Анна Данилова - Солнце в ночном небе
Сима между тем говорила:
«...главное, чтобы я попала в кадр... записываю себя на телефон... У меня встроенная камера в телефоне, поэтому качество изображения неважное. Зато потом, когда я проснусь, я смогу посмотреть на все это безобразие и решить для себя – сошла я с ума или нет... Значит, так. Поздравляю тебя, моя дорогая Серафима, с Рождеством! Я в Штраубинге, остановилась у прекрасных людей, которые подарили мне новую жизнь. Эх, жаль, что меня сейчас никто не видит, какая я счастливая! Вот это Рождество так Рождество. Вот это подарок так подарок! Вы можете спросить меня, кому я показываю язык... А я отвечу кому: своей прошлой поганой жизни, вот! Я говорю ей: чао! Я ненавижу свою прошлую жизнь. У меня такое чувство...»
Она была явно пьяна, поэтому стояла неспокойно, словно пританцовывая или нервничая. Возможно, ее даже лихорадило.
«...У меня такое чувство, что я была больна все эти годы, а сейчас выздоровела. Чего и вам, друзья, желаю!» – И пьяный хохот.
– Она у Люлиты, – простонала Ольга. – Точно! В той же самой спальне... Но она пропала, понимаешь, Валя? Пропала! А теперь, когда ее нет, эта самая Люлита заманила к себе нас... В спальню. Она убивает русских, понимаешь?!
– Оля, успокойся! Давай посмотрим, что будет дальше...
Но и дальше был какой-то пьяный бред.
«Я счастлива, я бесконечно счастлива! У меня теперь есть все, что нужно для новой, чистой жизни. И вам меня не понять... И обрела я это свое новое положение... Надо сказать, солидное положение – на прекрасном голубом Дунае... В чудесном городе Штраубинге... Язык сломаешь...»
Ролик неожиданно закончился.
– Я еще больше запуталась, – захныкала Валентина. – И плакать хочется. Ты пойми, не так-то легко переписываться с мертвой теткой, а потом еще и увидеть ее в этой пижаме...
– Мы должны пойти к Люлите и обо всем ее расспросить. Что она сделала с твоей Симой? – строгим голосом, трезвея на глазах, говорила Ольга. – Возможно, она маньячка.
– А с виду такая милая старушка... Оля, мы никуда не пойдем! Неужели ты не понимаешь, что Сима жива, иначе кому бы это понадобилось присылать нам ролик? Там же ничего такого нет!
– Но раньше-то нам присылали другие ролики, труп на берегу... этого самого прекрасного голубого Дуная.
– Лицо трупа не показали, поэтому это тоже еще ни о чем не говорит.
– Валя, собирайся!
– Куда?
– К Люлите.
– Сейчас? В такую рань? Да она же спит!
– Она убила твою тетку, Валентина, неужели ты еще ничего не поняла? А письма нам присылает... Меликсер! Она что-то знает о Люлите, поэтому поспешила поскорее скрыться. И этот чек... банковская карточка... Нам дали возможность немного расслабиться, чтобы потом...
– Что? Оля, что?! Не пугай меня?
– Мы должны пойти к ней, должны!
В мансарде все стало голубым, нежным, словно в окно заглянула луна. На какое-то мгновение они обе услышали невыразимую тишину, словно голубым бархатом заложившую уши. И вот среди этого кажущегося спокойствия вдруг раздался звонок, внизу, кажется, где-то под домом, эхом разлившийся повсюду и заставивший заколотиться два испуганных сердца.
– Это она... – прошептала Валентина, и глаза ее успели налиться радостью. – Она, моя тетя Сима! Это Серафима!
– Валентина, стой! Подожди, не открывай!
Ольга бросилась к окну и увидела стоящую на крыльце Люлиту.
«Опоздала, – пронеслось у нее в голове. – Опоздала!»
21
Это был самый приятный миг – возвращение домой, где ее ждала маленькая Гера, которую ей предстояло кормить грудью. В такие минуты Маша чувствовала себя самой счастливой женщиной и, переступая порог квартиры, ощущала всю полноту жизни, всю радость материнства, представляя себе, как через несколько минут ее маленькая дочка, устроившись у нее на руках, будет сладко посасывать материнское молоко и смотреть своими молочно-серыми глазками по сторонам, смешно вращать ими... Эта малышка еще только учится жить, смотреть, дышать, чувствовать. И рядом будет Сережа, как ее, Машина, часть, половина, как ни банально это звучит.
Ей удалось уйти с работы на два часа раньше, а это означало еще два райских часа рядом с дочкой, дома. Маша открыла дверь своими ключами. Желание незаметно войти в дом и увидеть собственными глазами няню казалось ей естественным в такой ситуации. Все равно эта девушка для них – чужая, как бы нежно она ни относилась к Гере.
