Ксения Баженова - Закрой глаза – я тут
«Очень не люблю, когда меня не уважают. Антонио лишь изменил, а этот выродок позволил себе трогать бабушкин портрет, вламываться в мои комнаты, узнал мои секреты. И заслужил самое изощренное наказание. – Она ненавидела Диму и одновременно хотела завладеть им полностью, черпая из этого двоякого чувства энергию. – Что же там говорила бабушка?» – подумала, засыпая и вдыхая запах свежевыстиранного белья под пение цикад за распахнутым окном, готовая завтра продолжить свой путь.
Утром, находясь в самом благостном настроении, потому что наконец разобралась в себе и поняла – в какой-то степени благодаря русскому парню! (при этой мысли она иронично усмехнулась), – что ей на самом деле нравится эта односторонняя игра на выживание, а не тупое сношение с самцами (сколько времени потратила зря!) Ада заказала завтрак в номер и, впервые за много дней наслаждаясь кофе и круассаном с волшебным тягучим бри в бархатной корочке, позвонила по номеру, который постоянно менялся, не входил в список телефонной книжки, и его знали только посвященные, и сказала:
– Мне нужно самое лучшее, что есть.
Трубку положили, но она была уверена, что ответ не заставит себя ждать. Понежилась в ванне, долго красила лицо и поехала в Рим. Зашла в зоомагазин рядом с домом, вышла оттуда довольная, с пластиковым контейнером. Из дома позвонила тем, кому отменила встречи, и назначила их вновь. Она знала, что сможет узнать и сделать все, о чем попросят ее клиенты.
32
Сентябрь. Дима
Сторона кровати, на которой спал Дима, находилась так близко к стене, что достаточно было протянуть руку, чтобы дотронуться до стоявшего рядом портрета. Длинное темное платье сливалось с фоном картины цвета темного шоколада, и когда он проснулся, то увидел, что напротив неподвижно стоит старуха и смотрит на него неотрывно. Он даже не испугался: привык к потрясениям за последние дни, и просто подумал, что медленно сходит с ума. Но глаза все же сразу закрыл: «Если старухи в этом доме сходят с картин, то почему бы и кровати не подняться в воздух и не отнести меня в Москву. Можно и к Юле. Клянусь, я не брошу ее никогда и даже заведу с ней парочку прелестных ребятишек». Он не желал открывать глаза и все время ждал, что старуха потрясет его за плечо своей костлявой рукой и по-матерински спросит, зачем он так плохо вел себя с ее внучкой: «Она ведьма, сынок. Ты не знал, что с ней надо быть очень, очень хорошим? Нет? Ай-ай-ай, какая незадача. Но теперь уж поздно. Разве тебя не учили в школе, что надо получше узнать человека, прежде чем делать какие-то выводы». Но ничего подобного не происходило. Адина бабка к беседе его не приглашала и не заваривала заботливо чай в английском фарфоровом чайнике из семейного сервиза. Лежать с закрытыми глазами сил уже не было, и он снова увидел перед собой портрет. Липкий холодок порхнул по позвоночнику вниз. «Я же оставил его в коридоре, неужели я так накурился, что ничего не помню». Еще страшнее ему стало от двух фотографий, воткнутых за раму. «Ну этого-то я точно не делал. Что это вообще значит? Что я следующий? Кто это мог сделать?» Он быстро вскочил, голову слегка прихватило тисками после вчерашнего, но Дима не обратил внимания (это мелочь по сравнению с тем, что происходит в его жизни) и спустился вниз проверить, нет ли следов пребывания Ады. Вышел в сад, заглянул за запертые ворота – трава не примята. Невыносимо захотелось есть. Пошел на кухню. Пара йогуртов в холодильнике, кофе. Он съел все, что нашел. Подумал, что вчера, кажется, не ел вообще. А может, и ел? Ему вдруг так сильно захотелось кофе, что он ждал его приготовления с таким же чувством, как гурман ждет свою первую в сезоне устрицу. Потом покурил. В пачке оставалось всего несколько сигарет. «Интересно, когда же появится эта дура?»
Вернувшись в спальню, он встал возле портрета, из-за рамки которого торчали, как элемент задачки из журнала для любителей детектива, две фотографии. Вопрос звучал так: «Угадай, кто следующий?» И если учитывать, что бабуля давно отошла в мир иной, парня тоже явно уже нет в живых, то, видимо, следующий он. Только кто поставил сюда эту долбаную картину, кто засунул в нее эти фотографии? «Неужели я? – Дима взял с прикроватной тумбочки коробок. – Скорее всего, это сделал я сам. Но я этого не помню». Дима скрутил тоненькую самокрутку. Струйка ароматного дыма поплыла по комнате. «Выпить бы еще…» Ему захотелось подняться на чердак и посмотреть черно-белые фотографии, разложить платья и послушать старую пластинку с изображением африканского парня. А потом погулять по саду и покачаться на качелях под старым дубом. Ему хотелось сидеть в кабинете и писать перьевой ручкой. Рассказывать про блюз, про старинные платья, сейчас Диме стало очень хорошо.
