Сергей Устинов - Все кошки смертны, или Неодолимое желание
― А завпост?
― Это должность. Заведующий постановочной частью. Хотя в театре, можно сказать, тоже ― амплуа. Курманцев у нас и по реквизиту был главный, и задники малевал, и декорации строил ― за рабочего сцены. Жалко, свалил за одной из этих сучек, она ему, по-моему, просто мозги закомпостировала. Типа, любовь-морковь. А мы теперь сами: круглое ― кати, плоское ― тащи, одни кадки эти хреновы чего стоят, -закончил он с нескрываемой досадой.
Оставалось немногое. Отклонив любезное предложение отксерить любые портфолио («какие понравились, на память»), я ограничился тем, что скопировал анкеты с установочными данными всей пятерки. На анкетах, кстати, были и фотографии ― маленькие, как на паспорт, но зато посторонним показывать не стыдно.
Мой гид проводил меня к выходу и там, снова обернувшись вахтером, осторожно, как в горячую ванну, опустил тело в свое вольтеровское кресло.
― А захотите посетить ― можно прямо ко мне, -неожиданно предложил он на прощание. ― Гарантирую скидку пятьдесят процентов, нам часть зарплаты билетами выдают.
Выйдя на улицу, я посмотрел на часы. Прикинул, что с учетом московских пробок Малой-Малай никак не обернется в аэропорт и потом ко мне с обещанной флэшкой раньше часов пяти-шести. Сам не всегда проникающий в глубинный смысл собственных афоризмов, Прокопчик любит повторять: время есть -ума не надо. Это был тот самый случай: никаких свежих идей у меня не имелось, зато полно времени на отработку второстепенных версий. В кармане куртки их лежало сейчас ровно пять ― по числу уволившихся под дурным влиянием Нинель тружеников секс-индустрии.
Сев в машину, я развернул полученные в «Купидоне» копии анкет и уставился на них в раздумье, с кого бы начать. Собственно, думать особо было не над чем: у троих представителей актерской профессии в анкетах, кроме паспортных данных, абсолютно никаких полезных сведений не содержалось. В графе «предыдущее место работы» значилось обучение в театральном институте или училище, причем где-то на периферии. Травести с инженю в Новосибирске, а герой-любовник ― в Нижнем Новгороде. Только у завпоста Курманцева имелись и трудовая биография, и московская прописка. Остальные указывали координаты съемных квартир. Курмацев и возрастом был постарше ― ему недавно стукнуло тридцать два. Прочим же едва перевалило за двадцать. Завпост проживал в Жулебине, к нему аж через весь город пилить. Моченев поближе, на Зацепе, у Павелецкого вокзала. А вот инженю Голдовская с травести Шлык имели один и тот же адрес, причем совсем неподалеку, на Войковской. Как опять же формулирует в подобных случаях Прокопчик, если выбора нет ― делай его не колеблясь.
В подъезд огромного, как готический замок, сталинского дома я проник без особого труда: предназначенное когда-то для привилегированных каст жилье с излишествами в виде бессмысленных башенок и балюстрад выродилось вместе с кастами и больше не охранялось. Время взяло замок не штурмом, а долгой изнурительной осадой. Штукатурка на фасаде отваливалась пластами. Замок во входной двери вырван с мясом, на лестницах грязь и мусорные горы бумажной рекламы. На плохо освещенной площадке уже ждали лифта две женщины, нагруженные продуктовыми пакетами. Подходя ближе, я услышал обрывок их беседы.
― ...гнать ее надо поганой метлой! ― гневно, с придыханием говорила немолодая грузная дама, посверкивая в полутьме стеклами очков. ― Ладно ― грязь, мы привыкли, но противопожарная безопасность! Черная лестница завалена черт-те чем, случись чего -греха не оберешься!
― А кто пойдет, Фаина Семенна? Кто пойдет-то? -с ленцой и как-то незаинтересованно поджимала губки ее юная собеседница, худенькая и нескладная, как подросток. ― Вот вы бы пошли? За вас весь подъезд... Как один человек...
― Куда идти ― после двух-то инфарктов? За третьим, что ли? ― астматически задыхаясь и поминутно сдувая капли пота с верхней губы, страдальчески вопрошала Фаина Семеновна. ― Я кардиологическая больная, у меня вторая группа.
Двери лифта со скрежетом разъехались, я пропустил женщин вперед и вошел следом.
― Пятый, ― тяжело дыша, сообщила обладательница двух инфарктов.
Молодая просто молча нажала кнопки «5» и «6», только после этого вспомнив обо мне:
― А вам какой?
― Десятый, ― сказал я, бросив быстрый взгляд на панель с кнопками. Не зная точно, на каком этаже нужная мне квартира, я планировал подняться до самого верха и спуститься пешком.
