Андрей Константинов - Решальщики. Движуха
— Нужно обдумать, — озадаченно ответил Петрухин, последние минуты его крайне смущало равнодушное молчание Купцова.
Впрочем, кабы Дмитрий знал, о чем в эту минуту думает его партнер, он был бы смущен на порядок больше.
Этим утром Леонид уже почти склонился к мысли, что все-таки, наверное, стоит еще разок пойти на «компромисс». Наверное, все-таки стоит плюнуть на принципы и «посмотреть на вещи здраво». Словом, Купцов уже был морально готов, но…
Но менее часа назад он увидел, как падает в свой «БМВ» «латиноамериканец» Бодуля и за лобовым стеклом вспыхивает красная точка тлеющей «беломорины» с косяком.
Как легко затем уходит в сторону Невского «доказанный» убийца.
Как он проходит мимо свечи на асфальте («А розы мы меняем каждый день»)…
И вот теперь, до кучи, в открытую и с особым цинизмом, Купцову предлагали «прижать» Митроху. На самом деле это называется: «заняться шантажом».
— Разумеется, не бесплатно, — снова напомнил господин Безродный.
— Нужно обдумать, — снова повторил Дмитрий.
И вот тогда Купцов извинился, встал и…
Быстрым шагом вышел из кабинета.
В приемной сидел адвокат Розинер. Огромные глаза его за стеклами очков внимательно смотрели на миниатюрный мирок роскошного «предбанника».
Завидев Леонида, Розинер живчиком подскочил.
— Туда, — сказал Купцов и ткнул большим пальцем за спину, в шикарную полированную дверь красного дерева. — Все вопросы — туда, господин адвокат.
Розинер кивнул. Кажется, он понял…
А Купцов вышел в пустой коридор с рядом дверей слева и рядом окон справа, спустился по мраморной лестнице с ковровой дорожкой, прижатой медными прутьями, и прошел в холл.
Знакомый охранник с горящей птицей на черной униформе разговаривал по телефону. Купцов постучал по стеклу его кабины. Тот обернулся, доброжелательно кивнул и нажал кнопку. На стойке турникета вспыхнул зеленый свет.
Леонид выкатился в солнечную невозможность. В шум и запахи улицы Казанской.
Улица тотчас представилась ему живой. Это только из утробы «Феникса» она казалась дном ущелья, где всегда сумерки…
Купцов некоторое время постоял, вдыхая бензиновый чад и глядя на проходящих мимо людей. Потом он задрал голову, посмотрел наверх и нашел на чердаке третье окошко слева. Ещё выше было небо с синевой, голубями и белыми кудряшками облаков…
Тяжко вздохнув, Леонид направился к зачаленному «Фердинанду» и загрузился в раскаленное нутро салона. Порывшись в бардачке, обнаружил «энзэшную» пачку сигарет и обратно «развязался».
Купцов закурил и стал смотреть на черную зеркальную дверь.
Золотая птица феникс горела так, что резало глаза…
* * *Через три сигареты Леонид понял, что ждет, похоже, напрасно…
Купцов запустил движок и уже собрался было вырулить со стоянки.
Он сидел, развернувшись назад в три четверти оборота, выжидая «окно» в потоке транспорта, а потому внезапного появления напарника не увидел.
Тем временем «невидимый» Петрухин подошел к «Фердинанду» вплотную и постучал костяшками пальцев по стеклу.
Купцов резко обернулся и облегченно выдохнул:
— Тьфу, дурак! Напугал!
— Пугливый ты, смотрю, стал, — усмехнулся Дмитрий, шлепаясь на пассажирское кресло. — Ты чего в бутылку-то лезешь?
— Я не лезу в бутылку.
— Да? А мне показалось…
— Тебе неправильно показалось, Дима.
— Послушай, Лёнь! Объясни мне по-русски: чего ты хочешь?
Купцов заглушил движок и посмотрел на напарника сбоку:
— Я хочу себя уважать.
— А я, по-твоему…
— Стоп! — перебил Леонид. — Про тебя я ничего не говорил. Ты спросил: чего я хочу? Я ответил: хочу себя уважать. Не хочу быть «шестеркой» бессловесной.
— Даже за большие бабки? — с иронией спросил Петрухин.
Купцов, словно не замечая иронии, ответил:
— Даже и за большие бабки, Митя.
— Понял. А я, Лёнчик, по-твоему, что — не хочу себя ува…
— Стоп!
— Бляха-муха! Не перебивай меня! — заорал Петрухин так, что от крика черно-фиолетовая сторона лица его исказилась. — Да что ж за беда такая?! Почему в течение последних суток все так и норовят меня пнуть: кто по морде, кто по нервам?!
— А ты не нервничай, — посоветовал Купцов. — Сам знаешь: нервные клетки не восстанавливаются.
— Говна не жалко! — прорычал Дмитрий, а затем вжикнул «молнией» сумки и шлепнул на «торпеду» видеокассету.
