналки и на хлеб с кефиром.
Ну и ладно, зато не буду клянчить у родителей. А от кефира стану очень стройной и со своего привычного сорок шестого размера перейду на сорок второй. И солидный автомобиль мне уже не понадобится, вполне сойдет и велосипед «Орленок».
В общем, с понедельника я могла выходить на работу. Но парить в пузырящихся облаках эйфории почему-то не хотелось. Совсем.
И вдруг – это предложение. От загадочного олигарха (а кто еще может предложить треть миллиона долларов за какую-то фотографию, будь она хоть трижды редкой?), который до сих пор был для меня мистером Инкогнито.
Вот из одного любопытства пойду на встречу! Потому что насчет работы я очень сомневаюсь – зачем богатею менеджер по продажам? Или ему понадобился психолог? Судя по словам Анатолия, обо мне собирали информацию, наводили справки.
Оживившееся воображение немедленно показало наведенный ствол автомата вместо справки. Что, мандражируем? С подсознанием скорешились, которое упорно не желает связываться с олигархом, поскольку большие деньги тащат за собой, как правило, и большие проблемы.
Ну и пусть. Я ведь умудрилась спровоцировать лавину проблем и не имея больших денег, мне ли бояться?
Но все-таки – зачем я ему понадобилась?
Уж точно не из-за красивых глаз, я с того злосчастного корпоратива больше ни разу не красилась, а запасть на блеклую, опухшую от слез девицу может только слепой.
Ладно, разберемся. А пока – испеку пирог для Олежки, наш, семейный, фирменный. С яблоками и корицей. Брат его просто обожает, когда он за столом – от пирога остаются только крошки. И запах.
Вот и побалую нашего бестолковкина, в клинике, конечно, кормили гораздо лучше, чем в муниципальных больницах, но тоже исключительно диетическим. И строго следили, чтобы родственники не приносили ничего запрещенного: колбасы, чипсов, выпечки.
Так что Олежа наш совсем заскучал без домашней пищи.
Я все успела – и пирог испечь, и подготовиться к встрече с мистером Инкогнито. Брючный костюм, очки, чуть тронутые помадой губы – все, как обычно. Строго, собранно, деловито. Вот только волосы сегодня вели себя совершенно негодяйским образом – пушились и категорически отказывались утягиваться в гладкую прическу. А нечего было шампунь менять.
Сопя и непотребно для приличной барышни выражаясь, я сражалась с непокорными прядями, нервно поглядывая на часы – уже начало третьего, а мне еще добираться своим ходом с пирогом в обнимку.
И тут заблямкал мобильник – снова Анатолий. Неужели отбой?
– Алло, Варвара? Вы еще дома?
– Да. А что, все отменяется?
– Ну почему же, нет, конечно. Просто за вами отправили машину, водитель отзвонился – он уже у вашего подъезда.
– Даже так?
– Мой босс заботится о своих сотрудниках.
– Но я ведь еще не согласилась!
– Да куда вы денетесь, – хмыкнул Кипиани.
– Куда угодно! – разозлилась я. – И вообще…
– Не горячитесь, спускайтесь лучше вниз, серебристая «Тойота Камри», водителя зовут Сергей.
И он отключился. А я старательно подбрасывала дрова злости в вялый костерок возмущения – ай-ай-ай, мною посмели командовать!
Но дрова гореть не собирались, потому что было, если честно, очень даже приятно. И неожиданно – мой прежний шеф никогда не заморачивался такой ерундой, как удобство и комфорт персонала.
Подхватив аккуратно упакованный в пергаментную бумагу и пуховый платок (чтобы не остыл) пирог, я выбежала из квартиры и только потом обнаружила, что рванула без шубы и в домашних тапочках. Ишь, разволновалась, о прическе забыла, заплела кое-как пушистую косу и помчалась, пылая щеками!
Пришлось возвращаться, одеваться-обуваться, смотреть на себя в зеркало, показывать язык – глупости не глупости, а не помешает, и только потом нести себя и пирог к машине.
Серебристый автомобиль действительно гордо сверкал отполированными боками у самого подъезда. А вот интересно, как он умудрился остаться чистым в февральскую слякоть? С вертикальным взлетом, что ли?
Судя по плавности хода – на воздушной подушке.
К дому Олега меня доставили в четырнадцать пятьдесят семь, но к самому подъезду не подвезли, место там занял вальяжный «Бентли» золотисто-шоколадного цвета. Возле автомобиля и у подъезда топтались – нет, не любопытствующие старушки, двор вообще словно вымер – несколько подтянутых мужчин в костюмах и черных кожаных куртках. Грамотный подбор секьюрити, ничего не скажешь, не привычные медлительные качки с широкими складчатыми затылками, а гибкие, опасные, явно очень профессиональные спецы.
Один из которых, заметив в моих руках непонятный, а значит – подозрительный сверток, ртутью перекатился в мою сторону и вежливо поинтересовался:
– Вы не могли бы показать, что у вас там?
– Где именно? – В ход опять пошла все та же левая бровь. – Да вы охальник, милейший! Какое вам дело, что у меня ТАМ?
– Я имел в виду сверток, – невозмутимо уточнил секьюрити, шуганув мелькнувшую в глубине глаз смешинку.
– Все равно не покажу.