Марина Серова - Пустячок с десятью нулями
— Аркадий… — Эльвира с рыданиями кинулась к нему на шею.
Расстегаев резко расцепил ее руки, бросил на секретаршу гневный взгляд и еще раз спросил:
— Что случилось?
— Аркадий, они все знают! Знают о нас. Аркаша, милый, мне пришлось все рассказать! Я… Я не знала, я не успела предупредить маму! Мне пришлось сказать, что я была у тебя, потому что они хотели меня обвинить в убийстве Герасименко!
— Что за ерунда! — поморщился Расстегаев и перевел взгляд на меня. — Что это вы тут устроили?
— Просто проверяю алиби всех подозреваемых, — спокойно ответила я. — И решила начать именно с Эльвиры. И как раз оказалось, что алиби-то у нее и нет. А потом она сама рассказала, что была у вас. Кстати, вы это подтверждаете?
— Понятно, — самому себе сказал Расстегаев, не отвечая на мой вопрос.
— Аркаша, я прошу тебя, скажи им, что это не я! Ну, пожалуйста! — Эльвира заплакала и умоляюще посмотрела на Аркадия. — Пусть меня оставят в покое.
Расстегаев презрительно оглядел ее перепуганное лицо и сказал:
— Езжай домой. Мне не звони и вообще сиди дома.
Эльвира закивала и, не чуя ног от радости, кинулась к своей машине. Поспешно заведя мотор, она покинула двор. Расстегаев проводил девушку злым взглядом и повернулся к мне.
— Вы, конечно, будете подозревать ее во всех смертных грехах, — кивнул он в сторону удалившейся Эльвиры.
— Не буду, а уже подозреваю, — с усмешкой возразила я.
Я вообще к этому Расстегаеву не чувствовала ни малейшей симпатии, тем более что он себя так высокомерно повел во время первой нашей встречи. Поэтому я решила особо не утруждать себя вежливыми манерами.
— И совершенно зря, — произнес Аркадий Дмитриевич.
— Если вы представите мне факты, свидетельствующие о том, что она не причастна к краже денег из вашей конторы, я с удовольствием перестану ее подозревать. А то мне даже как-то ее жалко.
Расстегаев с каменным лицом выслушал меня, а потом покачал головой.
— Нет, она не способна на то, чтобы украсть деньги из сейфа. Вернее, способна, но у нее не хватит наглости и ума.
— А вы принципиально выбираете себе в любовницы дурочек? — ухмыльнулась я.
— Ну, это вас не касается, — отрезал заместитель Стекольникова.
— В общем, да. Только если бы не было кражи денег и убийства вашего сотрудника. А так… Извините, этот момент в ваших корпоративных взаимоотношениях, скажем так, будет обнародован. Для заказчика, разумеется…
— Этого не стоит делать, — покачал головой снова Расстегаев. — Дело в том, что Вова сам… Как бы это сказать… Хочет с Эльвирой закрутить. Но… Во-первых, он женат. Во-вторых, так получилось, что Эльвира выбрала меня. Не стоит ущемлять его самолюбие.
— Ну, допустим, — равнодушно-презрительно отреагировала я. — Меня интересует убийство Герасименко и кража денег.
— Когда убили Валерия, действительно мы были вместе, — наморщил лоб Расстегаев. — Но я сказал милиционерам, что был просто дома, а Эльвира сказала про мать. И… — Аркадий Дмитриевич слегка замялся, — вы можете, конечно, копать дальше, но ни я, ни она не убивали Герасименко. И вы не докажете, что это сделали мы. Тем более насчет денег… Эльвира, как вы понимаете, сама бы не додумалась. А мне… По сути, воровать у себя. Зачем мне это надо? А читать мне лекции о морали не надо, я ничего не хочу комментировать.
— Я и не собираюсь, — ответила я. — А зачем она к вам приехала сегодня? Исключительно ради плотских утех?
Расстегаев едва заметно усмехнулся.
— Есть женщины, — снисходительно пояснил он, — наделенные от природы очень сильным темпераментом. Вот она как раз из таких. И постоянно хочет. Вот и сегодня у нас выдался часок свободного времени.
— Понятно, — ответила я.
— Не надо говорить Стекольникову, — перебил меня Расстегаев. — Я сам ему скажу. Может быть, даже после этого всего, — Аркадий Дмитриевич неопределенно поиграл в воздухе руками, — и вообще перестану с ней встречаться. Эльвира для меня всего лишь объект удовлетворения естественных потребностей. Как и я для нее. Правда, я для нее еще и левый источник дохода, — усмехнулся он. — Не подумайте, что я оправдываюсь — я вообще не сильно считаю себя виноватым. Никто ее в постель не тащил, она сама захотела. А у меня нет времени на поиски женщины, я постоянно в делах. Почему я должен отказываться?
