Вэл Макдермид - Последний соблазн
Насколько известно, Инге покинула город. Один из ее приятелей работал на круизном судне, и он нашел ей место официантки. Когда же корабль вернулся в Гамбург, Инге на нем уже не было. Она уволилась в Бергене и, не оставив адреса, скрылась в норвежской ночи. Это было последнее, что о ней слышали в Гамбурге, насколько было известно Гюнтеру.
Молодой шкипер без особых эмоций поразмышлял о том, что могло случиться с ней. Даже ребенком он не грезил об избавлении. Тем более ему не приходило в голову представлять, как его мать в мехах и бриллиантах объявится на барже, чтобы забрать его из ада и поселить в роскоши.
Став взрослым, он думал о том, что, скорее всего, она в конце концов сделалась проституткой — в прямом смысле или в переносном, то есть став женой мужчины, способного ее содержать. Второго она явно не заслуживала.
Однако рассказ Генриха Гольца убедил молодого человека в том, что злиться на мать или деда бессмысленно. С таким же успехом можно было бы винить в чьей-то смерти пулю или ружье. Не дед нажал на спусковой крючок, метя в его жизнь. Это психологи, считающие, что имеют законное право ставить опыты над людьми.
А теперь все делали вид, словно их преступления остались в нацистском прошлом. Как бы не так. Молодой шкипер провел собственное расследование. Из своего детского опыта он знал, что нет смысла мстить всем подряд. Сначала надо выявить врага и изучить его сильные и слабые стороны. После похорон он взял за правило читать все, что только мог найти, по теории и практике психоанализа. Поначалу это было все равно что читать на иностранном языке. Но он читал и перечитывал, пока слова не начинали двоиться в глазах и не появлялась боль в висках, хотя и тогда он не сдавался. И вот теперь у него есть возможность обернуть против них их собственное оружие. Он может завернуть свои идеи в их тайный язык. Кто поверит, что простому шкиперу дано проникнуть в их мир?
Ему было известно, что людей до сих пор используют как подопытных кроликов. До сих пор лезут им в головы и калечат их, прикрываясь профессиональной научной любознательностью. Даже как будто желая помочь, делают только хуже. Пока такие «ученые» существуют, его судьба не уникальна. И других несчастных будут уродовать, как изуродовали его. Задача ясна. Он должен подать сигнал, который нельзя оставить без внимания.
Одного-двух недостаточно. Надо, чтобы убыль стала заметной. Он выбирал свои жертвы, педантично прочитывая статьи, опубликованные в журналах по экспериментальной психиатрии. Его интересовали лишь те авторы, в которых он видел законных наследников собственных преследователей — естественно, немцев и сотрудничавших с ними французов, бельгийцев, австрийцев и голландцев. Он не обращал внимания на тех, кто работал с животными, и выискивал лишь чудовищных ублюдков, которые не только использовали людей ради собственной карьеры, но и хвастались этим в печати. Отвратительно было читать, как они подробно рассказывали о своих манипуляциях, когда вторгались в сознание пациентов и меняли их поведение. Таких оказалось на удивление немного, однако, скорее всего, далеко не все имели глупость выставлять напоказ свое жестокое обращение с людьми. Пришлось повозиться, но в конце концов получился список из двадцати имен. Первым делом молодой человек решил покарать тех, кто жил недалеко от его обычного водного маршрута, а впоследствии продолжить кампанию и в других местах.
Надо было блюсти осторожность и заранее планировать каждый шаг с тщательностью военной операции. Пока же все складывалось отлично.
Он посмотрел в иллюминатор на коричневую воду. Скоро Бремен. Что ж, кувшин ждет.
*Петра Беккер чувствовала себя как кошка, у которой любитель животных отнял мышь. Еще один день прошел в бесплодных попытках доказать самооговор. Удалось разыскать мужчину, с которым спала Марлен Кребс, однако от него не добились ничего существенного. «Марлен — вольная пташка», — сказал он, пожав плечами. Конечно, он слышал о Дэнни, но для него это не имело значения, поскольку с ним она всегда занималась безопасным сексом. «От наркоманов не жди ничего хорошего», — самодовольно прибавил он.
Подружка Дэнни понятия не имела о его связи с Марлен, но они жили порознь, так что сказать наверняка, где он проводил те вечера, когда не был с ней, она не могла.
Зато Петра и Акуленок нашли трех человек, подтвердивших связь Марлен и Дэнни. Детективы из криминальной полиции были удовлетворены этим, а Петра насторожилась. Один из трех привлекался за мелкие правонарушения, другой работал в видеосалоне Радецкого. А третий столько задолжал местному ростовщику, что признался бы в связи с лордом-канцлером, лишь бы ему заплатили. Петра не поверила ни одному из них. Однако она не могла опровергнуть показания Марлен, которых та продолжала держаться.
