Филипп Ванденберг - Пятое Евангелие
Сказав это, Талес удалился. Гутманн уже начал сомневаться, происходит все это на самом деле или лишь снится ему. Он чувствовал себя разбитым, а усталость, как известно, способна вызывать самые удивительные видения. Профессор буквально рухнул в мягкое кожаное кресло, вытянул ноги, еще раз огляделся по сторонам и хотел даже ущипнуть себя за руку, чтобы проверить, почувствует ли боль. Но в этот момент зазвонил телефон.
– Да, – неуверенно сказал Гутманн, подняв трубку.
Это был Талес.
– Я забыл предупредить. К ужину у нас принято надевать темный костюм.
3
«Странный человек», – подумал Гутманн.
Но разве не было странным все, что произошло в течение двух последних недель? Откуда Талес мог знать, в какой ситуации оказался он, профессор Вернер Гутманн? Как у него, Гутманна, хватило смелости последовать за Талесом – человеком, которого он совершенно не знал и который даже не назвал своего настоящего имени, а лишь обещал вещи, кажущиеся невозможны ми любому здравомыслящему? Разве Лейбетра не была всего лишь мечтой? Утопией? Несбыточной фантазией философов, надеявшихся собрать в одном месте самых одаренных ученых, лучших в своей области, чтобы таким образом противостоят упадку человечества, который, по их мнению, начался вместе с историей рода людского?
Сидя в кресле и размышляя о подобных вещах, Гутманн подумал, не сошел ли он с ума. Странно, но эта мысль ни разу не посещала его в течение последних нескольких дней – слова и обещания Талеса казались такими убедительными. Время прошло незаметно, и профессор понял, что нужно успеть переодеться к ужину.
Вскоре раздался стук в дверь, и Гутманн поторопился открыть. Он ожидал Талеса, поскольку больше никого здесь пока не знал, но на пороге стояла женщина, которая сказала, едва профессор открыл дверь:
– Меня зовут Хелена. Я должна сопровождать вас во время ужина.
Пораженный Гутманн стоял, не в силах пошевелиться. Он не знал, как долго не мог решить, что сделать сначала: предложить незнакомке войти либо внимательно ее рассмотреть. Он решил начать с последнего. Хелена с первого взгляда производила впечатление строгой и умной женщины. Нередкое сочетание качеств, хотя для существования такой комбинации нет особых причин. Волосы женщины были зачесаны назад и туго стянуты на затылке, к тому же она пользовалась гелем, очевидно, чтобы еще больше подчеркнуть свою строгость. Дополняли образ узкие очки в черной оправе. На Хелене был прекрасно подчеркивающий фигуру темный костюм и черные туфли на высоких каблуках. Ему казалось, что каждая деталь внешности незнакомки вполне способна посылать эротические сигналы. По крайней мере, на Гутманна Хелена производила именно такое впечатление.
– Извините, – сказал наконец Гутманн. – Я несколько смущен, потому что не ожидал увидеть вас.
Хелена ответила холодно, словно не услышав сказанного:
– Идите за мной, нам нельзя задерживаться. Вам следует знать, что ужин в Лейбетре – это настоящая церемония. Опаздывать нельзя. У нас на первом месте дисциплина.
В коридорах, которые совсем недавно были пустынными, царило оживление. Мужчины и женщины на ходу разговаривали друг с другом, некоторые ждали в фойе, и этот факт лишил здание, ранее казавшееся Гутманну столь таинственным, части волшебства.
– Вы еще не получили имя? – поинтересовалась Хелена, когда они спускались по крутой лестнице.
– Нет, – ответил профессор.
Спустившись, они повернули направо, прошли через вестибюль в форме полумесяца, откуда поднимались лифты, и, следуя за остальными, вошли в коридор на противоположной стороне. В длинном проходе становилось все больше мужчин в темной одежде, среди которых были, однако, и женщины. Все они направлялись, как выяснилось позже, к огромному залу с высокими сводами. Пол здесь был устлан коврами, а огромный стол в форме буквы «Т» занимал большую часть помещения.
– Нет никакого определенного порядка, в котором садятся к столу, – заметила Хелена. – Но это не относится к поперечному столу.
Когда наконец все присутствующие, а их было около шестидесяти, заняли места у длинной части стола, через боковую дверь в передней части зала вошли четверо мужчин в сопровождении человека весьма странного телосложения. Невозможно было определить, мужчина это или женщина.
