Гастон Леру - Роковое кресло
— Да-да! Именно! Дароносица! — выдохнул он.
— Значит, она сияла? Сияла на лице… Я заставил ее, дорогой мсье! Это смерть от луча! Иначе и быть не может! Она действует как взрыв! Лицо как будто взорвалось! А тот, другой? Что с ним стало? Вы ведь понимаете, дорогой мсье, мне нужны подробности. О! Я, конечно, предполагал, что бандит этим всем может воспользоваться, потому что слышал, как он говорил Тоби: «Все трое умерли!» Однако в моем положении.., мне нужны подробности. Иногда они говорят между собой при мне, а иногда молчат. Ах, это безжалостный бандит! Так что со вторым? Были у него кровоподтеки? Что нашли?
— Кажется, ничего, — ответил Патар.
— Конечно, его убили трагическими ароматами. Тут ничего и не найдешь! Это следов не оставляет. Проще простого! Их прячут в письмо. Человек открывает, читает, вдыхает… Человека больше нет! Однако всех так не убьешь! В конце концов люди, конечно же, догадаются. Он должен был убить третьего с помощью…
В этот момент рычание псов стало таким близким, что беседу пришлось прервать. Теперь в подземелье слышалось только прерывистое дыхание троих мужчин. Затем рычание стало постепенно стихать.
— Их что, сегодня не будут кормить? — пробормотал Деде.
Патар, сердце которого выскакивало из груди от ужасного открытия, смог все же сказать:
— Там был еще один, у которого, как мне кажется, было кровоизлияние.., у кончика его носа обнаружили несколько капель крови.
— Черт возьми! Черт возьми! Черт возьми! — дико заскрипел зубами Деде. — Черт возьми! Этот умер от звука! Так и должно было быть… О! Именно это! Внутреннее кровоизлияние в ухо. Кровь вылилась в евстахиеву трубу и прошла в горло, а оттуда в нос! Эта штука удалась! Эта штука удалась, честное слово!
И человек вдруг с ловкостью обезьяны вскочил на ноги. Он кидался на решетку и цеплялся за прутья как шимпанзе. Патар резко отступил, опасаясь, как бы узник не хватил его вновь за остатки волос.
— Да не бойтесь! Не бойтесь!
Человек спрыгнул на пол и забегал по своей камере-лаборатории. Потом выпрямился, вскинув голову. И когда он оказался под рожком, стал виден его высокий лоб.
— Поймите, дорогой мсье… Все это, конечно, ужасно, но я все же не могу не гордиться своим изобретением! Оно удалось! Ведь я засунул туда не игрушечную смерть.. Нет, нет! Это настоящая гибель, которую я поместил в свет и звук! Пришлось изрядно потрудиться! Но, знаете, главное — идея, а остальное уже приложится! Была бы идея, а их-то у меня в избытке! Спросите об этом у великого, знаменитого Лустало! А когда надо осуществить такую идею, за мной не пропадет! Это просто прекрасно!
Человек остановился, подняв указательный палец вверх:
— Вы знаете, что в спектре существуют ультрафиолетовые лучи? Эти лучи, имеющие химическую природу, мощно воздействуют на сетчатку глаза… Из-за них происходило много несчастных случаев!.. И каких! А теперь послушайте меня!.. Вам, возможно, известны такие длинные лампы-трубки, испускающие мертвенный зеленоватый свет. В них в газообразном состоянии содержится ртуть… Слушаете вы меня или нет?! — вдруг воскликнул он так громко и сердито, что Лалует в ужасе упал на колени, умоляя странного профессора замолчать, а мсье Патар простонал:
— Тише, Бога ради, тише!
Однако смиренная просьба учеников вовсе не обезоружила мэтра, всецело поглощенного своей лекцией, в которой он с гордостью превозносил достоинства своего изобретения перед такой исключительной аудиторией. Он продолжил сильным, ясным и властным голосом:
— Эти лампы с газообразной ртутью испускают поистине дьявольский свет. Вот, кажется, у меня здесь есть одна такая… — Человек что-то поискал среди вещей.., и ничего не нашел.
А наверху псы разошлись вовсю. Они почуяли чужих и от этого вели себя совсем невыносимо.
«Конечно, они не умолкнут, пока им не кинут в пасть мяса», — думал мсье Лалует, и мысль эта, несмотря на красноречие профессора, целиком владела им, заставляя стоять на коленях, как будто перед кончиной. Он нашел в себе силы лишь на то, чтобы попросить прощения у Господа за глупое тщеславие, заставившее его присвоить себе честь, предназначенную для тех, кто по крайней мере умеет читать.
Узник же продолжал свою жуткую речь, еще выше горделиво вскинув голову, выкрикивая фразы, сопровождаемые резкими взмахами руки.
