Сьюзан Конант - Пес, который говорил правду
— Да успокойся ты, наконец! — сказал Стив. — Брак ведь не обязательно бывает именно таким.
— Это чудовищно! Он самый грубый мужлан, которого я когда-либо видела. За все время, что я провела у них, он мне и слова не сказал. Эти собаки, и те воспитаннее его! Даже Кими.
— Скажи спасибо, что он не вытолкал тебя взашей или, наоборот, не начал сразу же к тебе приставать.
— Погоди! Он еще, возможно, позвонит. Он, должно быть, считает себя этаким мрачным красавцем и думает, что производит сильное впечатление.
— И он прав, судя по твоей реакции!
— Какая же все-таки скотина! В конце концов, пусть будет груб со мной, это ладно! Но как он смеет так обращаться с ней? Ведь я же ее гостья. Я была у них в доме. Ей, наверно, было так неудобно! Мне и то было неловко за нее — что кто-то видит, как с ней обращаются. А может, она настолько забитая, что уже и унижения не чувствует?
Рауди и Индия гонялись друг за другом — красивые, сильные, похожие на волков животные. Но Леди не отходила от Стива дальше нескольких ярдов, а Кими всячески провоцировала ее на стычку.
— Шейла похожа на побитую собаку, — сказала я. — В сравнении с ней Леди — просто образец уверенности в себе и чувства собственного достоинства. На это просто нельзя спокойно смотреть!
— Верю. А тебе удалось что-нибудь узнать?
— Ах, узнать? Да. Я узнала, что Элейн была абсолютно права в своем отношении к браку.
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я спрашиваю! И учти, я не Бен Мосс и ответственности за его поведение не несу!
— Я знаю. Извини. Да, кое-что я все-таки выяснила. Скорее всего, Шейла Мосс не имеет к этому делу никакого отношения. Во-первых, потому, что она самое безвредное существо на свете. Но, главное, она слишком рассеянна и переутомлена. Невозможно представить себе, чтобы она разработала план убийства, даже не убийства, а чего-нибудь попроще. Они получают домашний сыр, но Шейла прекрасно знает, что Элейн его не любила. Она сама заговорила об этом, я не спрашивала. Она также знала и то, что сыр покупался для собаки. И еще я узнала, что она принимает прозак.
— Ты же говорила, что она кормит младенца!
— Этот младенец весит, наверно, лишь в три раза меньше ее самой.
— Ты говоришь, она безвредное существо. Она уже причиняет вред собственному ребенку, если кормит его грудью и принимает лекарства, — заметил Стив.
— Это другое. Тут все происходит как бы помимо нее, по ее слабости. А замышлять убийство — значит контролировать ситуацию. Ужасно звучит, но чтобы убивать, нужно чувствовать свою силу. А она не чувствует, можешь мне поверить. Нет, она не могла убить.
— А он? Достаточный ли он мерзавец, чтобы убить двух женщин?
— Я думаю, он скорее вампир, чем убийца. Он не до конца добивает свои жертвы, а держит их в полузадушенном состоянии. Ну а если серьезно… Он был любовником Элейн, и он врач. Он вполне мог инсценировать ее самоубийство. Он мог накормить ее чем угодно и оставить на столике пустые бутылочки от лекарств. И потом, какие мотивы? Пока я его не увидела, я допускала, что Элейн могла угрожать, что все расскажет его жене. Ну и что, если бы рассказала? Какой выход у этой бедной женщины? Бросить его и остаться одной с этими малолетними бандитами? Хотя я не думаю, что она знает, судя по тому, как она говорила об Элейн. Я просто уверена, что не знает. Он ей что-то вкручивает про свою дружбу с женщинами, а она это глотает. Но даже если бы она и узнала? Что из этого? Она ни для кого не представляет угрозы.
— Но у них свободный доступ к синеквану. У него и у нее.
— Просто мы пока не знаем кого-то, у кого он тоже был.
Глава 18
— Там, в холодильнике, «Катамаунт» и «Сэмюэл Адамс», — сказала я. — Угощайся.
— А что, этот, как его там, прикончил мой «Бадвайзер»?
Кевин прекрасно знает, как зовут Стива.
— Никто его не приканчивал. Никто не трогал твой «Бадвайзер». Там где-то валяется!
— Валяется! Тебе что, банка не нравится? Ты теперь что-то имеешь против собак?
— Нисколько. Но почему они не изобразили на пивной банке, например, лайку? Рауди или Кими были бы прекрасной рекламой!
— Интересно чего? Пирогов по-эскимосски?
Я засмеялась. Кевин сорвал крышку с жестянки, прислонился к кухонному столу и протянул мне какую-то довольно бледную фотокопию.
— Что ты на это скажешь?
