Джеффри Дивер - Двенадцатая карта
Воспоминания сыпались со всех сторон. Повернув голову, Джакс увидел закусочную быстрого питания. Ну надо же! Раньше в этом месте находился магазин хозтоваров. Здесь он в пятнадцать совершил первое преступление, с которого и начал свой путь к известности. Потому что стащил не выпивку и не сигареты, не оружие и не деньги, а коробку первосортного «Крилона», который израсходовал в течение следующих суток, отягощая кражу умышленной порчей имущества. Прошелся с баллончиком по Бронксу и Манхэттену, оставляя на стенах фигурную надпись – «Jax 157».
Следующие несколько лет Джакс «бомбил» свой тэг где только мог: на эстакадах, мостах, путепроводах, на стенах и афишных досках, на магазинах, муниципальных и частных автобусах, жилых домах и офисных зданиях. Он даже сумел подписать Рокфеллеровский центр, аккурат у золотой статуи, прежде чем два мордоворота-охранника угостили его ударной дозой слезоточивого газа и резиновых дубинок.
Пять минут без чужого внимания и немного плоской поверхности – вот все, что требовалось юному Алонсо Джаксону, чтобы появилось «Jax 157».
Сын разведенных родителей, он через силу доучивался в школе, терпеть не мог рутинной работы, постоянно попадал в неприятности и находил утешение только в «писательстве» (по единодушному мнению Кита Хэринга, художественных галерей в Сохо и рекламных агентств, граффитисты были не «художниками», а «писателями» – «райтерами»). Одно время он мотался с местной уличной бандой, но потом пересмотрел свой выбор. Как-то раз они тусовались на Сто сороковой улице, когда из проезжавшей тачки открыли огонь. Пиф-паф-бах, и Джимми Стоун, который стоял рядом с ним, повалился на тротуар с двумя дырочками в виске. И все из-за граммового пакетика героина…
На фиг такая радость. И Джакс ушел из банды. В одиночку денег, конечно, много не срубишь, зато безопаснее (если не считать случаев, когда пишешь тэги на подвесном мосту или вагоне метро на полном ходу… Об этом его подвиге слышали даже братки в тюрьме).
Алонсо Джаксон, теперь уже навсегда ставший Джаксом, с головой погрузился в искусство. Начал с того, что просто «бомбил» свой тэг по всему городу. Скоро ему стало ясно, что одним этим, даже если отметишься в каждом районе Нью-Йорка, выше желторотого выскочки в глазах настоящих королей граффити не поднимешься.
Прогуливая уроки, подрабатывая в закусочных, чтобы было на что покупать краску, иногда просто воруя баллоны, он вскоре перешел к крупной форме и достиг мастерства в разрисовке вагона по высоте. В метро он «бомбил» на линии А. Тысячи приезжих попадали из аэропорта Кеннеди в город на поездах, на которых вместо «Добро пожаловать в Большое Яблоко»[10] значилось таинственное «Jax 157».
Когда Джаксу исполнился двадцать один год, он уже дважды разрисовывал вагон по всей длине и вплотную подошел к тому, чтобы расписать целый поезд, – мечта любого короля граффити. Было на его счету и немало «кусков». Джакс не раз пробовал объяснить, что значит «кусок», но все попытки неизменно сводились к словам, что это нечто большее… Такое, от чего дух захватит что у обдолбанного в хлам наркомана, что у воротилы с Уолл-стрит: «Уф! Твою мать! Вот это шедевр!»
Эх, потрясные были деньки. Он – король граффити, в гуще самого мощного негритянского движения со времен гарлемского Ренессанса, имя которому – хип-хоп.
Ренессанс – это, конечно, здорово, но Джакс видел его как явление в первую очередь интеллектуальное, идущее из головы. Хип-хоп, напротив, вырывался из самой души, рождался не в колледжах, не в писательских мансардах, а пробивался с улиц, шел от озлобленных подростков из разбитых семей, от тех, кто ходил по улицам, замусоренным шприцами и забрызганным кровью. Это был грубый крик тех, кому приходилось кричать, чтобы их услышали. В своих четырех проявлениях хип-хоп удовлетворял все запросы: музыку создавали ди-джеи, поэзию – рэперы, танцами занимались брейкдансеры, изобразительное искусство, в которое Джакс вносил свою лепту, было представлено граффитистами.
