Колин Харрисон - Форсаж
— Город разваливается на части уже двести лет.
Она посмотрела на него.
— Знаю, но никогда еще старость так близко не подступала. Мы почти старики, Чарли.
— Кто почти старик?
— Никто, Чарли, — огрызнулась она. — Барбара Холмс говорит, что у ее мужа внезапно начался рассеянный склероз в прошлом месяце. Заснул — и проснулся с ним! А Салли Ахинклосс с верхнего этажа в инвалидном кресле — и относится к этому просто героически, а недавно я узнала, что рак простаты у Билла дал метастазы.
— Да, — выдохнул Чарли, — старина Билл делает инъекции в член, чтобы вызвать эрекцию. Вот что я называю героизмом, если хочешь знать мое мнение.
— Перестань! — воскликнула Элли. — Ты не хочешь серьезно все обсудить.
— Нет.
Она бросила взгляд на стол, вспомнила о чем-то и вернулась в кухню. Он проглядел почту.
— А вот китайцы работают, пока копыта не отбросят, это тебе известно?
— Правда, я тебя совсем не понимаю, — отозвалась она.
— Очень даже понимаешь. Просто у нас разногласия.
— Ну и при чем тут китайцы? — спросила она в неподдельном раздражении. — Ты просто одержим китайцами.
А почему бы и нет? Китайцы пытались скопировать американский истребитель «F-18», нелегально приобретая устаревшие модели и запасные части в попытке освоить его производство. Они украли американскую ядерную технологию, так что запросто смогут подорвать Тайвань после того, как его купят. Они построили самые высокие в мире здания. Они поняли капитализм лучше, чем американцы, потому что для них он был в новинку, и полюбили его как новую игрушку.
— Я сказала, что ты одержим Китаем.
Он надкусил крекер.
— Я тебя слышу, Элли. И слух у меня еще достаточно острый.
— Ты думаешь, что китайцы знают что-то, чего мы не знаем?
— Да.
Она вернулась с его выпивкой.
— Что?
— Они знают, какое время на дворе.
— Дорогой, — она посмотрела на него умоляюще, — может, это и так, но меня больше тревожит, где мы будем жить в течение следующих десяти лет.
Конечно. Он взял ее руку и поднес к губам.
— Да перестань ты обо мне беспокоиться, — сказал он. — Знаешь, я видел, как человек умер в Гонконге от сердечного приступа. Я пытался ему помочь, но было уже поздно. Давненько не видел, как кто-то умирает…
Только в снах, которые время от времени к нему возвращались, — деревенские жители, и буйвол, дымящиеся обломки грузовиков, взлетающие на пятьдесят футов в воздух, — древняя и уже почти забытая история.
— Может быть, нам следует вернуться к разговору после обеда?
Он отхлебнул из бокала. Что-то не то.
— А о чем тут, собственно, говорить? — поддразнил он ее. — Что я согласен? Что я разделяю твое мнение?
— Ну, на это я вовсе не надеюсь.
Сдаваться она не собиралась. Он протянул к ней руку.
— Поди-ка сюда.
Она настороженно улыбнулась.
— Ну нет.
— Да будет тебе, ведь я твой старый дружок. Ты разве забыла?
— Я тебя насквозь вижу.
Однако подошла поближе к его стулу. Он притянул ее к себе.
— Тебе бы выйти замуж за какого-нибудь добряка.
Она с отвращением покачала головой.
— Не нужен мне никакой добряк и никогда не был нужен.
Он прижал ее к себе и обнял. Ее зад, дряблый и жирный, по-прежнему ему нравился.
— Доброта — качество долговременное. Ты можешь думать, что тебе не нужен добрый мужчина, но минует тридцать лет, прожитых с нехорошим человеком, и ты начинаешь понимать, что добрый и покладистый устроил бы тебя гораздо больше. А все остальные качества сходят на нет. — Он яростно потрепал ее по заду. — Но доброта? Нет, доброта непреходяща.
— Ну будет тебе.
И тут же позволила ему себя поцеловать.
— Вот в чем твоя ошибка, — прошептал он в ее маленькое розовое ухо, — ты вышла замуж за дрянного человека. Ошибка, которую совершают многие женщины, даже умные. Очень им нравятся всякие подонки.
— Ну, уж ты-то не из таких.
На лице ее было счастливое выражение. Глаза закрыты. Он положил ладонь между ее ног.
— Можно считать, что я в игре?
Она открыла глаза.
— А тебе хочется поиграть?
— К этому я всегда готов.
Она поразмышляла секунду.
— Хорошо.
— Сейчас?
— После обеда.
Через два часа Элли лежала под одеялом.
— Балкон или партер? — спросил он.
— Оставайся сверху.
Она притянула его за руки. Несмотря на эстрогенные пилюли, у нее все еще были проблемы со смазкой, она окунула пальцы в небольшую баночку вазелина, которую хранила на ночном столике, и умастила себя и его.