«Действительно, почему это он должен отказываться?» — подумала я.
А если посмотреть на вещи объективно, то я выяснила одну тайну, но она никоим образом не приблизила меня к разгадке того, что меня интересовало. Кража денег… Может быть, Расстегаев что-то и темнит, но сейчас из него вряд ли вытащишь признание. Если, конечно, это вообще он. Надо будет подумать насчет этого псевдоалиби — быть вместе с любовницей, причем скрывать ото всех эту связь.
Но пока что ничего конкретного не вырисовывалось, и мне оставалось только сухо попрощаться с Расстегаевым с чувством удовлетворения, что хоть частично этот человек у меня на крючке. Я сомневалась, что Расстегаев сам будет рассказывать Стекольникову о своих амурных делах с секретаршей, которая так нравится шефу. Но это уже не мое дело…
Начались метания. И я уже боялась, что метания эти окажутся довольно бестолковыми. Взялась за одну ниточку — уперлась в тупик. Взялась за другую — и тот же результат. Я уже даже боялась звонка Стекольникова и его сухой реплики: «Я прекращаю расследование. Ожидал от вас большего».
Собственно, и я сама ожидала от себя большего. Но… Как говорится, игра не пошла. Что я могла еще сделать? Наверное, снова совершить тупой ход. Просто ничего другого не оставалось. Нужно выяснить все про Данилу Мерзлякова, которого я уже давно и безуспешно разыскиваю. Неважно, что какие-то люди меня предупреждают, чтобы я этого не делала. Вопрос решен — занимаемся снова Мерзляковым и вызываем огонь на себя.
Время уже приближалось к полудню, когда я прибыла по адресу, где, по словам Любы, проживал Мерзляков. На первом этаже дома располагался магазин «Гастроном». Обычный магазин с намалеванными на окнах натюрмортами из всякой снеди. Не очень широкая улица, но довольно шумная. Машины так и шныряли в обе стороны, доставляя большие неудобства своим движением жителям окрестных мест.
Припарковав «девятку» поближе к тротуару, я покинула уютный салон автомобиля и двинулась на выполнение небезопасной миссии. Я прошла под окнами, по узенькой дорожке, оставленной между клумбами и палисадниками.
Разумеется, я не собираюсь лезть в лапы столь грозному противнику, не заручившись хоть маленькой страховкой. У меня был план. Я не стала звонить в дверь Мерзлякова, а направилась к квартире напротив. На позывные электрического звонка откликнулись женщина и маленький мальчик лет пяти.
— Скажите, а Мерзляков Данила где живет? — спросила я.
— Кто? Мерзляков? Не знаю, — ответила молодая мамаша в фартуке, оторванная, по всей видимости, от газовой плиты или стиральной машины.
— Высокий такой. У него еще шрам над глазом, — уточнила я.
— Со шрамом? — переспросила домохозяйка. — По-моему, тут нет никого со шрамом. Не знаю…
— Извините, — сказала я и направилась к следующей двери.
Там мне открыл мужчина лет пятидесяти, который, судя по его животу, явно не страдал плохим аппетитом.
— Извините, а вы не подскажете, где тут квартира Мерзлякова? — снова я завела свою песню.
— Вот, — показал пальцем сосед на дверь Данилы. — Только его нет. Его давно посадили. Он сидит.
Толстяк произнес эти фразы раздельно, борясь с одолевавшей его одышкой.
— А разве он не вышел? — попыталась поправить я соседа.
— Да нет вроде. Я его не видел.
— А, вот кто Мерзляков! — вновь показалась из-за своей двери домохозяйка. — А я и не знала, как его фамилия. Но, по-моему, его там нет.
Она указала на дверь квартиры, где должен был проживать Данила.
— Вот и я говорю, что он еще сидит, — поддержал домохозяйку ее сосед.
Я извинилась, изображая чувство некоторой неловкости, и cоседи снова попрятались, закрывшись на запоры. Но никуда уходить я не собиралась. Все эти поиски нужной двери, по сути, и были частью моего незамысловатого плана. Ведь, как показали последние два дня, Мерзляков и его дружки предпочитают не афишировать свои враждебные намерения и вряд ли захотят привлекать к себе внимание публичными выпадами. Случись что, соседи непременно подтвердили бы факт моего присутствия у дверей неисправимого уголовника. Теперь я ничуть не сомневалась, что к убийству Герасименко Данила имеет самое что ни на есть непосредственное отношение — уж больно рьяно он и его сподручные за меня взялись.
Я приблизилась к двери квартиры Мерзлякова, спрятав в сумку правую руку, с зажатым в ней баллончиком, наполненным слезоточиво-удушающей начинкой, а левой рукой быстро несколько раз позвонила. И тут же отступила назад на несколько шагов, приготовившись разговаривать как можно громче.