Не знаю, верю ли я графологам, определяющим характер по почерку, но с почерком Донны Залевски они бы точно прокололись. Даже на бледной копии было видно, что письмо написано правильным и старательным, плавным почерком, как диктовка ученицы четвертого класса:
Д-р Уолш, Я знаю, что прошу слишком многого, но я больше не могу сдерживать себя. Я испробовала все возможные выходы. Я знаю: ей будет хорошо с вами. Она заслуживает этого.
— Есть какие-нибудь мысли?
— Это и есть ее предсмертная записка?
— Так мне сказали.
— Тогда почему нет подписи?
Кевин сделал глоток, вытянул губы в трубочку и внимательно посмотрел на меня.
Тогда я сама себе ответила:
— Потому что записка не закончена. «Возможные выходы»? Конечно! Она всего лишь имела в виду питомники для собак. Она имела в виду выход, а не уход из жизни. Вы, ребята, слишком долго вращались в высокоумных кругах Кембриджа! Так где же нашли записку?
— У нее на столе.
— Больше там ничего не было?
— Только этот листок.
— Должно быть что-то еще, — усомнилась я. — Например, инструкция, как кормить Кими.
— Да, был список. Она паковала две сумки. В первой — еда для собаки. Полная сумка еды. И еще поводок. И список.
— Список продуктов, которыми надо кормить собаку, верно? И один из продуктов — домашний сыр.
Кевин кивнул.
— Значит, тебе от меня нужно только подтверждение? Подтверждаю. Это записка, в которой Донна просит Элейн позаботиться о Кими. Это неоконченная записка. Дальше, вероятно, должно было быть что-то вроде: «Я привезу ее к вам завтра» или «Завезу ее, как только соберусь с силами».
— А насчет других «возможных выходов» что ты думаешь?
— Ах, вот что тебя интересует! Ну что ж! Куда она могла попробовать пристроить Кими? К Стиву. Он был ее ветеринаром. Еще куда? К Фейс Барлоу. Донна купила Кими у Фейс. Ну, что ты еще хочешь у меня спросить? У Стива ее могли просто не запомнить. Она пришла, спросила, нельзя ли оставить собаку, ей ответили, что сейчас нет места. Она могла даже не назвать своей фамилии. А вот Фейс должна была запомнить. Хочешь, я попытаюсь выяснить?
— Ну что ты! — мрачно изрек Кевин. — Как я посмел бы заставить тебя собирать информацию? Мне нужна была от тебя какая-нибудь гениальная догадка!
Когда Кевин в таком настроении, просто нет смысла с ним разговаривать. Я взяла телефон и набрала номер Фейс.
— Фейс? Это Холли. Послушай, Донна Залевски когда-нибудь просила тебя взять Кими на время?
— Я не взяла, — ответила Фейс. — Она действительно звонила, но у меня как раз все было забито, некуда было бы ее деть.
— Не помнишь, когда это было?
— Давно.
— А нельзя ли вспомнить поточнее?
— Осенью.
— Ну, припомни, почему у тебя все было занято?
— Э-э… А, да! Я вспомнила, когда это было. Уже был один помет, и со дня на день ожидался еще один. И еще, одну собаку мне вернули. Такое у меня редко случается. Кстати, вернули щенка из того же помета, что и Кими. — Фейс уже собралась рассказать мне подробно о той собаке и о судьбе всех братьев и сестер Кими.
— Когда это было, Фейс? Ты можешь назвать день или хотя бы месяц?
Но Фейс все-таки сначала рассказала, почему вернули щенка, добавив, что вообще-то она таким людям собаку ни за что бы не продала, потом объяснила, почему же она все-таки им ее продала, и лишь потом назвала более или менее точную дату — День благодарения.
К концу моего телефонного разговора Кевин уже приканчивал вторую банку пива.
— Надеюсь, ты внимательно слушал? — сказала я. — Ну что? День благодарения подходит?
Должно быть, подошло. Он взял у меня адрес и телефон Фейс, хотя вряд ли он когда-нибудь купит у нее собаку. Потом он допил пиво и ушел.
— Все мужчины одинаковы, — сообщила я собакам, которые уже тихонько подвывали в ожидании обеда.
Собаки — существа, чуждые всяческой политики, и одна из главных радостей общения с собакой в том, что ей можно говорить все, что угодно, не опасаясь, что она о тебе как-нибудь не так подумает. Более того, можно сегодня сказать одно, а завтра — другое, прямо противоположное, и ни одна собака не укажет вам на это противоречие.
— Все мужчины одинаковы. Получили свое — и след простыл. Интересно, догадался ли Кевин разузнать, почему Донне понадобилось пристроить тебя, Кими?
Кими навострила уши.
— Конечно, не догадался. Но мы-то знаем! Мы-то понимаем! Даже больше, чем нам хотелось бы. Да, кстати, о Донне! Я ведь говорила тебе, что она тебя любила. Знаешь, что произошло? Она все рассказала о себе Элейн Уолш, и та часть ее рассказа, которая касалась тебя, была правдой. Донна рассказала Элейн, что она с тобой делала. Она хотела прекратить это, но не могла. Она любила тебя, понимаешь?
