Алексей Хапров - Сын Духа Святого
Все с интересом смотрели на нас с Гребенюком, ожидая, чем закончится наша перепалка.
На лице Гребенюка вспыхнула ярость. Он сделал угрожающий шаг в мою сторону.
— Тебя, что, успокоить? — прорычал он.
Вопреки его ожиданию, я не отступил.
— Окажи такую милость, — с иронией ответил я и шагнул ему навстречу.
— Ого! — раздался чей-то изумленный возглас.
В воздухе запахло дракой. Коридор замер. Славик попытался встать между мной и Гребенюком, но кто-то грубо его оттолкнул.
— Не лезь!
Гребенюк боевито наскочил на меня и попытался со всего размаха нанести удар. Но я стремительно перехватил его руку, — этому приему меня обучили в армии, — и резким рывком заломил ее ему за спину. Гребенюк, явно не ожидавший от меня такой прыти, охнул от пронзившей его боли, и попытался вырваться. Но безуспешно. Я заламывал его руку все выше и выше. Гребенюк морщился все сильнее и сильнее, и опускался на колени все ниже и ниже.
— Ни фига себе Смирнов дает! — удивленно протянул кто-то.
Наконец мой соперник не выдержал.
— Все! Хватит! Пусти!
— А прощение кто будет просить? — язвительно спросил я.
Ответа не последовало. Гребенюк, крепко сжав зубы, молчал. Но тут наш поединок прервали.
— Что здесь такое происходит?
Это была наша учительница по физике Анна Сергеевна. Она решительно растолкала сгрудившуюся вокруг нас толпу.
— А ну-ка немедленно прекратите драку! К директору захотели?
Я отпустил Гребенюка. Он поднялся на ноги, держась руками за плечо и морщась от боли. Его лицо пылало огнем. Он явно был раздосадован, что потерпел поражение. И от кого! От меня, которого никто и во грош не ставил. Его глаза выражали неподдельное бешенство. Это не оставляло сомнений, что наш с ним конфликт еще далеко не исчерпан. В нем просто наступила пауза.
Я отряхнул руки, подошел к окну, взял с подоконника свою школьную сумку, и направился в класс. Передо мной почтительно расступились. Меня буквально сверлили изумленные взгляды. Все словно гадали, я это, или кто-то другой?
Не успел я сесть за парту, как Анна Сергеевна вызвала меня к доске.
— Драться ты, как я заметила, мастак, — с упреком произнесла она. — Сила у тебя есть. Посмотрим, как с умом. Расскажи-ка нам, что такое кинетическая энергия?
Домашнее задание я накануне выучил добросовестно, поэтому никаких затруднений этот вопрос у меня не вызвал. Анну Сергеевну это удивило. Физика, равно как и другие естественные дисциплины, всегда были моей проблемой.
— Ну, что ж, Смирнов, — констатировала она. — Молодец. Не ожидала. Я тебя сегодня просто не узнаю. Что это с тобой такое произошло?
— А у него сегодня день рождения, — выкрикнул кто-то, очевидно слышавший наш разговор со Славиком.
— А-а-а, — понимающе протянула Анна Сергеевна. — Значит, решил преподнести себе подарок? Садись. Пять. А теперь посмотрим, как подготовился к уроку наш второй боец. Гребенюк, милости просим к доске.
Красный, точно вареный рак, Гребенюк поднялся с места. В классе засмеялись.
Следующей нашей стычки долго ждать не пришлось. Она произошла сразу же после урока физики. Инициатором был, конечно, Гребенюк. Его буквально распирала жажда реванша. Само собой, дело здесь было не только в простом реванше. Гребенюк, конечно, не мог не чувствовать, что его казавшийся доселе незыблемым авторитет пошатнулся. Поэтому он горел желанием восстановить свое лидерство.
Когда мы выходили из класса, он пристроился рядом, и грубо оттолкнул меня плечом. Я, не задумываясь, отвесил ему в ответ внушительную затрещину.
— Что там опять такое? — раздался сзади окрик Анны Сергеевны.
Мы воинственно поглядели друг на друга и вышли в коридор. Подождав, пока Анна Сергеевна скроется из виду, мы, к удовольствию одноклассников, возобновили прерванный поединок.
Оказывается, физически Гребенюк был не таким уж сильным, а я не таким уж слабым, как мне казалось ранее. Моя главная слабость относилась к духу. В прежние времена я неизменно испытывал дрожь перед соперником, кто бы им ни был, и именно из-за этого уже заранее проигрывал дуэль. В этот раз я вступил в драку без тени робости в душе. Я вкладывал в свои удары всю злость, которая накопилась во мне за все прожитые годы. И мой соперник оказался повержен. Вытирая расквашенную физиономию, Гребенюк больше не лез на меня с кулаками, но тем не менее еще пытался мне чем-то угрожать. Но его угрозы больше смешили, чем пугали. Это была всего-навсего показная бравада человека, осознавшего себя побежденным. В его голосе уже не чувствовалось ноток превосходства, которые являлись неотъемлемым атрибутом его манеры держаться на людях. Даже его осанка, бывшая раньше такой гордой и стройной, теперь скрючилась, согнулась, и стала какой-то жалкой.