— У меня руки холодные, — сказала она.
— Это ничего.
Он не эякулировал уже две недели.
— Давай начинай, — сказала она.
Он вжался в нее, и она начала мягко стимулировать себя пальцами, губы приоткрыты, веки трепещут. Он считал толчки. Обычно где-то на сорок пятом Элли достигала первого оргазма, потом — на пятнадцатом или двадцатом и еще раз после десяти. Очень надежная у него жена, по крайней мере в постели. На двадцать третьем он приостановился. Двадцать три? Что означало двадцать три? Процент рыночной стоимости «Манила телеком»? Что-то вроде этого. Может быть, руководство «МТ» вело разговоры с Марвином Ноффом, поливая грязью «Текнетрикс», в попытках…
— Не останавливайся, — выдохнула Элли, — еще рано.
Он продолжил, кровь стучала у него в ушах. На сорок четвертом Элли подняла подбородок, вскрикнула и забарабанила ладонью по его груди.
— Продолжай, — прошептал он, — дрова разгорелись.
Элли вздохнула и снова принялась за дело. Она нежно вскрикнула и потянулась к нему.
— Сейчас, — скомандовала она. Но, вжавшись в нее, он почувствовал, как эрекция ослабевает.
— Хочешь, чтобы я подняла ноги? — спросила Элли в темноте.
— Давай попробуй.
Она подняла колени, придерживая их руками, прием, к которому она начала прибегать, перешагнув свое сорокалетие. И он попробовал опять, но ничего не выходило. Она почувствовала.
— Хочешь, я тебе помогу?
Он выдохнул. Похоже, затея будет бесполезной.
— Я выдохся, — сказал он, откатываясь от нее. Она потрепала его по спине.
— Всего лишь смена часовых поясов.
— Может быть.
Интересно, как скоро он начнет получать ответы на свое объявление.
— Ты думаешь о «Маниле телеком»?
— Мне нужно наладить производство на заводе.
— Ты справишься.
— Наш график допускает некоторые задержки, но не слишком длительные.
Она держала его член в руке, потирая его большим пальцем, на манер шанхайских менял, ласкающих пачки долларовых купюр. Восемь миллионов вместо эрекции. Логично, подумал он.
— Дорогой?
Своей обязательностью Элли наводила на него тоску, и он переложил ее руку себе на грудь.
Они лежали в темноте до тех пор, пока он не услышал, что ее дыхание выровнялось. Он жил по китайскому времени, и спать ему совершенно не хотелось, ни капельки. Через несколько минут Чарли поднялся и отправился из спальни в кабинет. Он стоял у окна и смотрел, как такси скользят через Централ-парк. Он попросит Джейн перевести все доходы от биржевой сделки с «ИТ» на свой личный счет в «Сити-банке». Нет никакой нужды смешивать эту сумму с его другими инвестициями. Он может попросить Теда Фулмана, своего личного банкира, отделить половину этих денег для уплаты налогов. Не позволяй мне прикоснуться к этим деньгам, Тед. Денег достаточно, куча денег. После его смерти Элли сможет жить до ста сорока, если захочет. И все равно останутся еще миллионы благодаря акциям «Текнетрикс», которые вначале продавались за смешные два пятьдесят за штуку, а теперь, шестнадцать лет спустя, их цена достигла ста пятидесяти четырех долларов, даже без поправки на раздел акций. Джулия тоже была обеспечена — Марта Вейнрайт подготовила все необходимые документы согласно его распоряжениям. Впрочем, деньги сэра Генри погоды для Чарли не делали; он мог бы обратить их в наличные и раздать при желании на автовокзале в Порт-Ауторити, и жизнь его не изменилась бы; эта сумма могла пройти через его руки в цепи бесконечных трансакций. Сердечный приступ гонконгского миллионера превратится в распыленное на атомы состояние, в засаленные купюры, переходящие из рук в руки в Манхэттене, которые в будущем снова соберутся воедино.
Как странно быть таким богатым и как это приятно! Он никогда такого не ожидал. На стене рядом со старыми фотографиями Чарли, на одной из которых он стоит неестественно прямо рядом с министром обороны и самим Никсоном, возле орденов (Серебряной Звезды, Летного Креста и Пурпурного Сердца) висела в рамке майка ВВС, которая была на нем в момент освобождения из плена, — изорванная, сгнившая, пропитанная кровью. Это полковник на филиппинской военно-воздушной базе Кларк, куда Чарли переправили на самолете через десять часов после того, как его нашли, приказал привезти майку пилота из госпиталя и прикрепить с медной табличкой. На ней — даты захвата в плен и освобождения. С тех пор почти все в его жизни изменилось — Элли, Бен, «Текнетрикс», Китай, то, как мужчины и женщины производили на свет детей, — только майка по-прежнему оставалась серой тряпкой, заляпанной ржавыми пятнами.
