Екатерина Савина - Иллюзия любви
Васик кивнул бармену.
– Мне бы позвонить, – сказал он.
Бармен пододвинул к нему телефон, а сам, закурив сигарету, деликатно отошел куда-то в угол стойки. Принялся протирать и без того сверкающие стаканы.
Васик дрожащими руками снял телефонную трубку. Набрал номер Даши. Послушал несколько длинных гудков и положил трубку. Потом набрал номер Ольги и через минуту опустил трубку на рычаг.
– Как это? – шепотом спросил он сам у себя. – Нет никого дома? Где они могут быть в такое время, а? Господи... Не дай мне с ума сойти...
– Нет никого, – сообщил он подошедшему бармену.
– Ну, так иди с богом, – кивнул тот ему.
– Да, да, – пробормотал Васик, пытаясь подсчетом бутылок на зеркальных полках витрины в глубине барной стойки установить нерушимую стену между яростно вспухающими в его воображении картинками и сжатым в ледяной комок сознанием, – Сейчас я немного посижу и пойду... Сколько времени? Половина шестого? Мы договорились на десять часов... В сквере. Я пойду туда и подожду... Что мне стоит посидеть до десяти? Всего-то – четыре с половиной часа...
Бутылки, отражаясь в зеркалах, множились и очень скоро заполнили все помещение бара. Равномерные глухие стуки, появившиеся неизвестно откуда, становились все громче и громче, покрывая маячившую перед глазами Васик стеклянную стену сетью тончайших трещин.
– Молодой человек! – снова услышал Васик голос бармена. Тогда смолк стук шагов, раздался оглушительный звон, и бесчисленное множество осколков осыпали Васика с ног до головы.
– Молодой человек! – повторил бармен, с изумлением наблюдая странного посетителя, который, зажмурив глаза, быстро-быстро дотрагивается кончиками пальцев до волос на голове, как будто что-то стряхивает с себя.
– А? – хрипло вскрикнул Васик, очнувшись и открыв глаза, – это ты... А где она?
– Шел бы домой, – повторил бармен, которому видно надоело общаться с явно ненормальным посетителем, – я ведь и охрану могу позвать...
Васик поднялся и молча покинул бар.
– Счастливо отдохнуть, – по привычке сказал бармен и постоял, глядя вслед Васику, примерно полминуты.
* * *– Позвольте вам представить, – проговорила Марианна Генриховна, возвращаясь на кухню, – Иван. Я вам про него только что говорила. Иван, это Даша. Ольга.
Высокий молодой человек, улыбчивый и светловолосый, казавшийся почему-то прозрачным, несмотря на довольно плотное телосложение, слегка поклонился – по очереди – сначала Даше, потом мне. Как мне показалось, на мне свой взгляд он задержал несколько дольше, чем на Даше.
Я с облегчением выдохнула. Все-таки, это был не дядя Моня. А... тот самый жених пропавшей без вести дочери Марианны Генриховны. Кстати, довольно милый молодой человек.
– А мы как раз чай пьем, – сказала Марианна Генриховна, – садись, Ваня, с нами. Мы с Дашей разговариваем, а вот ее подруга явно скучает. Не займешь ее, пока мы с Дашей закончим нашу беседу?
– С удовольствием, – ответил Иван и сел рядом со мной.
«Какой у него приятный голос, – подумала я вдруг, – кажется, такой голос называют бархатный».
Я вдруг поймала себя на том, что слишком долго разглядываю пришельца. Он тоже не сводил с меня глаз. Посмотрев друг другу в глаза, мы одновременно смутились и потупились. Я машинально взглянула на часы.
«Странно, – мелькнула у меня в голове мысль, – шесть часов утра... выходит, мы с Дашей просидели здесь всю ночь? А такое ощущение, что всего часа два»...
Я посмотрела в окно. Шторы были опущены. Потом снова на часы – они так же показывали шесть часов. Секундная стрелка не двигалась.
«Все правильно! – с облегчением подумала я. – Часы у меня остановились... А я-то думала...»
Я подняла голову. Иван отхлебнул чай из чашки, словно по волшебству появившейся перед ним. И снова посмотрел на меня. И улыбнулся, начиная разговор.
– Вы, Ольга, чем занимаетесь?
Радуясь бархатным переливам его голоса, я ответила.
– Реклама, – мягко выговорил он, – очень интересная область деятельности.
– А вы чем занимаетесь? – в свою очередь спросила я.
– Я искусствовед, – ответил Иван и посмотрел на Марианну Генриховну.
Та все разговаривала с Дашей. Сути этого разговора я не уловила, но заметила, что Даша настолько увлечена, что не замечает, что чай свой давно уже выпила – она время от времени прихлебывала из совершенно пустой чашки.
