Зухра Сидикова - Тайна
Боже, как же она ошибалась! Ошибалась, когда выходила замуж, когда осталась в институте, когда избавилась от ребенка, когда связалась с этим подонком. Еще вчера он казался ей спасением: богат, успешен, ничуть не хуже Градова. И если бы ей удалось выйти за Владимира, она бы доказала всем, и в первую очередь Максиму, что она еще на высоте, что она успешная во всех отношениях женщина.
Пока факультетом руководил отец, было легче, но отец постарел, болел постоянно, и его выжили, заставили уйти на пенсию. Заступивший на его место карьерист-недоучка Горяев, выхолощенный белобрысый подхалим с пустыми рыбьими глазами за что-то очень невзлюбил Светлану, изводил ее придирками и сделал ее существование в институте совершенно невыносимым.
Она устала, она очень устала. Устала и запуталась. Ей хотелось изменить свою жизнь. Но она не знала - как…
Муж все больше отдалялся от нее. И она чувствовала, что рано или поздно он ее бросит. И она останется одна. Начнутся насмешки. Эти увядшие дамочки на кафедре будут перемывать ей косточки.
Но больше всего ее пугала бедность. Умом она понимала, что совсем без ничего не останется. Макс, наверное, оставит ей квартиру, может быть машину, ее драгоценности. Но это будет совсем не то, совсем не то! Ей придется экономить. Нельзя уже будет так часто ходить в салоны, в рестораны - просто так, потому что настроение не очень. Уже нельзя будет купить себе какую-нибудь дорогую изысканную вещицу не потому, что нужно, а потому, что хочется. Ей придется считать деньги, задумываться: можно или нельзя? Отказывать себе во многом. Это было ужасно. От одних мыслей об этом ей казалось, что лицо покрывается морщинами. Она не могла этого допустить. Но не знала, не знала, что делать.
И поэтому, когда она почувствовала внимание со стороны Владимира, у нее появилась надежда. Надежда, что все еще может кончиться хорошо. И поэтому она вела себя так недопустимо, так доверилась, так унижалась. Она вспоминала все, что произошло в квартире Владимира, и ей было мучительно стыдно. И спасаясь от этого стыда, она обвиняла во всем Максима.
Почему он был так холоден с ней все эти годы? Сейчас ей казалось, что она совершила большую ошибку, когда вышла за него. Ведь отец был против этого брака. Почему-то он настороженно относился к Градову, говорил, что у нее есть выбор. Да, она могла выбирать. Недостатка в поклонниках в то время она не испытывала. Но она выбрала Макса Градова, влюбилась… Он был так не похож на других. Теперь она понимала - лучше бы она предпочла кого-нибудь другого. Он никогда не любил ее. Она просто была нужна ему в тот момент. Об этом она задумалась впервые, когда отец через несколько дней после свадьбы сказал, что он договорился с нужными людьми, и что Максим может рассчитывать на место в известной адвокатской конторе. На лице Максима тогда появилось это выражение, которое она заметила впервые, и которое иногда появлялось у него и после, когда происходило что-то важное для него. Тогда впервые в ее сердце закралось сомнение. Но она не прислушалась… А ведь тогда еще можно было что-то изменить.
Она сделала ошибку. Но разве она могла не выйти за него? Уже тогда все говорили, что у него большое будущее.
И он был красив. Она и сейчас, несмотря на холодность и отчуждение, возникшее между ними, любила его лицо, особенно в те редкие минуты, когда оно озарялось улыбкой, любила его темные глаза, красивые руки.
Как много ошибок она совершила в жизни, как была нерасчетлива, недальновидна поступках. Через год после свадьбы она забеременела. Ей надо было рожать, и теперь ребенок связал бы их крепко, навсегда. Максим не посмел бы их оставить, а если бы и оставил, ей с ребенком досталось бы гораздо больше. Но она, ничего не сообщая мужу, промучившись несколько недель от изнуряющей тошноты, вдруг решила, что сейчас это ей не нужно. Еще успеется, потом будет более подходящее время.
И она пошла в больницу.
Через несколько часов все было кончено.
Она вернулась домой. И оставшуюся часть дня пролежала на диване, укутавшись в старую мамину шаль, которая пахла как в детстве, и от этого ей становилось немного легче.
Чувство тошноты исчезло, но вместе с ним исчезло почему-то и что-то важное - прежнее молодое ощущение радости, легкости жизни.
Было тяжело на сердце.
Эти холодные металлические предметы… эта тянущая боль внутри нее… и худая высокая женщина в белой маске с острыми бледно-голубыми глазами, которые осуждающе глядели на нее.
- Вы ведь не рожали? - спросила она Светлану.