— Так вот мне пришла одна мысль! Вместо стекла, служившего сосудом, я взял кварцевую трубку и получил потрясающие ультрафиолетовые лучи! Тогда я заключил эту трубку с ртутью в потайной фонарик с катушкой, приводимой в движение небольшим аккумулятором! Смертоносное действие этих лучей на глаз становится ни с чем не сравнимым… Одного-единственного луча из моего потайного фонарика, которым я благодаря диафрагме, позволяющей перехватывать луч в любой момент, управляю как хочу, так вот, одного-единственного луча достаточно — и на сетчатку обрушивается страшный удар, который вызывает моментальную смерть. Но ведь надо же было додуматься! Догадаться, что смерть последует от сердечной недостаточности. Этот феномен открыл сначала я, а затем Браун-Секар. Так вот, подобная смерть наступает, к примеру, от удара ребром ладони по гортани! Вот! Вот! Я очень гордился своим потайным фонариком! Но он отобрал его, и больше я фонарик не видел.., никогда! А ведь мой маленький фонарик убивает людей как мух! Это так же верно, как то, что я зовусь профессором Деде!
Оба слушателя профессора Деде мысленно уже вверили свою судьбу Богу, понимая, что раз там собаки да еще и потайной фонарик, то лишь случай помог бы им выбраться отсюда. А профессор Деде еще ничего не сказал о своем другом изобретении, которое, похоже, доставило ему больше радости, чем все предшествующие. Он еще ничего не сказал о том, что любовно называл «своей уховерточкой». Пробел был восполнен несколькими фразами, и ужас посетителей достиг своего апогея. Безумный страх перед неизбежной и близкой гибелью, казалось, окончательно парализовал мсье постоянного секретаря и новоиспеченного академика.
— Все это… Все это… — продолжал между тем профессор Деде, — все это дерьмо козлиное по сравнению с моей дорогой уховерточкой. Это совсем небольшая коробочка! Ее можно засунуть куда угодно, даже в аккордеон, например, или в шарманку.., во все, что играет и поет.., в любой фальшивящий инструмент. — Узник снова поднял указательный палец. — Мсье, что может быть более неприятным для мало-мальски музыкального слуха, чем фальшивая нота? Я вас спрашиваю, но ответа не жду. Отвечу: ничего! Ничего! Ничего! С моей дорогой уховерточкой благодаря более удачному электрическому расположению, дающему жизнь новым волнам, намного более быстрым и более проникающим — да, мсье, честное слово, более быстрым, чем традиционные волны.. Так вот с моей дорогой уховерточкой я ввинчиваю фальшивую ноту в голову и заставляю мозг, ожидающий услышать обычную ноту, пережить такой шок, что слушатель падает замертво, как от удара волнообразного ножа, если так можно сказать, в тот самый момент, когда волна с фальшивой нотой незаметно и быстро проникает в ушную раковину. Вот так! Что вы скажете на это? А? Ничего? Нет, совсем ничего? Конечно, что тут скажешь… Все это убивает людей как мух! Да, в сущности получилось довольно неприятно.., очевидно, я останусь здесь до конца моих дней, а люди, которые приходят сюда, чтобы спасти меня, потом умирают. Но я хорошо знаю, что сделал бы в такой сложной ситуации на их месте.
— Что? Что? — выдохнули в отчаянии бедняги.
— Я бы надел синие очки и заткнул уши ватой.
— Да! Да! Да! Синие очки и вату! — повторили за узником академики, протягивая руки, как попрошайки за милостыней.
— Но у меня нет этого здесь! — ответил важно профессор Деде и вдруг воскликнул:
— Осторожно! Осторожно! Послушайте! Шаги!.. Это, возможно, он, с потайным фонариком и с дорогой уховерточкой в руках… Ха! Ха! Ни гроша! Честное слово, ни гроша не дам за вашу земную жизнь! Нет! Нет! Снова не удалось! Освобождение не получилось! С вами будет, как и с другими! Вы никогда не вернетесь! Никогда!
Действительно, кто-то спускался вниз. Кто-то ходил прямо у них над головами. Шаги приближались к люку.
Патар и Лалует вскочили и, движимые небывалой энергией, последним желанием выжить, ринулись к двери на лесенку. Голос узника несся за ними:
— Никогда! Я их больше не увижу! Они никогда больше не придут!
Беглецы ясно услышали, что над их головами уже открывали люк. Они инстинктивно отвернулись, втянув головы в плечи, закрыв глаза и заткнув уши.
Это настоящий кошмар… Лучше выйти на съедение собакам… Они сумели открыть дверь и карабкаясь полезли по лестнице, думая лишь о том, чтобы их не настигли луч и мелодия, которые убивают… Оба и думать забыли о собаках.
Однако лая что-то не было слышно. Видимо, псы сейчас ели, были заняты пожиранием пищи.
Патар и Лалует увидели калитку, описанную Деде, и ключ в замке. Одним прыжком они оказались перед ней.
