Даниэль Клугер - Убийственный призрак счастья
– Что я скажу – об этом ты узнаешь позднее, – сказал сыщик. – Что сказала Юдит?
– Юдит сказала, что раввинат никак не даст ей разрешение на получение денег. Они ведут розыск возможных наследников, и делают это, как и все остальное, медленно, не торопясь. И очень дотошно. Правда, даже если они придут к выводу о том, что основной наследницей является вдова, ей выплатят не более двадцати пяти тысяч. Поскольку налоговое управление сочло указанную сумму побочным доходом покойного, они взыскали пятнадцать тысяч шекелей. Плюс управление национального страхования собирается взыскать с выплаченного в прошлом году пособия. В общем, бедной женщине еще предстоит веселая жизнь, – резюмировала Офра, затем аккуратно сложила фальшивые анкеты, заполненные мелким четким почерком в стопочку и положила перед начальником. – Все, – сказала она со скромной гордостью.
Розовски посмотрел сначала на документы, потом на секретаршу и трижды хлопнул в ладоши.
– Ай да Офра! – сказал он. – Браво. И все это ты сделала за один день? У меня просто нет слов… Скажи, пожалуйста, она сама заговорила о смерти мужа? Или ты ее спросила?
– Сама, разумеется, откуда я могла знать, – сердито ответила Офра – дескать, мог бы догадаться.
– Ну да, ну да… – пробормотал Натаниэль. – Действительно. Я же рассказывал обо всем этом без тебя, Маркину. И что, как она говорила об этом?
Офра повела плечами.
– Что значит – как? Нормально говорила. Спокойно. Даже равнодушно.
– Интересно, – сказал Розовски. – Выходит, не была для нее смерть сына тем потрясением, от которого… – он задумался. Офра терпеливо ждала, когда ей разрешат продолжить. Натаниэль выдвинул ящик стола, извлек сложенную вчетверо газету «Шаар» со статьей об изгнании диббука из вдовы Хаскин. Но теперь он не статью читал, а перелистав уже приобретшие известную хрупкость страницы, углубился в изучение программы передач.
– Ну-ка проверим… – пробормотал он. – Девятнадцатое января, двадцать три тридцать. «Дом разбитых сердец». Аргентина, двадцать четвертая серия. Закончилась в четверть первого… Офра, ты этот сериал знаешь?
– Знаю, – ответила Офра настороженно. Поведение начальника начало ее беспокоить еще с давешнего появления в офисе и предложения выйти за него замуж, чтобы варить кофе. Сейчас она обеспокоилась еще больше: прервав доклад, шеф вдруг углубился в чтение телепрограммы полуторамесячной давности.
– По субботам он, разумеется, не демонстрируется?
– Разумеется, не демонстрируется, – Офра нахмурилась. – И по пятницам тоже. А в чем дело?
– Та-ак… – тут Натаниэль повел себя еще более странно. Он начал загибать пальцы, шепотом произнося дни недели и какие-то цифры.
На возникшего в этот момент в кабинете Маркина Офра цыкнула и приложила палец к губам. Теперь на впавшего в оцепенение Натаниэля смотрели уже четыре пары встревоженных глаз.
– Что это он? – шепотом спросил Маркин. Офра молча покрутила палец у виска.
– Девятнадцатая серия, – громко сказал Розовски, закончив свои сложные подсчеты. – Девятнадцатая серия демонстрировалась в тот день. Офра, девочка, – он умильно взглянул на секретаря, – ты же у нас большой знаток всей этой муры… то есть, я хотел сказать, латиноамериканского киноискусства. Ты ведь смотрела «Дом разбитых сердец», правда?
– Не смотрела, а смотрю, – Офра ничуть не успокоил тот факт, что начальника говорит членораздельно.
– Вот! – обрадовался Натаниэль. – Вот ты нам и расскажешь, о чем говорилось в девятнадцатой серии. А мы с Сашей с удовольствием послушаем. Правда, Саша?
Маркин мысленно тут же согласился с диагнозом, выставленным Офрой, но, решив, что сумасшедшему лучше не перечить, утвердительно кивнул головой.
Офра считала точно так же, и поэтому добросовестно попыталась вспомнить содержание не восемнадцатой и не двадцатой, а именно девятнадцатой серии. Причем не любого латиноамериканского сериала, а «Дома разбитых сердец». И конечно у нее ничего не получилось.
Натаниэль понял это.
– Ладно, – успокаивающе сказал он. – Ты посиди, повспоминай. А я пока съезжу кое куда. По делам, – он обошел письменный стол и остановился перед сидящим Маркиным. Тот с тяжелым вздохом вложил в руку начальника ключи от машины.
– Вы тут не бездельничайте, – строго заметил Розовски. – Ты, Офра, во-первых, постарайся вспомнить содержание девятнадцатой серии. Во-вторых, подготовь мне подробный отчет о своем визите к госпоже Юдит Хаскин. А ты, Алекс, просмотри наши дела последних двух месяцев, нет ли у нас неподчищеных хвостов.
