Лариса Соболева - Вся правда о небожителях
– Что случилось, Маргарита Аристарховна? – не понимал ее поведения подполковник.
Она же все вытягивала шею и была захвачена тем, что видела. Марго увлекающаяся натура, а когда происходящее загадочно – увлекающаяся вдвойне, потому и голос ее окрасила тайна:
– Ваше внимание не привлек человек, если б он шел по улице и все время оглядывался, будто за ним послана погоня?
– Привлек бы.
– А ежели б это была женщина благородного происхождения?
– Тем более.
– А ответьте, милый Александр Иванович, что может понадобиться молодой женщине благородного происхождения в квартале, куда не каждый вооруженный до зубов мужчина рискнет зайти?
– Вы о ком, Маргарита Аристарховна?
– Да вон, поглядите на ту особу, что сворачивает к деревянной развалине, мы встречали ее у Медьери.
– В платье гувернантки? Я ее не запомнил.
– Конечно, не запомнили! – мстительно фыркнула Марго, наконец взглянув на Сурова. – Она слишком некрасива, чтоб ее заметить и запомнить, а вы все время находились в окружении прекрасных поклонниц.
– И прекрасных поклонниц я не приметил.
– Ах, она вошла! Боже мой, да что за интерес у Адели здесь?
– Не знаю, – пожал он плечами. – Но вы правы: все это странно.
– Едем! Я ужасно голодна, отобедаем у меня, а потом я бы хотела навестить Виссариона Фомича. Не согласитесь ли вы сопровождать меня?
– Разумеется, сударыня, соглашусь.
– Вот и славно.
Славного оказалось мало, вернее, день закончился далеко не славно. Марго могла не застать Зыбина, если б приехала чуточку позже. Она встретила его у дверей участка, когда он выходил оттуда и, увидев графиню, не к месту хихикнул:
– Вы ко мне? А я к трупу. Да-с, сударыня, еще одна девица.
Мадам Беата рассматривала последние новинки в журнале, прищелкивая языком, если модель ей нравилась. Ах, сколько выдумки, изящества, изысканности, но в России малая толика женщин способна оценить великолепие нижнего белья, тем более купить его. В Европе женщина предпочтет голодать, по улицам ходить в обносках и дырявых башмаках, но приобрести то, что носится под платьем, естественно, лучшего качества, и это правильно. А магазин не выставка, здесь нужен оборот, иначе прогоришь…
Размышления мадам прервал звон колокольчика, она приготовилась встретить покупательниц приветливой улыбкой, но вошел уже известный ей пан:
– Вечер добрый, сударыня.
Мадам Беата проницательна и догадалась, зачем пришел этот человек, точнее – ради кого. По нему было видно, что не хозяйку магазина он мечтал увидеть, потому растерялся, она же, посмеиваясь про себя, предложила свой способ завязать беседу:
– Пан вернулся, чтобы приобресть вешчь дамского туалета?
Сергей смутился и лихорадочно искал ответа, одновременно шарил глазами по полкам. Что бы здесь эдакое купить и для кого? Чулки для мамаши? Да на нее ни один не налезет, размеров таких не бывает.
– Чепец, – нашелся он, когда на глаза попались чепчики. – Ночной. Для мамаши.
Мадам заскользила вдоль прилавка, шурша юбками и подметая хвостом платья пол, а главное – показывая и рассказывая о достоинствах чепцов, которые для пана не представляли интереса, что она прекрасно понимала. Сергей выбрал лучший, стало быть, дорогой, зато мадам была довольна. Расплатившись, следовало бы уйти, но Сергей замялся, не решаясь что-то спросить, и снова его выручила хозяйка:
– Пан желает справить здоровье Анастаси?
– Да! – Сергей облокотился локтем о прилавок, но слова плохо подбирались, хотя он был не робкого десятка. – Как она тогда… и… нынче?
– Пан не знает? Моя Анастаси в горе, дедушка погиб на этой площадь под копыта лошадей. Бедняжка… одна этот мрачный город.
– Прощайте, мне пора, – Сергей рванул к выходу.
– Стойте, пан! – Поскольку он остановился, взявшись за ручку двери, и не собирался возвращаться (какая неучтивость!), мадам сама подплыла к нему. – Вижу, у вас нет равнодушия к Анастаси, но мой долг предупреждение внести. Коли пан хочет играть, то он выбрал не ту. У Анастаси нет ветра в голове, она для постоянства. Пан красив, он знает женщин, не сделайте ей боль душе. Пан меня розуме?
– Благодарю за откровенность и заботу, обещаю: худа от меня ей не будет.
– В обмен на предупреждение… тока чэстно! Скажите, от чего с ней случился обморо€к?
– Честно? – вздохнул Сергей, почесывая затылок. – Ну, обнял… и поцеловал я ее! Ей-богу, не думал, что так выйдет…
– Что?! Ах-ха-ха-ха… Как мило – от поцелуя… Ах-ха-ха-ха…
Мадам Беата так заразительно смеялась, что повеселел и Сергей, ведь неловко ему было за тот случай. И когда он ушел, она еще очень долго хохотала.
