Жан-Кристоф Руфин - Не бойся Адама
Поль произнес слово «холера» с нарочитой брезгливостью, пародируя манеры Александера. Все повернулись к нему и заулыбались.
— Доктор подумал и рассказал мне об Островах Зеленого Мыса.
Тара, казалось, пытается вспомнить, где могли бы быть эти самые острова. Александер воспользовался моментом, чтобы заявить о себе.
— Это архипелаг у берегов Сенегала. Раньше принадлежал португальцам, получил независимость в тысяча девятьсот семьдесят пятом.
— И что там произошло?
— Год назад там разразилась эпидемия холеры.
— Я ничего об этом не слышал, — сказал Барни.
— Никто ничего об этом не слышал. В страну приезжает много туристов, и власти предпочли хранить молчание. Официально там ничего не случилось.
— А на самом деле?
— Ничего особенного.
Александер сдержал усмешку. Барни бросил на него недовольный взгляд.
— Они изолировали больных, провели гигиенические мероприятия и пресекли эпидемию.
— Больных было много?
— Несколько десятков бедолаг, живущих в хижинах без водопровода, мучились поносом. Всех, кроме одного старика, удалось спасти. Старику, похоже, и так оставалось недолго.
— Да уж, в этом деле чем дальше, тем круче, — съязвил Александер, доставая платок из кармана.
— Это, конечно, не сногсшибательно, но интересно, — поправил его Поль.
— Чем же? — спросил Барни.
Присутствие Керри отбирало у Барни последние силы, и он постепенно принимал свой обычный усталый вид замкнутого человека.
— Прежде всего тем, что, по мнению профессора Шампеля, Острова Зеленого Мыса не лежат на привычном пути распространения эпидемий.
Предупреждая очередной выпад Александера, Поль поспешно продолжил:
— А главное, что эпидемия началась одновременно в трех разных точках архипелага, что противоречит элементарной теории вероятности.
— Вы в этом уверены?
— Шампель не допускает и тени сомнения. Он получил официальный отчет группы португальских исследователей, которая разбиралась с этим на месте. Они не довели работу до конца, потому что правительство не хотело шума и выслало их из страны. Они успели, однако, картографировать случаи заболевания, и их вывод бесспорен: речь идет о трех очагах эпидемии.
— К какому же выводу вы приходите? — спросила Тара.
— Надо туда съездить, — ответил Поль.
Он почувствовал, что Керри улыбается. Она увидела его карту и поняла, что удар не опасен.
— Проблем со средствами нет, — сказал Барни. — Подписанный Арчи контракт дает вам полную свободу передвижений.
— Готов быть добровольцем, — с усмешкой сказал Александер. — Обожаю острова.
Никто не подыграл ему, и Барни продолжил:
— Когда вы планируете ехать?
— Как можно скорее.
Поль бросил взгляд на Керри.
— По правде сказать, я уже забронировал место на сегодняшний вечерний рейс.
— Решено, поезжайте и постарайтесь поскорее вернуться, — сказал Барни и повернулся к Керри. — Я освобожу вам кабинет после обеда. Где вы решили остановиться? Если хотите, можете остаться здесь, у нас есть комнаты для агентов. В противном случае берите машину и снимите номер в одном из отелей на побережье.
— Нет, — отрезала Керри. — Мне прекрасно подойдет небольшая комната здесь. Пляжи не для меня.
Через плечо она едва заметно улыбнулась Полю.
«Поехали, — подумал тот. — Без гонок не обойдется».
Глава 5
С каждым новым допросом Жюльетта все лучше понимала своих тюремщиков. Как ни старались те казаться крутыми, девушка не считала их настоящими профессионалами. Американка была импульсивной и возбудимой, она неумело скрывала свои чувства и задавала слишком прямые вопросы. Мужчина, кто бы он там ни был по национальности, явно привык лишь к допросам с пристрастием. Он так и рвался пустить в ход кулаки, и ему стоило большого труда сдержаться. Все это будило в Жюльетте беспокойство, которое только подхлестывало ее нетерпение. Она все время была на грани смеха и слез. Делая свой хитрый ход в Шоме, Жюльетта понимала, что шансы на успех невелики. И вот она оказалась в чужих краях и впуталась в совершенно непонятное дело, оказавшись во власти людей, бывших все же опасней ее прежнего бездарного и неумелого дружка.