Я торжествовал. В моей душе трубили фанфары и били барабаны. Мне казалось, что кривая моей судьбы прекратила свое падение, и пошла вверх. Но начавшее вроде исправляться прошлое не сдавалось. Оно с каким-то поразительным упорством стремилось к своему повторению.
Наступил вечер. Мы со Славиком сидели у меня дома и азартно резались в настольный хоккей. В дверь раздался звонок. Думая, что это вернулась мать, я вышел в прихожую. Но то, что я увидел, когда отпер замок, заставило меня вздрогнуть от неожиданности. На пороге стояли Гребенюк и Андреев. Они приветливо улыбались, но в их глазах сверкал недобрый блеск.
— Привет, — как ни в чем не бывало, сказал Гребенюк. — Вот, решили заглянуть к тебе на огонек.
И он продемонстрировал три бутылки "Жигулевского".
— Может, впустишь? — спросил Андреев.
Я в нерешительности замялся. С одной стороны, существовал общепринятый этикет, гласивший, что некрасиво выгонять того, кто пришел к тебе в гости. Но с другой, я прекрасно помнил, чем закончился этот вечер в моей прошлой жизни. Второе явно перевесило первое, поэтому я решительно преградил им дорогу.
— В другой раз. Извините за бесцеремонность.
После этого я закрыл дверь.
— Кто там? — спросил Славик, когда я вернулся в комнату.
Я только молча махнул рукой, и мы продолжили игру.
Этот вечер получился хорошим, спокойным и приятным. Я с удовольствием отмечал, что с моей души словно свалился тяжелый камень, который давил на нее на протяжении многих лет.
За окном стемнело. Время приближалось к позднему. Славик засобирался домой. Мы тепло с ним попрощались. Когда он ушел, я взял принесенную им мне в подарок книжку, — "Всадник без головы" Майна Рида, и прочел надпись на обложке. Это была та же самая надпись, что и прежде: "Другу Игорю в день четырнадцатилетия с наилучшими пожеланиями. Здоровья, счастья, успехов в учебе! Слава". Но теперь эта надпись уже не вызывала во мне мучительной душевной боли и угрызений совести.
В тот момент я даже не подозревал, что прошлое будет себя защищать.
"Что бы ты ни делал, что бы ты ни пытался предпринять, ты не сможешь изменить судьбу других людей. Кому суждено быть униженным, тот будет унижен…".
На следующий день Славик не пришел в школу. Как и в прошлый раз. Меня это, конечно, удивило. Такого не должно было быть. Ведь я все исправил, и накануне мы расстались друзьями. Может, он просто заболел? Чувство беспокойства охватило меня тогда, когда я обратил внимание на Гребенюка и Андреева. Они сидели какие-то притихшие. Их глаза светились тревогой. Они явно чего-то опасались. Их поведение походило на поведение людей, которые нашкодили, и теперь боялись наказания. А не произошло ли вчера у Славика что-нибудь с ними?
Еле-еле дождавшись окончания уроков, я отправился домой к своему другу. У самого подъезда я столкнулся нос к носу с его бабушкой, Агафьей Тихоновной, которая выходила с мусорным ведром в руках.
— Здравствуйте, — произнес я.
— А, Игорь, здравствуй, здравствуй, — приветливо ответила она. — Ты к Славе?
— Да, — сказал я. — Скажите, а почему он сегодня не был на занятиях?
Агафья Тихоновна вздохнула и нахмурилась.
— Да мы сами не можем этого понять, — негромко произнесла она. — Он вчера вечером был у тебя?
— У меня, — кивнул я. — Я его приглашал на свой день рождения.
— Вы не поссорились?
— Нет, не поссорились. А что?
— Он вернулся домой какой-то сам не свой, весь бледный, как полотно. Заявил, что в эту школу больше никогда не пойдет, и чтобы мы перевели его в другую. Спрашиваем, что случилось — не отвечает. Закрылся в своей комнате и молчит. Может, он тебе расскажет? Ты уж мне тогда шепни как-нибудь. Хорошо? А то ведь мы волнуемся. Не бойся, я тебя не выдам.
— Хорошо, — пообещал я.
— Ты в звонок не звони. Заходи сразу. Я дверь не захлопывала.
Я стал подниматься по лестнице. По всей видимости, мои опасения были небеспочвенны. Сопоставляя сегодняшнее поведение Гребенюка и Андреева с тем, что поведала мне Агафья Тихоновна, можно было уверенно предположить, что между всем этим есть какая-то связь. Неужели они сделали со Славиком то, на что толкнули в прошлый раз меня?
