Татьяна Гармаш-Роффе - Уйти нельзя остаться
– Обычные растительные яды, способные вызывать паралич мышц, – в том числе и сердечной мышцы, – отпадают. Экзотические яды тоже отпадают. Их следы остаются в крови, в тканях, в печени. С другой стороны, добыть их не так-то просто! Хотя и кардиостимуляторы, убийственные в больших дозах, достать непросто! Ты бы с этой стороны поискал, Леша: со стороны связей с аптеками. У кого из твоих подозреваемых имеются такие связи?
– Дмитрий Львович, в нынешнее время не нужны связи – дал взятку и получил то, что нужно! И предлог благовидный найдут: мол, рецепта нет, некогда к врачу сходить за ним, сделайте любезность, выручите…
– А вот еще, Леша, – задумчиво проговорил Дмитрий Львович, – вот какой финт мог убийца твой учинить: ввести в вену воздух. Пузырь воздуха блокирует легочную артерию и вызывает картину, весьма похожую на инфаркт! В городском морге вскрытие делали, говоришь?
– В городском.
– Там судмедэксперты, конечно, да не те! Не наша братия, на криминал натасканная! Могли и пропустить.
– А на такой случай, если вдруг «пузырь воздуха», не существует разве стандартной процедуры исследования?
– Существует, как не существовать! Водой надо залить грудную клетку и, прежде чем резать, прокол сделать… Потому как если разрежешь, так пузырь уйдет, а потом искать поздно… Но так то ж теория! В рядовом городском морге из трупов очередь, родственники нажимают, начальство прижимает, холодильников не хватает. Да в основном у них идет бытовуха или мирные смерти, приключившиеся дома. Не до процедуры им! Получили труп с подозрением на инфаркт – ну и никаких лишних мыслей. И никаких лишних процедур. Сколько я желчи изводил, бывало, когда мы забирали труп из городского морга…
Дмитрий Львович пустился в воспоминания. Алексею пришлось прервать старого эксперта: время поджимало, пора было ехать на встречу со старостой.
…Михаил Пархоменко оказался жизнерадостным староватым мальчиком. Кис вспомнил старую игрушку: гуттаперчевую рожицу, у которой сзади имелись четыре отверстия, чтобы вставить пальцы и затем, шевеля ими, придавать рожице различные выражения. Об этом он думал, глядя на Мишу, бывшего старосту.
Выслушав серию искренних соболезнований умершим, обойму бодрых фраз о готовности сотрудничать со следствием в лице Алексея Кисанова и вязанку пространных пафосных рассуждений о падении нравов, Алексей наконец достал фотографии.
– Михаил, где-то в середине года ваши учителя пересадили учеников вашего класса… С чем это связано? Кто принял это решение? Директор? Классный руководитель?
– Уже не помню. Осерчали наши учителя, довела их Компашка, – вот и пересадили!
Алексей рассчитывал на более конкретный ответ, но да делать нечего. Он указал пальцем на два лица:
– Что вы знаете об этих учениках? Почему они ушли из вашего класса?
– Людочка Козлова… Ее семья переехала в другой район. Хорошая девочка, отличницей была.
– А вот этот, Зиновий Шапкин?
– Зина… Мы его так все звали… А что, вы действительно подозреваете, что кто-то из наших бывших одноклассников мстит сегодня за старые обиды? И что эти смерти не случайны?!
– Я пока ничего не подозреваю. Просто собираю информацию. Так что насчет Зины?
– Не знаю, куда он исчез… Или не помню?
Миша посмотрел на детектива так, словно тот мог ему дать подсказку. Его ожидания, естественно, не оправдались, и Миша, чуть подумав, продолжил:
– Над ним немного издевались в классе. В смысле, Компашка наша издевалась. Но, по-моему, ничего такого особо обидного. Он мальчишка был самолюбивый, вечно что-то пытался вякнуть поперек Юрки Стрелкова. Но не получалось у него. Шика не хватало, блеска. Так, жалкое гавканье. «Ай моська, знать она сильна, что лает на слона!» Понимаете, о чем я?
– Понимаю. А что значит «издевалась»?
– Ну, срезали его, когда он высказывался на уроках.
– Били?