«Как это похоже на Дашу, – подумала я, – увлекающаяся натура, что и говорить... А она ведь и вправду напишет роман. И роман этот будет, я думаю, весьма неплох – если она использует рассказанные ей Марианной Генриховной истории»...
Голоса Даши и Марианны Генриховны равномерно журчали, сливаясь в прозрачный хрустальный поток, словно резной заборчик отгораживающий нас с Иваном от всего остального мира.
– Искусствовед, – сказала я – и мне было легко и приятно говорить с Иваном, – это, наверное, очень занимательно. Не все, конечно, могут позволить себе такую профессию в наше время, когда только финансовыми операциями можно хорошо зарабатывать...
Иван отпил еще чаю и пожал плечами.
– Я каждый день соприкасаюсь с вечностью, – просто выговорил он слова и, из-за верной взятой интонации они не показались слишком вычурными и надуманными, – и как-то не задумываюсь над всеми этими... финансовыми делами.
Он замолчал на минуту, а потом вдруг рассмеялся.
– Что вы? – удивленно спросила я.
– Вспомнил кое-что, – ответил Иван мгновенно посерьезнел, – у меня в детстве был такой альбом – с репродукциями работ мастеров Возрождения...
– Большой альбом в кожаном переплете? – воскликнула я, перебив Ивана. – С репродукцией «Мадонна» Леонардо Да Винчи на первой странице?
Иван несколько удивленно посмотрел на меня, потом радостно засмеялся.
– Точно, он!
– У меня такой же был в детстве! – призналась я и мне внезапно стало очень тепло из-за того, что у меня с этим хорошим человеком Иваном было одно общее детское воспоминание.
– Отец мой запрещал мне смотреть этот альбом, – смеясь, говорил мне Иван, – лет до пятнадцати... Говорил, что рано на голых баб пялиться. Ну, вы же понимаете – я родился в деревне... Марианна Генриховна вам, наверное, уже рассказывала?
– Да, – ответила я, – она много хорошего о вас говорила.
Иван снова пожал плечами и посмотрел на меня так доверчиво, что мне очень захотелось сказать ему что-то... очень-очень хорошее.
«Какие у него глаза, – подумала я, – голубые-голубые. Прямо синие. Как лед. И вместе с тем – теплые. Замечательные глаза»...
– Какие у вас глаза, – проговорил вдруг Иван, – глубокие и умные...
– Как у собаки? – смешавшись от неожиданности, я, конечно, сказала глупость, однако Иван только рассмеялся и чистым смехом своим сгладил неловкость.
– Помню, как я первый раз взял в руки этот альбом... мастеров Возрождения, – сказал Иван, – там так и было написано – мастеров. Не художников, не живописцев, не скульпторов, а именно – мастеров. Помните, такой фильм был – «Город мастеров»? Детский фильм. Он мне очень нравился. Наверное, из-за того, что я часто представлял на месте этих мастеров из фильма – тех... Да Винчи, Микельанджело... и других титанов Возрождения.
– Помню! – воскликнула я, – это был один из моих любимых фильмов детства.
– Так я о чем говорил... – наморщил лоб Иван, – альбом тот в детстве мне казался живым собеседником. Я так много узнал и – что самое главное – понял в своей, тогда еще совсем короткой жизни, что, наверное, из-за этого альбома поставил себе цель – заниматься искусством. А так как никаких особых дарований у меня не было – я стал не заниматься искусством, а изучать его...
– А я в детстве... – почти перебила я Ивана, – как только пошла в школу...
Мы говорили, уже не замечая ничего вокруг себя. Даша, беседовавшая с Марианной Генриховной, ушла куда-то на второй план, кухонька померкла, будто свет электрических лампочек стал много мягче, а перед собой я видела только голубые-голубые глаза Ивана.
И больше ничего.
* * *Васик проснулся от того, что кто-то тронул его за плечо. Он рывком поднял голову и огляделся.
«Не может быть, – стукнуло у него в голове, – я спал на лавочке? В том самом сквере, в котором мы договорились встретится с Ниной. Вот так здорово... А сколько сейчас времени»?
Он поднял глаза и вдруг тихо ахнул.
Нина стояла перед ним. Прическа ее была растрепанной, а глаза смотрели устало. Васик крепко зажмурился, молясь, чтобы образ возлюбленной не оказался лишь творениям иссушенного горячкой мозга – как тогда в пустынном баре на неведомой улице.
Он крепко протер глаза. Нина никуда не исчезала.
– Я спал, – хрипло сказал Васик, – веришь, всю ночь шатался по городу, не мог никак дождаться десяти часов... Времени встречи... Пришел сюда и заснул. Сейчас – десять утра?