– Это Орфей. – Хелена повернулась к Гутманну и, заметив его удивленный взгляд, добавила таким тоном, словно объясняла нечто совершенно обычное и само собой разумеющееся: – Вы должны знать, что Орфей гермафродит. И неважно кем он является в большей степени – мужчиной или женщиной. Лично я над этим никогда не задумывалась. Мы выбрали его Орфеем, поскольку он самый умный из всех присутствующих, мудрец, владеющий тайнами жизни. Если и есть человек способный остановить реки, заставить таять вечные льды, камни – говорить, а деревья – ходить, то это он. Орфей – гений. Более того, он – совершенный гений.
От Талеса Гутманн знал, что орденом руководит американский профессор, гений во всех областях знаний и профессор университета Беркли, который отличается не только выдающимися ума венными способностями, но к тому же сказочно богат благодаря унаследованному капиталу, вложенному в акции. Поговаривали, будто Орфей был вполне способен создать настоящий хаос на биржах Нью-Йорка и Парижа. В Лейбетру он вложил свои знания и свой капитал. Он руководствовался примерно теми же мотивами, что и Гутманн: отвращение к своего рода мафии, царствующей в научных кругах всех стран. Но Орфея профессор представлял себе совершенно иначе.
Засомневавшись, Гутманн решил уточнить и задать вопрос своей спутнице. Он зашептал, обращаясь к Хелене, сидевшей рядом:
– Ведь я вас верно понял, это профессор…
– Артур Сьюард, – перебила его Хелена. – Беркли, Калифорния. Но среди нас не принято говорить о прошлом. Как раз по этой причине каждый получает при вступлении в орден новое имя
– Я понимаю, – тихо ответил профессор. Сейчас, когда Орфей и четверо его сопровождающих заняли места за столом
Гутманн узнал Талеса, сидевшего по правую руку от главы ордена.
Одетые в белое официанты принесли закуску из овощей и зелени, и Хелена сделала еще одно замечание:
– Если вы раньше ели мясо, то можете о нем забыть. Здесь все вегетарианцы.
– Ничего не имею против, – пробормотал Гутманн и попробовал одно из блюд, которое оказалось удивительно вкусным.
После небольшой паузы он вновь обратился к своей спутнице: – Я хотел бы задать вам еще один вопрос. Насколько я понимаю, Талес занимает здесь довольно высокое положение, верно? Я этого не знал. По крайней мере, он об этом не обмолвился ни словом.
– Ах да! – ответила Хелена, и при этом в ее интонации явно угадывалось некоторое удивление. – В нашем микрокосмосе Талес является водой, которая движет всем.
– Как это понимать?
– Пятеро сидящих во главе стола образуют пентаграмму, которая хранит наш орден, – Хелена пальцем нарисовала на столе воображаемую пятиконечную звезду. – Эта звезда является символом всемогущества и духовного совершенства. Как бы вы ее ни повернули, она остается той же формы. Во главе стоит Орфей, затем Талес, третий Анаксимен, а Гераклит и Анаксимандр представляют собой две оставшихся вершины звезды. Вот почему мы, говоря о них, употребляем слово «пентаграмма», иногда – «сенат». Итак, Орфею подчиняются все четыре стихии: Талес символизирует воду, а также отвечает за все, что связано с научными исследованиями, религией и церковью. Анаксимен представляет воздух, в его сферу влияния входят искусство и история. Гераклит, воплощающий огонь, является гением философии и психологии, а также моим руководителем. Анаксимандр же, считающий своей стихией землю, отвечает за все, что связано с техникой и планированием деятельности. Вместе они представляют собой вселенную. Однако не только они отвечают за свою область знания. У каждого есть четыре адлата[21], которые занимаются исследованиями в определенной сфере и говорят на разных языках.
Подали основное блюдо – великолепное кушанье из риса с баклажанами и изюмом, к нему – сухое красное вино. Гутманн, имевший все основания полагать, что будет подчиняться Талесу, возможно, даже станет его адлатом, задал вопрос.
– Каким образом формируется пентаграмма? Я имею в виду, по какому принципу составляется сенат? Другими словами: почему вы являетесь адлатом Гераклита, а не наоборот?
Внезапно на серьезном лице Хелены появилась улыбка.
– Члены пентаграммы, – ответила она спокойно, – избираются всеми нами. Любой из нас может продемонстрировать свои познания и мудрость. Если адлат будет признан нашим обществом более достойным, чем соответствующий член сена та, то они меняются местами.