Лифт еле полз, кряхтя, как старый дед. В кабине было заметно светлее, и, разглядывая от нечего делать своих попутчиц, я поразился их необычайной схожести. Та же нездоровая бледность, угрюмый взгляд и недовольное выражение лица. Как будто одна и та же женщина, только с разницей лет в полста. К тому же от кого-то из них исходил застарелый винный дух, свойственный обычно особам, регулярно попивающим. А от кого-то, наоборот, несло свежим перегарчиком. Привязать же эти ароматы к конкретным носителям мешали тесные габариты кабины: мы стояли почти вплотную друг к другу, и запахи, переплетаясь, заполняли все свободное пространство.
Дамы продолжали разговор. Вернее, продолжала одна из них ― кардиологическая Фаина Семеновна:
― А ты вот, Ксюша, чего себе думаешь? Сама говорила, сейчас не работаешь. Чем плохо: квартиру бы служебную дали, потом, глядь, и прописку московскую, а? Всю жизнь на твои фигли-мигли не проживешь!
Но бросив взгляд на Ксюшу, я по отрешенному выражению ее лица однозначно понял, что работу в коммунальной сфере она вряд ли когда-нибудь предпочтет своим «фиглям-миглям», что бы под этим ни подразумевала Фаина Семеновна. Видимо, та пришла к аналогичным выводам, потому что когда лифт остановился на пятом, пожала плечами и вышла со словами:
― Не хочешь ― как хочешь. Тебе жить...
Когда кабина остановилась на шестом и двери разъехались, я увидел прямо перед собой табличку с нужным мне номером квартиры. А в следующее мгновение понял, что моя попутчица, на ходу извлекая ключи из сумочки, направляется именно к ней. Не сложно было догадаться, что Ксюша и есть искомая травести Оксана Голдовская.
У меня было всего несколько секунд на принятие тактического решения, и я сделал его в пользу наступательного варианта. Сперва легонько придержал дверь лифта плечом, а когда убедился, что девица уже отперла замок квартиры, шагнул вслед за ней на площадку со словами:
― Не торопитесь так, Оксана Григорьевна. Можно вас на два слова?
В ответ произошло нечто странное. Субтильная с виду травести, даже не обернувшись на мой голос, с поразительной прытью скакнула внутрь квартиры и с размаху захлопнула за собой дверь, навалившись на нее всем телом. Ну, если быть точным, почти захлопнула. Потому что я, при всей неготовности к такому стремительному развороту событий, успел рефлекторно сунуть носок ботинка в створ между дверью и косяком. И как выяснилось, снова недооценил соперницу: об этом возвестил звон накинутой изнутри цепочки. Ряд преимуществ, включая эффект неожиданности, был мною безвозвратно утрачен. Хотя образовавшаяся между нами демаркационная щель оставляла надежду на проведение мирных переговоров, а дипломатия, как известно, искусство возможного. За дверью была темнота, но я буквально в нескольких сантиметрах от себя слышал частое прерывистое дыхание. И в нем отчетливо ощущался тот самый, уловленный мною еще в лифте, свежий перегарный запашок.
― Оксана Григорьевна, ― проговорил я, обращаясь к этой темноте со всей возможной мягкостью и любезностью. ― Бога ради извините, если я вас ненароком испугал. У меня и в мыслях этого не было. Моя фамилия Северин, я частный сыщик, вот, пожалуйста, моя визитка.
Я просунул в дверь руку с карточкой. Но ноги от косяка не оторвал. Через несколько томительных секунд я почувствовал, как визитку осторожно вынули из моих пальцев. Потом послышалось:
― А от меня чего надо?
― От вас, Оксана Григорьевна, ― практически ничего! Дело в том, что мне поручили... э, помочь в расследовании обстоятельств смерти Игоря Ивановича Шахова. Вы ведь в курсе, да?
Я намеренно не стал уточнять, в курсе чего именно она должна быть. То ли факта смерти, то ли ее обстоятельств, то ли самого ее знакомства с упомянутым Игорем Ивановичем. Но она проигнорировала все сразу.
― А я здесь при чем?
Я тихонько вздохнул. Ситуация все больше складывалась не в мою пользу. Придется открывать карты, которые хотелось бы приберечь. Но делать нечего.
― Вы, Оксана Григорьевна, здесь совершенно ни причем. Как и ваша подруга Марина Олеговна. Просто вы работали вместе с Нинель Игоревной, а она, в свою очередь, работала еще с одной девушкой, которую я разыскиваю.
― Ну так и спросите у Нинель, ― пыхнув перегаром, грубовато посоветовала щель, но давление на дверь с той стороны слегка ослабло, что придало мне надежды.
― Видите ли, Оксана Григорьевна, ― на этот раз я вздохнул и явственно, и искренне, ― спросить у Нинель ничего нельзя. Она... умерла.
