Пьер Буало - Неприкасаемые
Ронан входит в просторную комнату. Навстречу ему поднимается со стула служащий в серой блузе и глядит на него поверх очков.
— Первый квартал тысяча девятьсот шестьдесят девятого года?.. Садитесь, мсье… Верно, собираете материал для диссертации? К нам приходит много студентов.
Служащий выносит толстенную папку. Ронан начинает листать газеты, пожелтевшие, пахнущие типографской краской и старой бумагой. Он вроде бы точно помнит, что международный слет бойскаутов проходил в Кемпере во время пасхальных каникул… Так что, если сам дьявол не… Вот… Конец марта. Множество статей. Конгресс бойскаутов-католиков в Кемпере. Шуму вокруг него было много. И вдруг Ронан натыкается на то, что ищет. Кере — среди группы французских скаутов. Узнает его сразу.
Ронан достает из кармана маникюрные ножницы. Служащий стоит к нему спиной. Мгновенно вырезав фотографию, Ронан захлопывает подшивку. Никто и не заметит, что одна страница с изъяном. Ронан прячет фотографию в бумажник. Какую-то минуту было страшновато, зато теперь он вознагражден. На сей раз Кере у него в руках. Ронан вытягивает ноги, расслабляется. Порядок! План у него гениальный, и все происходит в точности так, как Ронан намечал. Кере лишился работы. Он лишится жены, а потом и жизни. Око за око, старичок! Ты искал меня, так вот он я.
Если бы Ронан захотел, он мог бы перечитать всю историю своего преступления. Ему бы стоило только попросить газеты за второй квартал того же года. И он бы снова увидел силуэт Барбье, очерченный мелом на тротуаре. А чуть позже снова увидел бы ослепленное вспышками свое лицо. Заголовки: «Ронан де Гер признался…», «Выходка экстремиста…», и несколькими днями позже: «Невеста убийцы покончила с собой». Но все и так живо в его памяти. Нет нужды перерывать подшивки. Он сидит в забытьи, положив руки ладонями вниз, на стол.
— Вы закончили, мсье? — спрашивает, подойдя к нему, служащий.
Ронан вздрагивает.
— Да… Да… Конечно. Можете забирать.
Ронан выходит из комнаты. Волнение болью отзывается у него в животе. Может быть, стоит выпить чашку кофе. Он пересекает улицу. Его немного шатает — он идет, как гангстер из фильма, которого только что ранили выстрелом в упор. В двух шагах тут есть бар. Ронан опускается на диванчик.
— Одно эспрессо.
Это запрещено. Это опасно. Но Ронан уже так давно живет среди запретов и опасностей! Ему нужно что-нибудь покрепче, чтобы вырваться из тисков воспоминаний. Кофе восхитителен. Прошлое отступает.
«Господи, — думает Ронан. — Даруй мне покой!»
Дорогой мой друг!
От всей души благодарю Вас за добрые советы. Вне всякого сомнения Вы правы. И совершенно справедливо считаете, что все происходящее со мной отражает мою сущность и что я сам разматываю свою судьбу, словно паук нить паутины. Вы говорите, что «во мне самом кроется причина того, что меня гнетет, но свобода моя остается даром божиим». Увы! Я утратил способность к философствованию. А теперь к тому же еще и заболел. Я словно раздвоился. Одна моя половина валяется в постели, вся во власти необъяснимых страхов, не слушает, что говорит Элен, отказывается от пищи; другая же витает где-то, с наслаждением погрузившись в некую уютную нирвану. Какая же половина на самом деле я? Не могу понять. Доктор высказался поистине великолепно: «Ему нужен отдых». Будто я и так уже не объелся отдыхом!
Но последний раз я прервался на полуслове. Разрешите мне продолжить повесть о некоем непостижимом персонаже — Жан-Мари Кере. Если память мне не изменяет, ему был объявлен бойкот. Но вот бойкоту пришел конец. В один прекрасный день с неба спустился молодой человек по имени Эрве, с цветами — роскошным букетом роз, от которого в гостиной сразу стало светлее, а к Элен вернулся утраченный дар речи.
«Ты только посмотри, что нам принес мсье Ле Дэнф!» — обратилась она ко мне впервые за… по-моему, за очень долгое время. Я был в пижаме. Подойдя к двери спальни, я поблагодарил Эрве и тотчас вернулся в постель. Розы… Эрве… уф-ф! Говорили они обо мне, и это было так забавно, точно я присутствовал на театральном представлении.
Элен: Он уже неделю такой. С ним говоришь, а он не отвечает (Вранье. Она же первая перестала со мной говорить.)
Эрве: А врач что считает?
Элен: Да ничего особенного. Говорит, что у него вроде бы легкая депрессия. Но вы ведь понимаете, как одно нанизывается на другое. То ли он из-за депрессии бросил работу, то ли работа его утомила и вызвала депрессию? Я прямо совсем помешалась. А каким он был, когда вы его знали?