Стараясь ступать бесшумно, Маша вошла и принялась снимать куртку. И как раз в этот момент заметила на пороге, на коврике рыжие замшевые ботинки, женские, изящные, не принадлежавшие никому из ее знакомых, тем более няне. Рядом стояли башмаки Сергея, под которыми натекло много воды – талый снег...
Нехорошее предчувствие подкатило к горлу и вызвало прилив тошноты, словно ее организм противился такому грубому вмешательству в ее личную, интимную жизнь какой-то посторонней женщины. Сережа изменяет ей с другой женщиной? А где же няня? Ее обуви-то как раз и не было. Значит, Сережа отпустил ее. Отлично!
На ослабевших ногах Маша подошла к двери, ведущей в гостиную, и услышала голоса. Один голос, мужской, принадлежал Сергею; другой показался ей знакомым, но в первые секунды она не могла определить, кто именно соблазняет ее мужа. И именно тогда внезапное осознание, что ее семья так же уязвима, как и все остальные семьи, и может быть разрушена какой-то другой женщиной, лишило ее сил, подорвало то главное, на чем держалось ее льющееся через край женское счастье... Сережа? Изменяет?! Как такое может быть? Она прислушалась. Но ей казалось, что голоса звучат как-то пространственно, гулко, словно биение ее собственного сердца заглушает их...
– ...сто лет тебя не видел, Лара...
Лара? Как же она не узнала в первые мгновенья голос старинной подруги, одноклассницы? Конечно, они не виделись уже целую вечность, Лара очень удачно вышла замуж и жила в основном за городом, воспитывая своих близнецов. Но что она делает у них дома? И почему не позвонила Маше?
– Да я, честно говоря, Сережа, и не приехала бы. Но обстоятельства заставили меня сделать такое долгое путешествие по Москве... Да, ты не удивляйся, но для меня Москва теперь – какой-то огромный континент, представляешь? Я одичала в своей деревне. Конечно, там хорошо, муж построил огромный дом, и вообще все замечательно. Но Москвы я почему-то боюсь, особенно метро. Отвыкла совсем. Особенно гул. Вы-то, москвичи, уже не замечаете этого страшного гула, этого вселенского шума, а я замечаю, и он давит не только на уши, но и на психику. Кажется, что пришел конец света... Ладно. Я приехала вовсе не для того, чтобы рассказывать тебе о своих психологических проблемах, тем более что это никакие и не проблемы. Ты знаешь, я ведь звонила Маше, но у нее телефон не отвечает.
– Думаю, с тех пор, как вы виделись в последний раз, она уже пару раз сменила номера. Послушай, Лара, я приготовлю кофе, а? А то сидим с тобой, как чужие.
– Нет, я не пью кофе. Если можно, завари чай. Но, с другой стороны, Сережа, у меня к тебе разговор, очень короткий, да и вообще я не уверена, что должна была говорить тебе все это...
Маша, услышав такое вступление, напряглась. Что такого могло произойти в жизни Лары, благополучной женщины, что она на самом деле совершила настоящее путешествие из своей деревни в самый центр Москвы, да еще и к своей однокласснице? Явно не просто потрепаться она приехала сюда, раз, не дозвонившись до Маши, настояла на встрече с Сережей. Значит, что-то случилось.
– Лара, ты так заинтриговала меня, что я теперь уже просто обязан заварить чай. Ты подожди здесь, я быстро.
– Я пойду с тобой в кухню.
Они вышли из комнаты, и Маша едва успела спрятаться за вешалку, нагруженную множеством пальто и курток, чтобы ее не заметили. Теперь, когда они были в кухне, их можно было не только слышать, но и наблюдать за ними. Сережа включил электрический чайник, Лара же села за стол, возле окна.
– Тебе какой: черный или зеленый? – спросил Сережа.
– Да все равно, главное – не крепкий. И можно с молоком.
Лара не курила, вот что значит материнство. Маша уже и не знала, правильно она делает или нет, скрывая свое присутствие. Но она была так заинтригована приходом подруги, что хотелось довести дело до конца и узнать истинную причину ее неожиданного визита.
– Сережа, я была очень хорошо знакома с сестрой Маши, Серафимой. Мы с ней даже какое-то время были дружны, что удивительно. Да, я понимаю, личность она неординарная, и дружба с ней может сильно подпортить репутацию, но мне было интересно с ней, и я всегда удивлялась тому обстоятельству, что она умеет так профессионально, талантливо лгать.
– В смысле?
– Она сочиняла разные истории, которые якобы с ней случались. Выдавала желаемое за действительное, понимаешь? Все-то любовники были у нее миллиардерами, дарили ей брильянтовые колье, звали замуж, но она отказывалась. И то, как она это рассказывала, звучало так убедительно, что мне хотелось, представляешь, хотелось ей верить. Вот так.
