Б. Седов - Дама Пик
– Это до какой же?
– А до такой, что побеги устраиваешь, не даешь человеку спокойно сгинуть в темнице… Давай колись. Расскажи мне увлекательную и потрясающую историю о том, как ты все это устроила. Думаешь, мне легко было молчать об этом столько времени?
Наташа самодовольно улыбнулась, и в ее глазах появилось мечтательное выражение.
– Ну, давай рассказывай, – не отставал я.
– Ладно, – смилостивилась она, – только достань еще пива, а то это уже закончилось.
И действительно, шесть маленьких бутылочек по триста тридцать граммов были уже пусты. Я, кряхтя, поднялся с тахты и, подойдя к холодильнику, вспомнил о своих недавних размышлениях по поводу разнообразия секса.
Открыв холодильник, я повернулся к Наташе и спросил:
– А ты знаешь, где мы еще не трахались?
– Знаю, – ответила она.
– Ну и где же?
– На ветряке. Это самая высокая точка острова.
Это еще не приходило мне в голову и, одобрительно кивнув, я сказал:
– Неплохо, неплохо. А вот меня чем-то холодильник привлекает. А?
И вопросительно посмотрел на нее.
– Тоже ничего, – согласилась она.
– Попробуем?
– Попробуем. Но сначала – ветряк.
– Договорились.
Я достал пиво и снова завалился на тахту.
Мы приложились к бутылочкам, которые закрывались белыми фаянсовыми крышками на проволочных петлях, и Наташа начала свое повествование.
Слушая ее неторопливый рассказ, я понял, что недооценивал ее шпионские способности, которые с появлением у нее крупных, и я бы даже сказал – очень крупных – денег, проявились во всей красе.
То, что происходило после Самары с ней лично, не заслуживало особого внимания, зато тот факт, что и на фазенде Стилета, и в конференцзале «Балтийского двора», облюбованного криминалитетом под сходняки и терки, появилось множество дорогостоящих подслушивающих и подсматривающих устройств, был весьма замечательным и важным.
Наташа узнала, что Стилет и компания решили либо завалить меня, либо укачать на крупную сумму денег, а потом все равно завалить. Но сначала все-таки попробовать выдавить из меня сколько можно.
Но на этом так называемом сходняке, который на самом деле был просто вымогательской стрелкой, я неожиданно для всех повел себя крайне резко и, хотя и согласился дать денег, но своими вызывающими манерами обозлил их и подтолкнул к тому, чтобы просто избавиться от геморроя по имени Знахарь.
Наташе было известно о том, что и у моей фазенды, и еще в нескольких местах, где я мог появиться, меня уже караулили ловкие ребята со стволами, которые ждали звонка от Стилета. И в зависимости от от этого звонка они либо убрали бы пушки и поехали пить пиво, либо грохнули бы меня, а после этого все равно поехали бы пить пиво.
Наташа прослушивала наш базар в «Балтийском дворе» и услышала, как Стилет, когда за мной закрылась дверь, взял трубку и сказал своим орлам, чтобы они валили меня. Тогда она тоже взяла трубку и сказала своим бывшим коллегам, которые тоже ждали команды, чтобы они хватали меня и везли в «Кресты».
Спецы и так давно уже хотели повязать меня, но Наташа сделала хитрый финт ушами. Она сдала меня им, но одновременно с этим дала денег, и служебное их рвение угасло, сраженное мощью толстой пачки серо-зеленых купюр.
И, если бы она сказала им по телефону, что брать меня не нужно, они поехали бы опять же пить пиво, а перед начальством развели бы руками, проклиная неуловимого одноглазого Знахаря. Но для них все вышло очень даже хорошо. И Знахаря повязали, и деньги получили. Н у, а пиво – само собой!
Так уж вышло, что в тот момент именно тюрьма оказалась наиболее безопасным для меня местом, но, к сожалению, всего лишь на несколько дней, пока до Стилета не дошла информация о том, куда я запропастился.
Узнав, что я парюсь в «Крестах», Стилет возликовал и поперся с визитом к крестовскому куму. А там они втроем с Сашей Сухумским все и решили.
Однако умница Наташа позаботилась обо мне лучше, чем они.
Это стоило ей огромных денег, ведь встрять в грандиозную предпраздничную тусовку было очень сложно, но все у нее устроилось, все сложилось, и в результате я получил от «американских» миссионеров Библию с вклеенным в нее руководством по использованию ракетного ранца, а также с инструкцией, подробно описывающей план побега.
Наконец рассказ дошел до того момента, когда Наташа, сидевшая за рулем водной «Формулы», увидела, как из-за высокой кирпичной ограды «Крестов» в облаках цветного дыма и огнях фейерверка взлетел человек с совершенно ошалевшим лицом.
