Франк Тилье - Медовый траур
Я направился к стойке, за которой дремал метис с весьма впечатляющими дредами и не менее впечатляющими ноздрями.
– Заблудился? – встрепенувшись, спросил он и усмехнулся. Зубы у него оказались тусклые, глаза – от желтых с коричневыми ободками линз – как у ящерицы.
– Мне нравится Мори Канте, – кивнул я на экран. – Он один из последышей в семье с тридцатью восьмью детьми, все с артистическими задатками. Ему судьбой было предназначено странствовать в мире музыки.
– А тебе – доставать меня?
Тот был тупой, этот – прямолинейный. Я указал подбородком на пестрые стеллажи:
– Мне надо самого мерзкого зелья, какое здесь найдется.
Ящер покрутил в руках бутылку:
– Белый ямайский ром, пятьдесят пять градусов – годится?
– Мне нужен Опиум.
– Не знаю никакого Опиума, – ответил он, опалив меня мухоморным дыханием.
– Как же ты тогда понял, что я говорю о человеке? – Я придвинулся поближе к его носовым кратерам. – Слушай, ты, ящеркины глазки, я сюда не прохлаждаться пришел, а по делу. Меня прислал Вальдес. Передай Опиуму, что мне охота попробовать «Поцелуй паучихи»… И мой тебе совет: не действуй мне на нервы. Я сегодня не в настроении.
Бармен оглядел меня своими желто-коричневыми глазами, тряхнул косичками и снова ухмыльнулся:
– Ты мне нравишься: новичок, а такой наглый! – Он отошел с мобильником в сторонку и тут же вернулся. – Спускайся. За лестницей налево. Парню у двери скажешь papayou[23].
– Вас Карлос спонсирует?
Метис показал мне роскошный раздвоенный язык и вернулся к своей роли жалкого бармена.
По мере того как я спускался, рокот барабанов нарастал, нарастала и влажная духота. Лестница привела меня в просторный, слабо освещенный зал. Это было место медленных танцев, хриплого дыхания, лоснящихся лбов, здесь, похоже, не найти ни одного трезвого. Музыка одурманивала, заставляя тела из черного дерева и слоновой кости все больше выкладываться.
Отыскав дверь, я сказал церберу волшебное слово. «Papayou». Скрипнули петли…
Вдали, там, где узкий проход со старой каменной кладкой, едва различимой в тусклом свете неоновых ламп, скрывался в непроглядной тьме, слышались резкие голоса, интонации были явно чужеземными. Когда я проходил мимо крохотной, жарко дышавшей по́том и алкогольными парами пещерки, где четверо негров играли в покер на деньги, один из них окатил меня злобным взглядом и состроил гадючью морду.
В конце коридора две гориллы по всем правилам меня обыскали, после чего доставили к входу в логово Опиума – темную нору, мрак которой оберегало хорошо продуманное освещение: на виду оставались только кисти рук, двух гигантских рук, покоящихся на подлокотниках обитого гранатовым бархатом кресла.
Дым от сигары змеился длинными шелковыми завитками.
– Значит, вот оно как, тебя Вальдес прислал…
Глубокий, очень низкий голос был проникнут той же томностью, какой дышало все в этом помещении. Свет висевшего под потолком прожектора ударил по глазам, я невольно прищурился и приставил ко лбу руку козырьком.
– Я оказал ему немало услуг во Френе, а теперь мне понадобилось бабло. И у меня есть на примете несколько готовых раскошелиться любителей пауков… таких особенных пауков…
Толстая сигара скрылась в тени, потом засветилась раскаленным угольком.
– Вальдес ни разу о тебе не обмолвился.
– С чего бы ему про меня рассказывать?
– Как тебя зовут?
– Тони Шарк.
– Шарк, Шарк… Акула… Значит, ты с ним познакомился во Френе? А сам как там оказался?
– Перевозил героин из Англии. Сцапали с килограммом.
Долгое молчание. Струи пота заливали мне глаза, текли с затылка по всему телу.
– На кого ты работал?
– Понятия не имею. Я был простым дальнобойщиком… Мне предложили бабла за то, чтобы спрятать товар в грузовике, прямо в свиных тушах, я и согласился, понятное дело…
Левая рука поиграла пальцами на подлокотнике.
– Сильно потеешь… Есть что скрывать?
Я снял с левой ноги туфлю и носок, показал дрожащим пальцем на изуродованные вены стопы. (Слишком туго затягивал шнурки армейских ботинок.)
– Тромбоз вен… Пробую соскочить…
– С героина?
Он щелкнул пальцами. Ему принесли серебряный поднос с белыми дорожками. Кокаин…
– Хм… Вальдес парень скрытный… Странно, что он разболтал тебе про наши дела… Я сильно в нем разочарован.
Его лапища описала несколько широких кругов, и меня крепко схватили сзади. Плохи мои дела.
– Я взял с собой три тысячи евро! – объяснял я, пытаясь вырваться. – Тысячу отдам как плату за вход!
– У тебя никто ничего не просит, захотел бы отнять у тебя деньги или даже жизнь – обошелся бы и без твоего разрешения…
Сначала тупой, потом прямолинейный, теперь скромный. Прервавшись, чтобы длинно втянуть ноздрями белый порошок, он все тем же каменно-холодным голосом продолжил:
– Я сейчас позвоню нашему общему другу. Надеюсь, он ответит… Лучше бы ответил…
Его руки скрылись из виду, вся непомерная туша переместилась к задней стене, грохнула дверь.
– Теперь-то вы можете меня отпустить? – Я все еще нервно дергался.
– Скажешь тоже… – рассудительно ответил тот, что стоял слева. – Для тебя, дядя, вообще-то, дело пахнет керосином…
Теперь моя судьба была в руках Поло Санчеса. Одна-единственная ошибка, малейшая заминка, неверная интонация – и соседнее кладбище пополнится новым постояльцем. Меня крепко, не давая шевельнуться, держали с двух сторон, оба моих стража сочли необходимым навалиться мне грудью на плечо, и, несмотря на слои ткани между нами, я ощущал ледяное прикосновение револьверов.
В глубине ниши прошуршала дверь, послышались тяжелые шаги, чудовищная фигура заслонила свет.
И вот он появился передо мной, колосс, очень похожий на современные изображения дьявола. Я увидел его большие черные глаза с молочными белками, заостренный череп, металлическое кольцо, проткнувшее носовую перегородку. Когда он наклонился к моему уху, у него на шее забренчали золотые цепи и цепочки, и я ощутил его приторный запах.
– Сейчас узнаешь, как поступают с непрошеными гостями, – прошептал он. – Счастливого пути…
В ту же секунду мне закрыли рот кожаным ремнем, нахлобучили на голову капюшон, завели руки назад, и в запястья врезались наручники. Я отчаянно отбивался, но разгоряченные тела так яростно напирали, что дыхание перехватывало.
У меня забрали деньги и сильно толкнули в угол. Скрипнула дверь.
– Шагай!
Я в бешенстве кусал ремень, пытался вывернуться из наручников, тыкался головой в пустоту. Удар прикладом в поясницу заставил меня сложиться пополам.
– Шагай, сказано тебе!
Под капюшоном было нечем дышать, я обливался по́том, от одного этого можно было спятить. Я уже ничего не решал, моей судьбой распоряжались другие.
Мы поднялись по лестнице. Направо-налево. Еще одна дверь. Запахи риса и горящих углей. Шум, мешанина диалектов, животный смех. Насмешливый визг петель. Дрожь решетки, шорох гравия. Отдаленный гул моторов. Должно быть, мы вышли на кладбище и под покровом безлунной ночи пробираемся среди мертвецов.
Я все шел и шел, меня грубо толкали, указывая направление, – пути, казалось, не будет конца. Влево-вправо, вниз по склону… Земля, трава, камни…
Снова дверь, поворот, другой поворот, третий… еще один лестничный пролет между сотканных из шепотов стен. Скрип передвигаемых предметов. Шкафы? Кровать? Холодильник? Снизу вверх потянуло сквозняком. Свежий воздух. Я обводил языком губы, слизывая соленый пот и минеральный осадок страха. Спуск продолжался. Я сосчитал: двадцать четыре ступеньки, до того крутые, что запросто можно шею свернуть. На затылок легла рука, надавила, вынуждая меня пригнуться, потолок был очень низкий.
– Стой!
С меня сдернули капюшон, сняли наручники, освободили рот от ремня. Я так и стоял, согнувшись в три погибели. Мой сопровождающий посветил из-за спины фонариком на крышку люка:
– Открой и спускайся по лестнице… Внизу повернешь направо…
– Необычный у вас способ встречать новичков.
Вокруг меня – слои мела, глины, выдолбленного бетона, торчащие из стен железные стержни и развороченный стальной щит. Грубо продырявленные обломки стен. Я присел, потянул за металлическое кольцо. Меня обдало холодным дыханием заброшенного тоннеля, ледяной ветер взъерошил волосы. Гул бездны внизу подо мной, отсюда рукой подать до преисподней…
«Аксо», призрачная станция метро… Силы скольких забойщиков, крепильщиков, несчастных рабочих были вложены в это строительство… Гигантская дышащая пасть каменного змея…
Тишина, атмосфера фильма ужасов, кое-где светятся лампочки – работает передвижная электростанция… Конец света в окружении неровных стен, пронизанный мертвыми рельсами, по которым еще влекутся тени покинутых поездов. Самым страшным было это отсутствие жизни, темная дыра с запахом горячего металла, так и ждешь, что оттуда выйдут потусторонние сущности, явившиеся, чтобы оторвать тебе руки-ноги…