В свой кабинет Петра вернулась с твердой решимостью перейти ко второй части операции. От своих обычных источников она не получила никакой информации о том, где находится дочь Марлен. Удалось лишь выяснить, что Таню в день убийства увезли после школы в большом черном «мерседесе». Никто не обратил внимания ни на водителя, ни на номер автомобиля. Теперь девочка уже могла быть где угодно. Если учесть связи Радецкого, то ее вполне могли вывезти из Германии.
И все же стоило попытаться. Она отправилась к Ханне Плеш в кабинет и изложила свой план. Плеш хмуро выслушала ее. Потом покачала головой, украшенной рыжевато-золотистыми волосами:
— Слишком рискованно.
— Другого выхода нет. Если мы объявим, что девочка пропала, то сможем ее искать. Кто-то наверняка ее видел, где бы она ни была. Или заметил что-то подозрительное. Нам обязательно надо найти девочку, иначе Марлен ни за что не скажет правду.
— А что, если они решат обрезать концы и убьют ребенка? Что мы сообщим журналистам в этом случае? Думаешь, Кребс будет откровенна с тобой, если решит, что ты виновата в смерти ее дочери?
Плеш смотрела на Петру во все глаза. Она была не меньше Петры уверена в своей правоте.
— У нас нет выбора, — упрямо повторила Петра.
— Это ни к чему не приведет. Признай, что твой план тупиковый. Но мы будем работать, вот только я не позволю тебе подвергать опасности жизнь ребенка.
— Девочка и без того в опасности.
— Кребс это знает. И еще она знает, что должна делать ради жизни своей дочери. Этого не изменить. Петра, забудь о девочке. Найдутся другие возможности.
Петра пристально смотрела на свою начальницу:
— Нет, судя по тому, что я слышала.
— То есть?
— Прошел слух, что готовится большая операция против Радецкого. И мы не будем в ней участвовать. Шеф, я много лет потратила на то, чтобы прищучить этого ублюдка, и если это наш последний шанс взять его, то я хочу использовать все возможности.
Плеш отвернулась:
— Это работа не одного человека. Ты не получала священного права на уничтожение организации Радецкого. Не важно, кто его возьмет, если в конце концов он пойдет под суд.
— Значит, слухи верные. Радецким будут заниматься другие.
У Петры вскипела кровь, и ей уже было безразлично то, что она переступает черту. Она сощурилась, и на щеках у нее вспыхнули красные пятна.
— Не наседай на меня, — сказала Плеш, поднимаясь из-за стола. — Иди и занимайся своими делами. Мы еще поговорим об этом, но не теперь. Послушай, Петра, мы так давно с тобой работаем, что ты должна понимать: бывают случаи, когда ты должна просто доверять мне. Не стоит сейчас раскачивать лодку. И идти на риск тоже не стоит. Нет смысла, да и нежелательно. — Она изобразила улыбку. — Кстати, это приказ. Не подвергай опасности ребенка.
Из кабинета начальницы Петра вышла вне себя от ярости, сжимая руки в кулаки, чтобы не сорваться. Лишь позже, когда ее гнев несколько поутих, она смогла проанализировать слова Плеш. Та, хотя и не впрямую, подтвердила слухи о большой операции. И, кажется, в ней найдется место для Петры, если она будет вести себя как надо. Это не обещание, однако Петра несколько примирилась с тем, что Плеш отвергла ее план.
Усевшись поудобнее в кресле, Петра открыла свою почту в компьютере. Не то чтобы она чего-то ждала, но это было лучше, чем смотреть на стену. Когда она проглядела перечень новых сообщений, лишь одно привлекло ее внимание — ответ на ее запрос из Гейдельберга. Помня, как все неудачно складывалось в последние два дня, Петра не дала воли своему нетерпению, но все же открыла сообщение. Она пробежала взглядом текст, отмечая важные детали:
«Вальтер Нойманн, 47. Профессор психологии в Гейдельбергском университете».
На радаре в голове Петры появился сигнал. Еще один ученый, еще один психолог. Это было многообещающе. Три недели назад студент нашел его в его квартире недалеко от кампуса. Компьютер валялся на полу, а сам он, привязанный, лежал на спине на письменном столе. Подробности совпадали с тем, что писала Марийке об убийстве Гроота в Лейдене, вплоть до причины смерти (утопления) и срезанных вместе с кожей волос на лобке.