— На! Получи!
— Что это?
— Все-таки ты, Лёнчик, определенно, тупорылый следак.
— Неужто интервью Бодули?!
— Копия, следачок, копия… — пояснил Петрухин с ухмылкой. — Ну заводи, что ли… поехали.
— Куда?
— Можно к убойщикам, к Умнову.[12] А можно прямо в прокуратуру.
— Вау! Ай да Димка! Ай, молодца! А вот я точно — тупорылый… Я-то думал, что ты из-за этих двадцати штук уперся, — весело заговорил Купцов, поворачивая ключ в замке зажигания.
— Про эти двадцать штук я уже давно забыл. Вернее, это господа Треплов и Безродный по причине девической, вернее, педерастической памяти своей «запамятовали». «Хрен им между!» — как поэтично выразился бы в подобной ситуации Брюнет.
— Да ладно, — отмахнулся Леонид. — Все равно эти бабки с самого начала были как бы виртуальные.
— Ну-ну. Вот только персонально мы с тобой на этом расследовании поимели расходов штуки эдак на две с половиной. Причем вполне себе реальных.
— Ничего. Возместим! Наклевывается тут у меня одно дельце.
— С тобой возместишь, как же, — проворчал Петрухин. — Интеллигентишка фигов.
— Хорошо, пусть я интеллигентишка. А вот ты — сплетник!
— С чего вдруг такие ярлыки?
— Что ты там наплел Голубкову про наши с Асеевой отношения?
— Ага! — лукаво прищурился Дмитрий. — Значит, все-таки отношения были?
— Петрухин! Я тебе сейчас лицо набью!
— Валяй. Поставь мне второй бланш. Для симметрии. Не зря же ты в зеленковском кабинете Еклестаса цитировал. Будет вполне себе по-вашему, по-христиански.
— Да ладно, я же пошутил, — смутился Купцов. — Просто очень не люблю, когда мне пудрят мозги и используют втемную.
— Да успокойся ты! Никто тебя не пудрил. Много чести! Если хочешь знать, у Брюнета и в самом деле была запланирована поездка в Петрозаводск. Только неделею позже. Так что Витя, всего лишь, слегка подкорректировал свои бизнес-планы.
— А Яна? Яну-то вы на фига приплели?
— Я подумал, что, будучи человеком интеллигентным и, не побоюсь этого слова, «благородным», ты обязательно ухватишься за возможность оказать бескорыстную помощь женщине. Заменив ее в сей не самой романтичной командировке.
— Ну ты, блин, психолог!
— А ты давай поскорее определяйся куда едем?! — заворчал Дмитрий. — А то, пока мы здесь с тобой лясы точим, может статься, что Бодуля с Митрохой уже вовсю прорабатывают варианты грамотного «залегания на матрасы». Лови их потом майками.
«Фердинанд» задним ходом выполз на Казанскую и двинулся в сторону Невского. Вскоре он исчез из виду. А птица феникс в языках пламени по-прежнему продолжала гореть на двери так, что болели глаза.
Санкт-Петербург, 9 сентября, пт.
Две недели спустя участники концессии по альтернативному расследованию убийства Людоеда встретились снова. На этот раз не в интерьерах пафосно-террасной «Мамы Ромы», а в обнАкновенной уличной забегаловке. Где подозрительного вида шаверма на вынос и мутного вида пиво на розлив.
Еще одним серьезным отличием от их первой, августовской, встречи сегодня был внешний вид товарища Зеленкова. Мало того что тот явился на рандеву без костюма и белоснежной рубашки, так еще и позволил себе порядком запущенную щетину. На некогда до синевы, в соответствии с корпоративным этикетом, выбритом челе.
На сей раз приятели, зачина ради, реформу МВД обсуждать не стали, а сразу перешли к делам своим скорбным.
— Парни, вы мне лучше расскажите: чем там в итоге сердце успокоилось? — попросил Зеленков, с легкой брезгливостью ковыряясь в мясных внутренностях питы. — Я ведь, как только меня из «Феникса» вышибли, сразу к матери в деревню укатил. В Новгородскую. А там не то что Интернета — телик всего две программы показывает!
— Вот зашибись! Спрашивается: и за-ради кого мы с Купчиной жилы рвали? — укоризненно посмотрел на Котьку Петрухин.
— Вообще-то, если кто-то и рвал жилы, то не «за-ради кого», а «за-ради чего». За-ради двадцати штук зеленых, — невинно напомнил Купцов.
После этих слов Зеленкова ажно всего передернуло.
В умоляющем жесте он сложил ладошки домиком, приложил к груди, как некогда покойный Черномырдин на агитплакате «Наш Дом — Россия!», и попросил с тоскою:
— Парни! Я и сам понимаю, что виноват. Я, конечно, знал, что эти двое «боссиков» — уроды конченые, но чтоб настолько!..