8
Утром, прежде чем выпустить Софию из автомобиля, Артем придержал ее за руку, напомнив:
– Сегодня же скажи Борису. И подай, в конце концов, на развод. Вещи собери, не знаю, когда сегодня освобожусь…
– Когда освободишься, тогда и соберу. Ты сейчас куда?
– В морг. Может, появились новые факты после вскрытия.
На прощание – поцелуй, без него как прожить целый день? София побежала в здание УВД, будто козочка по лужайке, впервые вырвавшаяся за ограду. Да, да! Вырвалась! Ух, как хорошо на свете жить! И чувствовать, знать, что Артем не уезжает, а смотрит вслед! И видеть во встречных лицах только позитивные черты, даже если этого позитива и близко нет! И любить всех, всех, всех! На пороге София обернулась: Артем действительно ждал, когда она войдет, помахала ему рукой, сияя улыбкой.
На углу он подобрал Вовку, который подозрительно косился на него всю дорогу, вероятно, заметил в нем нечто новое. Конечно, новое – улыбка! Артем тоже встречал утро улыбкой, отчего выглядел идиотом – поставил диагноз Вовчик, не скалиться надо, а о деле думать.
Ефим Васильевич пил чай в светлом кабинете с живыми цветами на подоконнике, создающими уют, но смешно сказать – где! Морг самое жуткое заведение, Артем не любил здесь бывать, по сравнению с этим пристанищем покойников кладбище покажется парком отдыха, жаль только, отдых там без обратной дороги. И вообще, как тут чай пить, а есть тем более? Артем приземлился на один стул, Вовчик на другой, оба нарисовали на лицах вопрос: что новенького расскажете про убитую?
– Может, чайку? – предложил Ефим Васильевич.
– Не-ет, – в унисон отказались оперативники.
Ефим Васильевич взял файлик, кинул Артему:
– Держи. На словах скажу, что красотка плотно поужинала, а именно: красной икоркой, креветками, грибами, мясом, ананасом…
– У… – хохотнул Вовчик. – Мне б так поужинать.
– Я почему внимание заостряю на плохо пережеванной пище, – продолжил Ефим Васильевич. – Этот набор продуктов характерен для торжественного ужина в ресторане, например. Или в гостях…
– Или на тусовке, – дополнил Артем. – Алкоголь пила?
– А как же, – улыбнулся исследователь трупов. – Алкоголя в крови прилично, говоря простым языком, Камилла возвращалась домой пьяной. Кстати, и платье на ней было нарядное, так что выводы делайте сами. Что еще… Пыталась она, конечно, от удавки освободиться, поэтому на шее есть царапины от ее же ногтей. Но три странгуляционных борозды… это слишком.
– В них что-то не так? – заинтересовался Артем.
– Понимаешь, петля замкнутая – убийца накинул на шею удавку и тянул концы в разные стороны. Данный вид удушения довольно надежный, а почему три полосы… версии могут быть самые разные.
У Вовчика загорелись глаза, как будто версии сегодня же вечером приведут их к убийце, но не к Рогозину.
– Какие, какие?
– Первое, что приходит в голову, Камилла была сильнее убийцы, то есть ей удавалось ослабить захват.
– Пф! – недоверчиво фыркнул Вовчик. – Это при таком удобном способе удушения?
– Ну, знаешь, – в ответ хмыкнул Ефим Васильевич, – когда убивают, человек использует все свои ресурсы, чтобы спастись. Камилла могла элементарно ударить каблуком по голени убийцы или причинить ему боль другим, самым невероятным, способом, деваха она – дай бог, не хилая.
– Что еще приходит в голову? – спросил Артем.
– Убийца-садист попался и намеренно, когда чувствовал близость смерти жертвы, отпускал удавку. Камилла частично приходила в себя, то есть убийца давал ей отдохнуть, после снова начинал удушение, пока не удавил ее. Но есть и более простая вариация на тему: убийца неопытный, ведь решиться – одно дело, а осуществить задуманное на практике не так просто. Безусловно, он волновался, боялся, что его увидят, отсюда торопился, не рассчитывал свою силу. Думал, что убил, а она дышала, он второй раз пытался задушить, потом третий…
Этого уже достаточно, чтобы заставить работать воображение, без которого творческий процесс невозможен, а поиски убийцы тоже творчество своего рода. Однако Вовка, попав в машину, запричитал, как старуха-плакальщица на похоронах, даже за голову схватился:
– Блин, все сходится! И вторая и третья версии! Это Рогозин… Блин! Мне больше по нраву вторая версия, я б ее тоже давил и отпускал, давил и… Алисии было тридцать три, представь: она ровесница твоей Софии. И ты бы ее задушил.