Ясное дело, эти двое в масках — лишь неотесанные исполнители. Они действуют по плану, который разработал кто-то другой, тот, кто решил пока что не раскрываться. Вполне возможно, что его в этом доме и не было, Жюльетта ни разу не видела, чтобы ее тюремщики выходили из комнаты, чтобы посоветоваться с кем-то. В конце каждого допроса они принимали растерянный вид, словно исчерпали врученный им вопросник и не знали, что делать дальше. На следующий день список, по-видимому, пополнялся.
Так было и в этот раз, когда они снова вернулись к вопросам о Джонатане.
— Что он дословно говорил о своей жизни?
— Он рассказал, что жил в Штатах почти в одно и то же время со мной.
— Он объяснил, что там делал?
— Преподавал французский в колледже.
— В каком?
— Бринмор, недалеко от Вашингтона. Колледж для девушек. Сдается мне, он вволю этим попользовался…
— Он говорил с вами о своей военной службе? — резко перебила ее американка, которой было противно, что объектом дурацкой французской иронии стал один из почтеннейших колледжей Соединенных Штатов.
Привыкнув к ночным допросам, Жюльетта стала позволять себе вольности со своими хозяевами. Иногда она избегала прямого ответа на вопрос и пускалась в отвлеченные рассуждения, стоило только дать волю хаосу мыслей и воспоминаний, роившихся в ее голове. Это злило ее собеседников, но в то же время позволяло им не так быстро истощать запас вопросов, которые следовало растянуть на всю ночь.
— Знаете, в то время я еще не отошла от этой истории с «Зеленым миром».
Жюльетта принялась рассказывать все перипетии своих отношений с организацией. Терпение американки наконец лопнуло.
— Я спросила вас, говорил ли Джонатан в Штатах о своей службе?
— Подробно нет. Говорил так, между делом.
— Между делом? — проворчал южноафриканец, сжимая кулаки.
— Вы должны понять. В то время я словно спустилась с неба на землю. После периода славы и возбуждения я все видела в черном цвете. Я смотрела на мир с отвращением. Джонатан говорил то, что я хотела слышать. Мне кажется, он черпал слова из своих американских переживаний.
— Какие слова?
— Он говорил мне, что везде и во все времена люди, обязанные защищать великие идеалы, оказывались недостойными своей миссии и предавали их. Именно поэтому все революции тонули в буржуазном реформизме. Экология представлялась ему последним великим сражением. В этом бою на кону стоят не интересы общества или даже рода человеческого, а судьба всей планеты. Но и эта революция не избежала общей судьбы, погрязнув в болтовне и компромиссах.
Вот уже две ночи американка приносила с собой блокнот, возможно, чтобы придать себе солидности. Казалось, сейчас ее очень заинтересовали заявления Жюльетты, и она без устали в нем строчила.
— Во Франции, по его мнению, экологическое движение оказалось самым беззубым в мире. Французские университеты по горло погрязли в политике, они почувствовали вкус власти и до отвращения склонны к компромиссам. Даже такие, как «Зеленый мир». Хоть они и стоят от всего этого в стороне и считают себя свободными, но всегда боятся зайти слишком далеко. Я и сама чувствовала точно то же самое. После демонстрации, на которой меня ранили, я ощутила в себе дух Жанны д'Арк. Я хотела драться до конца, а аппаратчики испугались и позорно наложили в штаны.
— Хватит о Франции. Вас спрашивают о том, что он говорил о Соединенных Штатах.
— Ну да. Как я поняла, там есть по-настоящему боевые группы, настроенные на революцию. Джонатан примкнул к одной из таких групп, у которой имелась довольно активная ячейка в Бринморе. Зная его, я думаю, что там были две-три пришедшиеся ему по душе девчонки…
— Вы не верите в искренность его намерений? — резко спросила американка.
— Трудно сказать. Он ведь никогда не расставался с маской иронии и безразличия.
В долгие часы одиночества между допросами Жюльетта много думала о Джонатане. Она чувствовала, что ее отношение к нему меняется — после короткого периода страсти, а потом презрения к ней пришло что-то вроде отстраненной нежности.
— Как называлась организация, с которой он сотрудничал?
— «Одна планета».
— Вы о ней знали?
— Нет. Они не работают в Европе.
— Вы пытались навести справки?
— Нет. Судя по тому, что он говорил, «Одна планета» создавалась, чтобы порвать с традиционными защитниками природы вроде «Сьерра Клуба». «Одна планета» стремилась к активным действиям, не исключая даже насилия. Именно это его привлекало, но в конце концов он понял, что и «Одна планета» предала свои принципы, а ее руководители превратились в типичных буржуа.