- Нет, - ответила Светлана, чувствуя, что эта женщина презирает ее.
- И не боитесь?
- А чего мне бояться? - с вызовом ответила Светлана.
Женщина не ответила, лишь взглянула поверх маски.
Потом все расплылось и исчезло, осталось только эта бесконечная тянущая боль внутри ее распростертого на металлическом кресле тела и далекие, как через толщу воды, голоса.
Теперь она прислушивалась к тишине, наступившей вдруг, словно ее накрыли плотным душным колпаком, и ей казалось, что пустота – темная и густая - заполняет пространство квартиры.
Она услышала, как щелкнул замок. Вошел Максим - в дорогом костюме, белоснежной сорочке. Он с каждым днем становился все успешнее и все больше отдалялся от нее. Взглянул на нее, освободил узел галстука.
- Ты что, заболела? – в его голосе она вдруг явственно услышала равнодушие, и подумала: она правильно поступила.
Он даже не дождался ее ответа, вышел из комнаты.
Она слышала, как шумит вода в ванной, как он гремит посудой на кухне.
Плотнее завернувшись в шаль, она сама пошла к нему на кухню. Села на табурет у стола. Смотрела, как умело он готовит. У него все получалось лучше, чем у нее. И вообще, подумала она вдруг с унынием, он во всем лучше ее. И, наверное, он ее бросит. Ему нужен был только шанс. Он этот шанс получил с помощью ее отца. А теперь он холоден к ней. Она не нужна больше. Но разве она заслужила это?
- Извини, я ничего не успела приготовить, - сказала она только для того, чтобы он, наконец, взглянул на нее.
- Ничего, - сказал он, не оборачиваясь, - я сам. Тебе сделать?
- Нет, спасибо, не хочется. Не очень хорошо себя чувствую.
Он, наконец, обернулся.
- У тебя что-то болит?
Она помедлила с ответом, потом подняла на него глаза.
- Я сегодня была в больнице… - сказать ему оказалось сложнее, чем она себе представляла.
- Что-нибудь случилось? – он сел напротив, посмотрел внимательно.
- Я сегодня сделала аборт.
Ей показалось, что он побледнел.
- Ты не говорила мне, что беременна.
Она облизала пересохшие губы.
- Не хотела тебя отвлекать. Ты так занят все время.
Они помолчали.
В сковороде на плите шкварчала яичница. Истошно засвистел вскипевший чайник.
Он встал, заварил чай, разлил его по чашкам и только потом сказал:
- В следующий раз, будь добра, пожалуйста, и меня информировать о своих намерениях, раз уж я имею к этому непосредственное отношение.
Он все чаще разговаривал с ней таким официальным тоном. Словно все еще находился на работе. Соблюдал дистанцию. Дистанцию отчуждения и равнодушия.
Следующего раза не было.
Они становились все более чужими друг другу. И только делали вид, что между ними все хорошо.
И теперь этот позор, это унижение! И он так холоден, так равнодушен!
Когда дверь за ним закрылась, она несколько минут прислушивалась. Может быть, вернется? Нет, ушел… ушел навсегда. Она зарыдала. Злость охватила ее. Это он, он во всем виноват! В ее одиночестве, в ее позоре, в крахе всей ее жизни!
Лучше бы эта люстра раздавила его!
Глава тринадцатая
Коля жил на окраине, и дорога заняла еще часть времени, которое Макс и так уже потратил на выяснение того, что стало еще более туманным. Нужно спешить. Николай чем-то сильно расстроен, испуган. Эти странные звонки… Существовали они в реальности или только в Колином воображении? Больном, больном воображении… Судя по всему Николай опять вернулся в то состояние, в котором находился после исчезновения Нины. Но почему? Неужели кто-то намеренно довел его до этого?
Напрасно он оставил Колю одного. Хотел поговорить с Володькой, прижать его как следует, думал, что все сразу прояснится, и можно будет поставить точку во всем этом затянувшемся, заставляющем его вот уже столько дней метаться по городу, скоплении странных, неподдающихся объяснению событий. Но все еще больше запуталось.
Город готовился ко сну. Постепенно гасли квадраты окон. Максим ехал со значительным превышением скорости, то и дело перестраиваясь и обгоняя. Ему гудели вслед, наверное, материли. Все это мешало думать, а подумать нужно было крепко. Он то и дело встряхивал головой, словно надеялся, что мысли, разрывающие его голову, сами собой улягутся по местам. Неужели, - с отчаянием думал он, - ко всему тому, что происходит последнее время, может быть причастна Полина? Неужели? Как такое возможно? Сделав над собой усилие, - сказывалась многодневная усталость, - он попытался мысленно выстроить схему, в которой каждое событие могло быть как-то связано с Полиной.