Время суток сбилось. Часы в гостиной остановились, и он больше не заводил их. Когда подступал голод, Дима пил воду из-под крана, курил сигарету, и еще пару раз скрутил косяк. Он поднимался на чердак, долго там сидел, слушая пластинку и разглядывая старые карточки. Потом лежал в кровати, глядя на портрет старухи и фотографии, и ему казалось, что бабка живая, смотрит на него и не двигается с места. Но стоило ему закрыть глаза…
Она отряхнула платье, видимо, от пыли, которая скопилась на длинной юбке за те годы, пока она тут стояла, и взяла с длинноногого то ли столика, то ли этажерки, на которую опиралась локтем, перо и подошла к нему: «Ну что ты меня боишься? Я добрая. Хочешь, пощекочу тебя перышком?» Она стала водить птичьим пером по его лицу и волосам. Щекотала кисти рук. Стряхивала невидимые пылинки с одежды. Дима улыбался. «Какая симпатичная женщина. Зря я боялся ее». Потом она тряхнула пером в воздухе, и из него, как из набитой подушки, полетели сотни маленьких перьев. «Я добрая. А вот девочка моя стала совсем злая. Не шути с ней, Дима. А лучше возьми и убей ее. Или сам подохнешь, загнешься, скурвишься, сгниешь заживо…» Она говорила еще что-то очень неприятное, недобро улыбаясь одним уголком рта и удаляясь обратно, на свою территорию. А маленькие перья, разбросанные ею, щекотали в носу, залезали под майку, забивали уши и глаза. Ему было хорошо только вначале, потом он стал сбрасывать их с себя, а они все летели и летели с потолка, продолжая раздражать его тело уже везде. Он пытался их снять, но ничего не получалось, они отчего-то стали влажные и жесткие и тихонечко пощелкивали, когда он сгребал их рукой и сжимал в кулаке, чтобы отбросить. А потом он услышал скрип качелей, и тихий голос из сада донесся до него: «Ра-а-а-аз, два, мокрая трава, я иду к тебе…»
33
Сентябрь. Серпантин. Лаура – Ада
Лаура с утра сидела в своей маленькой «Ланче» у дома Ады. Устроилась поодаль, но подъезд виден. Вчера эта гадина так и не приехала ночевать. Пришлось убираться ни с чем. Она вообще была готова к тому, чтобы ждать, сколько нужно, но сегодня ей повезло. Карты сказали, что все сложится в ее пользу. Карты почти никогда ее не обманывали, раньше по крайней мере, когда она не пила так много и не думала столько про эту суку. Раньше ведь она их чувствовала и все знала про эти магические кусочки картона с рисунками, включающими в себя все человеческое бытие.
Лаура успела разглядеть ее самодовольный профиль, когда Ада, подъехав к дому, ждала, пока откроются ворота. «Недолго тебе осталось. Я отомщу и за себя, и за Антонио. Я уверена, что это из-за тебя он повесился, гадкая жаба. И как только ты сдохнешь, силы вернутся ко мне». Ада выходила из дома несколько раз и возвращалась. Как можно прикончить эту ведьму дома, Лауре в голову не приходило. Наверняка там охрана и соседи. Скромно, кстати, живет. Не в отдельном особняке. Хотя есть у нее какой-то загородный дом. И Лаура решила дождаться, когда Ада выедет на машине, в надежде, что жертва поедет далеко. Она проследит куда и тогда что-нибудь придумает. Спать будет в машине. Нельзя упускать добычу. Все это время Лаура прикладывалась к фляжке с коньяком, чтобы было не так скучно, читала сплетни в «желтых» журналах – взяла с собой несколько штук. Пару раз все же пошла размяться, сходила в туалет, взяла кофе и пиццу, сразу много, чтобы не мелькать лишний раз. Запасная бутылка недорогого бренди лежала в багажнике. Ночью она заснула и, проснувшись утром, испугалась, что могла пропустить свою жертву. Но ждала терпеливо. И Ада снова выходила несколько раз, а потом, ближе к вечеру, выехала на своем черном джипе. Лаура двинулась за ней. Стремительно темнело, иногда они оказывались вдвоем на пустой дороге, и приходилось отставать. Потом крутились по темному серпантину. Лаура очень устала и уже была достаточно пьяна. В одном из городков Ада припарковалась у маленького частного отеля и зашла внутрь. «Снова ждать! – Сил не осталось совершенно. – Видно, эта тварь далеко собралась. Может, тоже заночевать здесь?» Но она не взяла с собой ни наличных, ни карточки. Уже хотелось на все плюнуть. Лаура глотнула из фляжки и откинулась на спинку сиденья. Через какое-то время вынырнула из забытья – джип стоял, – разложила сиденье, свернулась на нем, закутавшись в плед, и заснула.