Я засмеялся и, прервав ее, спросил:
– Интересно, как это тебе удалось на таком расстоянии разглядеть лицо этого самого человека?
– Ну, во-первых, расстояние было не так уж и велико, а во-вторых, у меня же бинокль был, на воде, знаешь ли, без бинокля делать нечего. А рожа у тебя действительно была такая, будто ты взлетел не на джет-ранце, а на ракете, засунутой в задницу. Глаза выпучены, рот открыт, и озираешься во все стороны. Я даже забеспокоилась, заметишь ли ты меня вообще.
Я хмыкнул и промолчал. Потом взял бутылку и, убедившись, что опять все пиво выпито, встал с тахты и пошел к холодильнику.
* * *Я стоял у окна с бутылкой в руке и смотрел, как распухшее красное солнце быстро опускается в Эгейское море.
Закончился еще один день блаженного ничегонеделания, которое, говоря по правде, уже начинало тяготить меня. Я чувствовал себя, как наркоман, оставшийся без дозы, и недостаток адреналина давал себя знать. Последние несколько лет моя жизнь была до отказа наполнена, мягко выражаясь, увлекательными приключениями. Вообще-то приключения хороши в книге, когда читаешь о них, лежа на мягком диване.
А в жизни – не дай Бог!
Но мне-то он как раз дал все это.
Причем – полной мерой и еще немножко сверху. Так сказать, добавку, чтобы мало не показалось. И конца этому видно пока что не было. Да я и сам чувствовал, что не успокоюсь, пока… Но лучше даже не думать об этом «пока».
Ну что, спрашивается, мешало мне бесследно раствориться среди пяти миллиардов других людей? Денег у меня было, как у дурака фантиков, и даже больше. Я мог позволить себе все. Любое лицо, любое имя, любую страну, все что угодно. И жить себе припеваючи и не лезть больше туда, где приключения бывают только на свою жопу.
Так нет же!
Я вздохнул и, почувствовав на спине взгляд, повернулся к тахте.
– Что, Костик, грустные мысли одолевают? – спросила Наташа, живописно расположившая красивое загорелое тело на валиках.
Мы только что в очередной раз использовали их по прямому назначению, и теперь моя ненасытная партнерша на некоторое время угомонилась.
– Я бы не сказал, что они особенно грустные, – ответил я, – просто мне интересно, смогу ли я угомониться сам, или для этого обязательно нужно грубое вмешательство судьбы с топором в руке? Вот ты, например, что думаешь по этому поводу?
Наташа потянулась, закинув руки за голову, отчего ее груди поднялись и уставились сосками в потолок, зевнула и сказала:
– Я слабая и глупая женщина.
– Совершенно справедливо, – с готовностью подтвердил я.
Она недовольно посмотрела на меня и угрожающе повторила:
– Я слабая и глупая женщина, и я хочу покоя. Мне надоело, как ты выражаешься, скакать по веткам с дымящимся стволом в руке и постоянно вытаскивать тебя из очередного дерьма. А ты совершенно не ценишь этого.
– Я не ценю? – удивился я, – а кто же тогда ценит, если не я?
– А никто не ценит. Я вот тут подумала – знаешь, на что это все похоже?
– Пока не знаю.
– А вот я тебе сейчас и объясню. Ты похож на клиента психиатрической клиники, у которого тяжелый случай помешательства. И помешательство это выражается в том, что он хочет покончить с собой наиболее дорогим и сложным способом, причем ему обязательно нужно, чтобы в этом участвовало как можно больше людей и было как можно больше зрителей. Что, не так?
– Ну, это ты, голубушка, загнула…
– Ничего подобного. А я, старая несчастная женщина – попросту медсестра, которая не спускает глаз с этого буйного пациента и постоянно то стаскивает его с подоконника, то отнимает опасную бритву, то перерезает веревку, которую он уже приспособил на крюке для люстры.
– Это кто медсестра – ты, что ли?
– А кто же еще? И я же твой лечащий врач.
– Ну-ну…
– Вот тебе и ну-ну! А ты подумай о больных и голодных детях Африки, которые гибнут в железных клещах апартеида, еще там о всяких несчастных… Может быть, тебе просто булькнуть со скалы с камешком на шее, а деньги перевести в какой-нибудь благотоворительный фонд?
– Ага! В благотворительный фонд… Как же, как же! Это ты хочешь, чтобы я накормил какогонибудь подонка, который этим фондом распоряжается? Увольте. А насчет голодных африканских детей, то это их проблемы. Они там плодятся, как крысы, и дохнут точно так же. И для них это – норма. Так что не надо про бедных и несчастных. Ты мне еще посоветуй бомжам помогать.