Эрве: О! Это был человек замечательный! (Спасибо, Эрве. Я-то думаю, что не такой уж замечательный.) Энергичный, работяга. Всегда таскал под мышкой книги. Правда, у него и тогда бывали перепады настроения. И всегда его тянуло к крайностям. (Тут я чуть было не накинулся на него с бранью. Куда он сует свой нос?)
Элен: Что же, по-вашему, мне теперь делать?
Эрве: Надо вытаскивать его из этого маразма. Ему необходимо найти какое-нибудь занятие. Вы имеете на него влияние?
Элен: Да, какое-то, наверное, имею.
Эрве: Тогда заставьте его согласиться на что угодно. (Ха-ха! Нашелся добряк! Почему бы мне не стать садовым сторожем, пока он тут разглагольствует?!) Мне, во всяком случае, кажется, хоть я и не врач, что его надо чем-то занять. Потом подыщем для него что-нибудь получше, более приемлемое. Но сначала нужно, чтобы он начал выходить из дому и жить нормальной жизнью. Но так или иначе, вы не одна. Я рядом.
Да-а, он всегда наготове! Этакий симпатичный маленький скаут! Совсем как раньше. Несколько реплик я прослушал, потому что они оба вышли в переднюю. Потом Элен вернулась и, наклонившись, поцеловала меня.
«Мы больше не сердимся, — сказала она. — Эрве твой все правильно советует! Он считает, что ты должен согласиться на любую работу, а потом уж найдешь себе место по душе».
Я не решился сказать ей: «И придет очередная анонимка, после которой я оттуда вылечу». Лучше промолчать. Я был глубоко тронут ее заботой и вернувшейся нежностью. Наша ссора меня убивала. Итак, мы снова принимаемся за поиски. Читаем объявления. Ходим в Агентство по найму. Кстати говоря, мне нужно пойти отметиться, так как мы обязаны отмечаться, точно подследственные. Из лицея Шарля Пеги ни звука. Ворон перестал каркать, лишь только узнал (но каким образом?), что я ретировался.
Элен молится. Вы тоже молитесь. Что ж, поживем — увидим. Я не говорю, что снова обрел надежду. Я говорю только, что ожидание уже не так для меня тягостно.
Прощаюсь ненадолго. Всегда Ваш Жан-Мари— Твоей матери нет дома?
— Нет. Она пошла на чьи-то похороны. У нас повсюду тьма-тьмущая разных кузенов — ты же знаешь, что такое родовитые семьи.
— Как ты-то?
— Да не блестяще. Я выдал что-то вроде рецидива. Копыта, можно сказать, совсем отказали. Но, говорят, должно пройти.
Ронан тащит Эрве в гостиную.
— А ты? Что-то ты давно не показывался.
Эрве кладет на низкий столик пачку сигарет и зажигалку.
— Работа, старичок, работа. Я хочу уже этим летом открыть бюро туристских путешествий. Сам понимаешь, приходится поворачиваться. Так что я на бегу.
— Но все-таки минута у тебя найдется! Прости, мне нечем тебя угостить. У нас в изобилии только минеральная вода. Правда, если хочешь утолить жажду «Эвианом»… Нет?.. Точно?.. Я стрельну у тебя сигаретку. Ничего, проветрю, когда уйдешь. Она, правда, мигом унюхает, будь уверен. А я скажу, что это нагнало с улицы. Она хоть и подозрительна, но смекалкой не блещет. Ну, так что с нашими Кере? Последний раз ты говорил, что он поступил в какой-то частный лицей… Нет, погоди, его уже оттуда уволили или что-то вроде того.
— Угу, а то ты не знал, — усмехается Эрве. — А то ты не следишь за каждым их шагом! Естественно, его уволили. Я же звонил тебе по этому поводу.
— Невероятно! — говорит Ронан, в шутку разыгрывая удивление.
— Хотя не так, — поправляется Эрве. — Он сам ушел по доброй воле, если это можно назвать доброй волей. Ты же помнишь, что сыграл в этом известную роль.
Ронан жестом его успокаивает.
— Ну, ладно, ладно. Если угодно, да. Но ты же знаешь, что я лишь чуточку насторожил его начальство. Должен же все-таки директор лицея знать о своем сотруднике. А если Кере решил потом сняться с якоря, это его личное дело. Не вздумай, главное, устраивать припадок угрызений совести. Я ведь больше не прошу тебя служить почтальоном.
— Я бы, наверное, отказался, — говорит Эрве.
— Я так и подумал. К тому же я решил, что лучше отправлять письма отсюда. Непосредственно от производителя — потребителю.
— Письма? — воскликнул Эрве. — Ты что, отправил их уже несколько?
