Леонид Левин - Только демон ночью (Часть 3)
- Зачем Вам, гражданин, столько обуви? - Искренне удивился старшой.
- Понимаете, уважаемый, там, ну куда еду ... воссоединяться... хорошая обувь очень дорога, а я прораб-строитель, человек бедный, размер ноги у меня уникальный... Продал всё нажитое честным трудом советского человека и закупил на последние кровные денежки немного обувки на разные случаи жизни. Ведь можно? Вся обувка моя, без ярлычков, немного даже ношенная...
- Можно, можно. Почему же нельзя? Если на последние кровные, то очень даже можно. Размерчик у Вас, того, действительно редкий. Везите на здоровьеце... Только сначала мы её немножко проверим на наличие... или же обратно, отсутствие контрабандочки. Вы, надеюсь, не возражаете?
- Возражаю, не возражаю, но с вами же не поспоришь... Раз надо так надо. Проверяйте. Только пожалуйста, поаккуратнее. Мне эта обувь тяжело досталась. Ударным, можно сказать, аккордным трудом на стройках областного и районного значения.
Два таможенных пальца, словно белые голые ноги бесстыжей девки проскакали, прощупали содержимое и ткнули в изящные осенние итальянского происхождения сапожки. - Здесь! Наверняка здесь!
Сапоги безжалостно выдернули из общей массы вещей и водворили на свободное пространство холодной металлической поверхности. Старшой лично заботливо прощупал каждый шовчик добротно сработанной пары, пощелкал ногтем по вишневой только слегка поцарапанной подошве, вздохнул непроизвольно с сожалением, покачал головой. - Эх, хорошая обувка, превосходная можно сказать.
- Значит, Вы гражданин, утверждаете, что ничего противозаконного не провозите? Может передумаете, сознаетесь по-хорошему, честно и чистосердечно. Вам и на душе сразу полегче станет... и положение облегчит. - Запела привычно, словно уже на допросе тетка.
- Действительно, - Поддержал тощий, поджарый газетчик, уже набросавший мысленно макет статейки и торопившийся побыстрее воплотить мыслишки в чеканные строки забойного яркого репортажика. - Вы сознайтесь! Это будет так по-граждански, по-н-а-ш-е-н-с-к-и!
- Экий гавнюк! - Возопил в мыслях досматриваемый. - Ну ладно, профессионалы, им положено, а ты, дешевка, чего влазишь? - Но ответил, естественно немного другое.
- Было бы, что - сказал! Видит Бог, сказал! Но, чего нет - того нет! Я человек честный. ... Бедный. ... Пусть бедный, но - честный!
Знакомые лица за барьером окаменели в предвкушении жутко интересного представления, заранее непредвиденного, такого, что можно потом долго вспоминать и рассказывать в хорошей компании под дефицитнейшие коньячок и икорочку.
- Да знаем, всё знаем какие вы все наподбор бедные и честные! - Не удержалась, сорвалась бабенка, ханжески поджав аляповато помазанные тонкие губки.
- Гражданин! Эта пара обуви вызывает у наряда серъёзные подозрения. - Прервал прения старшой. - Её надлежит вскрыть и проверить на предмет контрабанды.
- Как вскрыть? Порезать? А носить потом Карла Марла будет? - Завопил дурным голосом гражданин.
- Полегче, полегче... Не надо о святом в таком тоне и контексте... Вы еще на нашей стороне границы. - Назидательно напомнил комсо-мальчик, нахмурив лобешник и тряхнув взвихренной прядкой непокорных волосенок.
Таможенник усмехнулся. Уж он то наверняка знал, что если и прийдётся эту обувку кому-то носить, то точно не шумящему и негодующему владельцу, коему долго ещё ничего подобного на белы ножки одевать не прийдётся. Но как истинный профессионал подавил улыбочку.
- Не стоит беспокоиться. Если ничего не найдем - зашьем обратно. Вы и шовчика не отышете. Сапожник у нас экстра класса. Такие чудеса выделывает, залюбуетесь. Времени до посадки достаточно, остальных пассажиров другие посты проверят. Приступай, Петрович!
Толстомясый, краснорожий Петрович появился на сцене словно материализовавшийся из воздуха дух, незаметно и вовремя, помял обувку короткими крепкими пальцами заросшими жесткой черной щетинкой, хмыкнул нечто под набрякший синими прожилками нос и сильным, точным ударом скальпеля вспорол жалобно хрустнувший сапожок. Запустил в распор палец, пошевелил удивленно, но ничего не выудил. Следом настал черед второго сапога... Снова ничего. Вроде как сорвалась так хорошо прикормленная, почти ручная золотая рыбка. Пару секунд люди у стойки изображали персонажей знаменитой историко-революционной картины Не ждали! Но быстренько очухались и вскоре бедному импортному чуду пробил последний час.