Закрывая за собой дверь, он услышал, как Офра спросила у Маркина тревожным шепотом:
– А его можно пускать за руль в таком состоянии?
Ответ Маркина Натаниэль не разобрал и ответил сам:
– Меня вообще нельзя было пускать на этот свет. А теперь – чего уж. Снявши голову, по волосам не плачут, – отпустив это глубокомысленное замечание в собственный адрес, он быстро сбежал по лестнице и почти бегом направился к автостоянке. * * *Всякий раз, посещая Кфар-Барух (а это случалось и раньше неоднократно), Натаниэль испытывал легкое чувство неловкости. Как уже говорилось, больше половины здешних обитателей составляли новые репатрианты из СНГ, среди которых хватало бывших клиентов его агентства. Так что многие здесь знали его в лицо и приветливо здоровались.
К слову, единственным периодом, когда сомнительная внешность Натаниэля принесла определенную пользу, был период создания частного сыскного бюро. Перебитый нос, шрам через всю щеку (конечно же, отметины, полученные в бескомпромиссных схватках с нарушителями закона) вкупе с кольтом, приобретенным, что греха таить, специально для восторженных взглядов будущих потенциальных заказчиков, вызывали у последних неодолимое желание воспользоваться услугами детектива («Подумайте, частный детектив! Как Шерлок Холмс!»), его аналитическим умом, молниеносной реакцией и тяжелыми кулаками.
Увы, именно третье из перечисленных качеств, имело явное предпочтение в среде бывших граждан распавшегося Союза – контингенте, с которым собирался работать Розовски. Натаниэля регулярно – особенно в начале – приглашали разбираться с обидчиками. В какой-то момент у него начало складываться впечатление, что его воспринимают так, как когда-то в детстве его сверстники, сами не мастаки подраться, знакомого хулигана-переростка. Его приводили во двор – чтобы добиться уважения.
Натаниэль покорно разбирался с крикливыми соседями, ругался с хамоватыми домовладельцами и прочими. Пока, наконец, не решил, что с него хватит. Тогда же, в короткий начальный период он сделал вывод о том, что эмиграция – называйся она репатриацией на историческую родину, воссоединением с родными или еще как-то, – по сути ввергала вполне взрослых и сформировавшихся людей в состояние инфантилизма. Они становились ребячливыми, по-детски обидчивыми, к ним возвращались подростковые комплексы и младенческие страхи.
Собственно говоря, многие правонарушения и преступления, даже тяжкие и жестокие, с которыми Розовски имел дело в течение последних десяти лет, носили странный оттенок детскости.
И таким же детским было искреннее удивление просителей, когда они узнавали, что услуги частного детектива – платные. «Как же так? – читалось в их округлявшихся глазах. – Мы же к тебе за помощью, как к старшему товарищу, заступнику и герою, а ты – пятьсот шекелей, тысячу шекелей… Это нечестно!»
Поведение самого Натаниэля тоже подпадало под определение «впадает в детство». Особенно в самом начале его новой карьеры. Он до сих пор краснел, вспоминая тот киношно-литературный образ крутого детектива, который старательно культивировал перед первыми клиентами открывшегося частного детективного бюро «Натаниэль». Словно он, сбросив полицейскую форму вдруг погрузился в мир любимых литературных героев далекой юности – Шерлока Холмса, комиссара Мегрэ и прочих героев занимательных сказок. Вслух он глубокомысленно оправдывал это необходимостью соответствовать тому романтическому образу частного детектива, каковой сложился у большинства советских людей под влиянием книжек и фильмов. Но в глубине души прекрасно отдавал себе отчет в том, что поддался жгучему и совсем не взрослому желанию поиграть…
Следует отдать ему должное – Розовски быстро отказался от манеры цедить слова сквозь зубы, выставлять напоказ здоровенный кольт (на самом-то деле он предпочитал менее эффектный внешне, но безотказный йерихо – израильский аналог популярной беретты).
И занялся делом – вполне реальными проблемами подложных чеков, супружеских измен, мелкого рэкета и прочих преступлений, с которыми приходилось сталкиваться некоторым новым репатриантам. Дела скромные, потому и доход приносили скромный. Так что насмешки бывших сослуживцев из полицейского управления насчет золота лопатой, которое греб бывший отличный офицер, свихнувшийся с появлением огромного количества говорящих по-русски новых граждан Израиля, не имели никакого, даже условного основания. Те редкие дела, расследование которых заказывали Натаниэлю время от времени, с трудом покрывали расходы на телефонные разговоры и электроэнергию. Сами Ашкенази, бухгалтер, занимавшийся годовым балансом агентства, скептически усмехался, разбирая платежные документы, присылаемые Натаниэлем. Однажды сказал:
