Роберт Крейс - Подозреваемый (в сокращении)
— Это сделал не я.
— Черт побери, знаю, иначе меня бы здесь не было.
Скотт не мог придумать, куда деть Мэгги, пока он будет в тюрьме, и позвонил Будресу. Тот решил, что Скотт сошел с ума, но приехал. Скотт передал ему поводок. Будрес нахмурился, но взял его. Протянул Мэгги руку — понюхать, погладил ее.
— Мы пойдем погуляем. Отправь мне сообщение, когда выйдешь.
Скотт быстро, не оглядываясь, пошел к зданию тюрьмы. Они понимали, что Мэгги попытается бежать за ним, и она попыталась. В ее понимании они были стая, а стая всегда держится вместе. Мэгги скулила и лаяла, скребла когтями по тротуару. Будрес предупредил, что нельзя оглядываться, нельзя махать рукой и вообще нельзя никаких человеческих глупостей. Если посмотреть ей в глаза, она будет сильнее бороться, чтобы бежать за ним. Собака видит твое сердце в твоих глазах, учил его Будрес.
Скотт перешел через дорогу и вошел в главный вестибюль. Там объяснил помощнику шерифа, что ему назначена встреча с заключенным Маршаллом Иши. В своей темно-синей форме с жетоном на груди он ничуть не походил на детектива из отдела убийств и ограблений. Он вздохнул и назвался Бадом Opeo.
Помощник шерифа позвонил, и через несколько минут появилась еще одна помощница.
— Мы его привели. Я провожу вас.
Скотту стало чуть полегче. Он прошел вслед за ней в комнатку, где она попросила его сдать наручники и оружие, выдала квитанцию, закрыла их в сейфе. Затем проводила в комнату для допросов, где стоял стол с пластиковым покрытием и три стула. Стол был окаймлен стальной штангой, чтобы приковывать заключенных. Скотт сел на стул лицом к двери.
Молодой помощник шерифа ввел Маршалла в комнату. На нем был ярко-синий спортивный костюм, кроссовки; тонкие, как карандашики, запястья скованы наручниками. Он был еще изможденнее, чем помнил Скотт.
Помощник усадил Маршалла за стол лицом к Скотту, пристегнул его наручники к стальной штанге и закрыл за собой дверь.
Скотт смотрел на Маршалла. Он знал о Маршалле только, что тот наркоман и что его брата и девушку вчера убили. Вероятно, Маршалл узнал об этом утром. Глаза у него красные — видимо от слез.
— Вы любили брата?
В покрасневших глазах вспыхнул гнев.
— Что за вопрос?
— Извините. Я не знаю, какие у вас были отношения.
Скотт следил за выражением его лица, и слезы, выступившие у него на глазах, были ответом.
— Я его воспитывал с девяти лет.
— Мне очень жаль. Жаль Дарила, и Эстеллу тоже. Я знаю, как это больно.
Глаза Маршалла снова вспыхнули гневом.
— Перестаньте. Откуда вам знать. Ближе к делу.
Скотт встал, отодвинул стул и стал расстегивать рубашку. Удивленный, Маршалл отпрянул.
— Не надо. Перестаньте!
Скотт бросил рубашку на стул, следя за выражением лица Маршалла. Тот смотрел на серые шрамы на левом плече Скотта и на правом боку.
— Вот откуда.
Маршалл не отводил глаз от шрамов.
— Как это случилось?
Скотт надел рубашку.
— Когда вы делали признание, вы рассказали детективам, что девять месяцев назад ограбили китайский магазин. Вас спросили, видели ли вы стрельбу. Тогда были убиты три человека, еще один оставлен умирать.
Маршалл кивнул.
— Да, сэр, я совершил ограбление, но стрельбы я не видел. Это вас оставили умирать?
Маршалл держался так естественно, что Скотт понял: он не лжет. И детектора не нужно.
— В ту ночь я потерял близкого человека. Вчера вы потеряли брата. Дарила убили те же люди, что сделали это со мной.
Маршалл задумался. Глаза его блеснули.
— Был ли с вами в ту ночь Дарил? — спросил Скотт. — На крыше? Чтобы предупредить в случае опасности?
Маршалл разозлился.
— Какого черта? Я не брал Дарила с собой на такие дела. О чем вы говорите?
Он не лгал и не притворялся, это было очевидно.
— Дарил там был, — сказал Скотт.
— Чушь. Говорю же вам, не был.
— А если я это докажу?
Скотт вынул телефон и нашел фотографию ремешка. Ему пришло в голову, что Маршалл может помнить, какие часы были у брата. Он протянул телефон с картинкой Маршаллу.
— Были у Дарила часы с таким ремешком?
Маршалл выпрямился.
— Эти часы купил ему я. Подарил.
— Этот ремешок был найден на тротуаре наутро после стрельбы. Эти пятнышки — ржавчина с ограждения на крыше. Я не знаю, когда именно в ту ночь Дарил залез на крышу и видел ли он что-нибудь, но он там был.
Маршалл сказал:
— Так вы говорите, он видел убийц?
— Этого я не знаю. А вам он не рассказывал?
— Конечно, нет. Ни под каким видом. Думаете, я бы забыл?
— Вероятно, стрелки испугались, что он их видел. Маршалл, я хочу их найти! Пусть ответят! За меня, за мою подругу, за Дарила, за Эстеллу. Помогите мне!
— Если он что и видел, то мне все равно бы не сказал. И если не видел, то не рассказал бы. Боялся, что я надеру ему задницу!
— Предположим, он видел. С этим трудно жить. Есть такой человек, которому он мог бы рассказать то, что боялся рассказать другим?
Маршалл утвердительно кивнул.
— Амелия. Мать его ребенка.
— У Дарила есть ребенок?
Маршалл посмотрел в потолок.
— Скоро два года. Девочка. Не знаю, дочка ли это Дарила, но она говорит, его. Он ее любил.
Ее звали Амелия Гойта, а ребенка — Джина. Адреса Маршалл не знал, но рассказал Скотту, как найти ее дом. Маршалл уже почти год не видел девочку и хотел знать, похожа ли она сейчас на Дарила.
Скотт обещал рассказать и начал было звать помощника, когда Маршалл всем телом повернулся за ним и спросил:
— Столько времени прошло, и вдруг они испугались, что Дарил их видел? И как они узнали, что он там был?
Скотт знал как, но отвечать не стал.
— Маршалл, детективы наверняка будут еще вас допрашивать. Не рассказывайте им об этом. Никому не рассказывайте, пока не услышите, что я мертв.
В покрасневших глазах Маршалла мелькнул страх.
— Не буду.
— Даже детективам не рассказывайте. Особенно детективам.
На выходе Скотт забрал наручники и пистолет и покинул тюрьму, не пробыв там ни минуты лишней.
Он десять минут ждал на тротуаре у парковки, и наконец из-за угла вынырнули Будрес с Мэгги. Мэгги взвизгнула и натянула поводок, и Будрес отпустил ее. Прижав уши и высунув язык, она рванула к Скотту — самая счастливая собака на свете. Скотт раскрыл объятия и поймал ее, когда она прыгнула к нему на грудь, — сорок два килограмма черно-песочной чистой любви.
На обветшавшей захудалой улочке в Эхо-парке Скотт отыскал дом, где жила Амелия Гойта. Здание предвоенной постройки было совершенно такое же, как и остальные дома квартала, если не считать Плачущей Девы. На фасаде здания плакала кровавыми слезами нарисованная Дева Мария. Маршалл сказал — мимо не пройдешь. Он не солгал — изображение Девы занимало три этажа. Номера квартиры Маршалл не помнил, Скотту пришлось спросить управляющего. Самый верхний этаж, квартира триста четыре.
Скотт не знал, дошла ли до Амелии весть о смерти Дарила. Когда они с Мэгги поднялись на третий этаж, он услышал плач и понял, что дошла. Он помедлил у двери. Мэгги понюхала косяк. Из-за двери доносился детский рев и плачущий женский голос.
Скотт постучал. Ребенок продолжал реветь, но женский плач прекратился. Через мгновение прекратился и рев, но дверь не открылась.
Скотт постучал еще раз:
— Полиция. Откройте, пожалуйста.
Через двадцать секунд еще раз.
— Полиция. Откройте дверь или мне откроет ее управляющий.
— Уходите! Вы не полиция.
Голос был испуганный, и Скотт заговорил мягче:
— Амелия, я действительно полицейский. Я пришел по поводу Дарила Иши.
— Как вас зовут? Как вас зовут?
— Скотт Джеймс. Офицер Скотт Джеймс. Откройте дверь, Амелия. С Джиной все в порядке? Я не уйду, пока не увижу, что она в безопасности.
Когда наконец раздался щелчок замка, Скотт отступил на шаг, чтобы она не испугалась. Мэгги автоматически подалась назад вместе с его левой ногой.
Дверь распахнулась, показалась девушка. Ей было не больше двадцати, у нее были длинные крашеные соломенные волосы и бледное веснушчатое лицо. Глаза и нос покраснели, губы дрожали, она непрерывно всхлипывала.
Такое выражение лица Скотт видел у жен, которым мужья ставят синяки под глазом, у проституток, сбежавших от сутенера, у жертв изнасилования. Скотт хорошо знал, какое лицо у страха. Увидев Амелию, он тут же понял, что Дарил видел расстрел и не сомневался: как только об этом узнают стрелки, его убьют. И рассказал об этом ей.
— Как вас зовут? — опять спросила она.
— Меня зовут Скотт. А это Мэгги. С вами и с Джиной все в порядке?
Она посмотрела на Мэгги.
— Я укладываю вещи. Мы уезжаем.
— Можно мне взглянуть на ребенка? Я должен убедиться, что с девочкой все в порядке.
Амелия выглянула на лестницу, словно боялась, что там мог кто-то прятаться, потом открыла дверь и быстро пошла к ребенку. Джина играла в детском манежике. Волосы у нее были темные, но больше ничего общего с Дарилом не наблюдалось.