Да вот же… Он даже остановился, глядя на то место на Сто шестнадцатой, где раньше стоял дешевый универмаг. После знаменитого энергосбоя 1977-го и последовавшего за ним хаоса магазин так и не восстановили; вместо него возникло настоящее чудо: лучший в стране хип-хоп-клуб «Мир Гарлема». На каждом из трех этажей играли свою музыку: трансовую, радикальную, экспрессивную. Брейкеры откалывали финты. Ди-джеи крутили пласты, развлекая забитые под завязку танцполы. Рэперы объяснялись в любви к микрофонам, прокачивая акустическое пространство блатными речевками, которые бились в ритме реального сердца. Именно здесь, в «Мире Гарлема», состоялись первые поединки рэперов. Джаксу довелось увидеть один считающийся самым известным: с участием «Колд краш бразерс» и «Фэнтестик файв»…
«Мир Гарлема», конечно, давно исчез, как исчезли тысячи «бомб» и «кусков», которые написал Джакс, вместе с работами других легендарных «райтеров».
Да, многие оплакивали кончину хип-хопа, вытесненного рэперами-миллионерами, разъезжающими в хромированных «хаммерах», говнюками вроде «Бэд бойз II», белыми мальчиками из пригородов, айподами, Интернетом с его mp3-серверами и спутниковым радио. Все это… ага, вот, кстати, живой пример: к обочине подкатил двухэтажный автобус с туристами. На борту красовалась надпись: «Рэп и хип-хоп-туры. Мы покажем вам настоящий Гарлем!» Пассажиры – пестрая смесь черных, белых и азиатов. До Джакса донеслись обрывки заученной речи водителя: «…а теперь мы поедем в ресторан, где можно отведать настоящую негритянскую кухню».
Но Джаксу не было дела до того, что трубили пустозвоны о закате эпохи. Духовная суть Гарлема осталась нетронутой; ее ничто не могло изменить. Взять, к примеру, «Коттон-клаб», размышлял он, жемчужину джаза и свинга двадцатых. Многие ли знали, что вход туда открыт только для белых (даже такому прославленному жителю Гарлема, как Уильям Кристофер Хенди, одному из величайших композиторов всех времен, там давали от ворот поворот… несмотря на то что в заведении исполнялась его музыка).
Ну и что? «Коттон-клаб» сгинул к чертовой матери. А Гарлем как был, так и остался. И будет всегда. Эпоха Ренессанса себя изжила, хип-хоп изменился до неузнаваемости. Однако прямо сейчас, на этих самых улицах, зарождалось и набирало ход совершенно новое течение. Джаксу было интересно, во что оно со временем выльется. Сможет ли он увидеть все своими глазами… Ведь если что-то в деле с Женевой Сеттл пойдет не так, он попросту не доживет до этого дня, в лучшем случае через сутки загремит обратно в тюрьму.
«Приятного знакомства с негритянской кухней», – мысленно пожелал он туристам отъезжающего автобуса.
Пройдя по улице еще несколько кварталов, Джакс наконец заметил Ральфа, который, ясное дело, стоял, привалившись спиной к какому-то зданию с заколоченными окнами.
– Привет!
– Ну как?
Джакс не остановился.
– Куда это мы? – Ральф пристроился рядом, стараясь не отставать.
– Хороший денек, грех немного не прогуляться.
– Чего хорошего? Холодина такая…
– Ничего, шевели ногами – согреешься.
Некоторое время они шли; Ральф о чем-то непрестанно стонал, Джакс его не слушал. Он остановился у лотка «Папайя кинг», купил четыре хот-дога и два стаканчика сока, даже не поинтересовавшись у фараончика, голоден ли тот. Да будь он хоть вегетарианец или его наизнанку выворачивает от манго!.. Расплатившись, Джакс зашагал дальше по улице, на ходу передав тощему его обед.
– Погоди хавать. Сейчас отойдем подальше.
Он огляделся. Не заметив никакой слежки, быстрым шагом двинулся дальше. Ральф семенил рядом.
– Ты мне не доверяешь?
– Ага.
– С чего так вдруг?
– С того, что у тебя было время меня заложить.
– Самый денек для пеших прогулок, – ответил Ральф и быстро отхватил кусочек хот-дога.
Пройдя еще с полквартала, Джакс свернул в пустынный переулок и через несколько шагов остановился. Ральф тут же припал спиной к металлической ограде напротив какого-то городского особняка. Джакс съел хот-доги и запил их манговым соком; Ральф расправился со своей порцией.
Двое мойщиков окон или рабочие с соседней стройки на обеденном перерыве. Ничего подозрительного.
– А хот-доги у них что надо! – прокомментировал Ральф.
Покончив с сосисками, Джакс вытер руки о куртку и обыскал Ральфа, сверху донизу прохлопав его по одежде. Похоже, все чисто, «жучков» нет.
– Теперь давай по делу. Что ты там для меня нашел?
– Девчонку – Сеттл. Учится в школе Лэнгстона Хьюза. Знаешь такую?
– Знаю-знаю. Она сейчас там?
– Понятия не имею, ты спрашивал только где – не когда. Но ребята на квартале еще кое-что сказали.
Снова это «на квартале»…
– Говорят, ее ни на шаг не отпускают одну… держат на поводке.