Петрович, не сдерживая здорового рабоче-крестьянского инкстинкта распарывал все бесповоротно вдоль и поперек.
- Ничего! - Провозгласила женщина, подводя итоги работы и широким жестом сдвинув остатки сапог на край стойки, выложила на прокрустово ложе роскошные адидасовские кросовки.
За час ударной работы бравый мужик превратил в бефстроганов всё содержимое чемодана. После всего ещё минут пятнадцать потратили на перещупывание и перетряхивание остатков и вспарывания чемоданних боков. Время шло, а они всё не верили, не желали верить глазам своим. Ведь всё казалось так хорошо оговорено заранее - где искать - как найти. Уже и камеры телевизионщиков ждали сигнала в соседней душной комнатенке. Как же так? Оперативная наводка оборачивалась стопроцентной туфтой.
Будущий эмигрант сидел на приступке досмотровой стойки обхватив голову руками и тихонько поскуливал. Со стороны сии звуки могли сойти за сдерживаемые безудержные рыдания, уж очень похоже выходило. На самом деле его так и подмывало заржать словно дикий мустанг во всё горло и пуститься отплясывать безумный канкан прямо на рабочем месте трудолюбивой бригады.
Столь интересное действо не осталось незамеченным. Прошедшие весьма поверхностный по такому случаю досмотр остальные пассажиры венского рейса наблюдая работу Петровича вполголоса упоминали какие-то нелепые словосочетания вроде Права человека... Хельсинское соглашение... Перестройка..., ну и прочую интеллегентно-демократическую ерунду. Таможенники наплевать хотели, естественно, на эту кухонную бредятину, но в общем контексте да с учетом подпирающего времени отправления международного рейса выслушивать подобное было малоприятно.
Старшой задумчиво пошкрябал пальцем подбородок и неожиданно его взгляд сфокусировался на ногах досматриваемого обутых в не по сезону тяжелые, добротные туфли на толстой подошве прошитой белым суровым кантиком.
- Здесь! Наверняка здесь! Перепрятал, зараза! Обдурить захотел! Ану, сымай!
- Нет! Мамой клянусь! Ничего у меня здесь нет и никогда не было! - Завопил отчаянно гражданин поджимая под себя ноги. Но увидев сходящиеся с трех сторон парные наряды милиции безропотно позволил Петровичу стащить с ног последнюю пару обуви и оказался стоящим на полу в полосатых веселеньких носочках.
- Ну даёт таможня! - Вырвалось у молодого лейтенанта-погранца. Он вытер платком изнутри донышко фуражки с зеленым околышем и отвернулся. Немудреное словосочетание, сорвавшееся у своего подстегнуло инквизиторов. Отступать им было некуда и некогда. Это последний шанс. Дабы усилить эмоциональный фон, босой эмигрант неожиданно изобразил отчаянную попытку вырвать своё добро из лап палача Петровича. Рванулся к стойке, но был на полпути перехвачен милицией, профессионально схвачен за плечи и руки, развернут на стовосемьдесят градусов и по-базарному отпихнут назад. В приоткрывшуюся щель двери высунолось любопытное рыльце телекамеры, из-за барьера свесились головы провожающих. Страсти накалялись.
- Жаловаться будем! ... Управу найдем! ... В ЦК напишем! ... В Литературку! ... Лесото! ... Горбачеву! - Неслось с отечественной стороны барьера.
Вдруг раздался скрежет скальпеля, звон лопающегося металла и вопль порезавшегося Петровича.
- Кажись есть! - Заорал вурдалак махая в воздухе красным пальцем.
- Есть! Есть! - Радостно поддержала воспрянувшая духом таможня.
- Нашли, ... нашли... - Запричитали, закурлыкали провожающие.
- Всё же, есть! - Цыкнул на пол сквозь зубы лейтенант-болельщик и надел фуражку.
- Что? Что там? - Норовил пролезть под мышку Петровича юнный представитель свободной прессы.
.... Болт .... Стальной ... и ни хрена больше там нет ... - Сумрачно констатировал старшой. Петрович обиженно постанывал и усиленно отсасывая кровь из пораненного в последнем раунде пальца.
- Может он золотой? - Безнадежно вопросил представитель свободной прессы..
- Пилите Шура, пилите! - тут же отозвалась из-за барьера благодарная публика.
Под шумок кагебешница, газетчик и Петрович шустро покинули сцену, юркнув в комнату к невостребованным телевизионщикам. Кошмар! Такой сюжет сорвался. На сцене после бегства прикомандированной, случайной публики остались только таможенник, полупустой чемодан, гора ошметков и босоногий потерпевший. До окончания регистрации билетов и отправления рейса оставались считанные минуты.
- Верни обувь, зараза! - Грузно пошел на стойку клиент.