– Нет, что вы, они же все интеллектуалы у нас, из Компашки! Рук никогда не распускали. Да и вообще у нас директор держала всех в кулаке. Драк не было почти совсем. А если случались, то ЧП! Сразу к директору на ковер и угроза исключения. А школа наша на хорошем счету была, за нее многие держались. Ой, вспомнил! Зину вроде из школы исключили. Такой слух ходил.
– За что?
– А вот не знаю. Учителя ничего не говорили.
– Ну, может, морду набил кому-то? Разве за это исключали?
– Зина? Да куда ему, смотрите, – староста ткнул пальцем в фотографию, которую принес с собой на встречу детектив, – какой щуплый… Нет, драчуном он не был. Он все пытался умом блеснуть, но очень, как бы сказать, настырно, что ли… Все время лез вперед. Да и ума не особо у него водилось. Вроде и не дурак, но и не то чтоб умный… Зануда, одно слово, знаете таких? Если кто-то его соглашался слушать, то он немедленно распускал хвост и начинал критиковать современное прогнившее общество номенклатуры – слышал звон, что называется. Тогда это словечко гуляло по «левым»… Причем он недвусмысленно намекал на ребят из нашего класса как на его самых типичных и ничтожных представителей.
– И как реагировал Юра и остальные?
– А Юра его так легко, даже изящно, с юмором опускал каждый раз… Все смеялись. Зина от этого еще больше заводился, снова лез на рожон и снова получал щелбан. Словесный, имею в виду.
– Думаете, он за это ненавидел Юру?
– Ненавидел? Не знаю… Скорее завидовал. Хотел быть, как он. Или хотя бы дружить с ним, войти в Компашку.
Алексей задумался. При таком раскладе Зина не тянул на мстителя… Либо там было что-то еще?
– Мог ли Юра или кто-то из Компашки унизить Зину так сильно, что у него возникло желание мести?
Староста только головой покачал осуждающе: эк вы, мол, детектив, неужто Зину подозреваете в этих смертях?
– Допустим, Зина был влюблен в какую-то девочку, а Компашка его унизила на глазах у нее?
– Да Зину каждый день унижали на глазах у всего класса! Хотя он сам лез и сам виноват. А девочка… Не помню я. Двадцать четыре года ведь прошло!
– Его адреса у вас нет, как я понимаю?
– Нет. Я остальных-то с трудом разыскал, и то благодаря тому, что в выпускной вечер обменивались адресами и клялись в вечной дружбе… Где родители все еще живут, где у новых жильцов нашелся номер телефона прежних… Некоторые оставляют координаты новым жильцам своей квартиры – мало ли что… Да в прошлый классный сбор ребятки наши уточнили свои адреса и адреса тех, кто не пришел, но с кем они не потеряли связь… Но Зины не было ни на прошлой встрече, ни на выпускном – он ушел от нас где-то в начале весны, кажется. В школе его адрес сохранился, возможно. Хотя хранят ли они архивы?
– Я поинтересуюсь. Михаил, вы уверены, что не было никакого события, которое объяснило бы исключение Зиновия из школы? Сами говорите, двадцать четыре года прошло, вы могли и забыть…
– Знаете что? Я завтра позвоню нашим, поспрашиваю. И насчет девочки, и насчет исключения из школы… Хотя с ним, по-моему, никто не дружил, вряд ли он доверял кому-то свои секреты… Но вдруг?
* * *…Школьное здание навеяло на Алексея легкую ностальгию – он учился в похожем: красный кирпич с белой лепниной, вход под белыми колоннами. Сразу вспомнился запах мастики, которой натирали паркет в коридорах, занозистые деревянные перила, гулкий спортивный зал со снарядами (он, Кис, был на них лучшим!) и торжественный актовый с тяжелым малиновым бархатом занавеса на сцене… И испещренный двойками дневник, чуть не по всем предметам, кроме математики да физики. Ну и физкультуры, конечно, – «физ-ры», как ее называли. А, да, и «гроба» – гражданской обороны: он стрелял лучше всех по мишеням!
И еще он вспоминал, поднимаясь по лестнице на второй этаж и ища кабинет директора, замечания красными чернилами по поведению в дневнике. И строгие папины разборки дома. И молоденькую училку, в которую был немножко влюблен. И другую, мегеру, которую отчаянно боялся. И светлые косички с бантиками, маячившие прямо перед ним весь урок, – как невыносимо хотелось их дернуть. Он, собственно, не особо сопротивлялся желанию, отчего и дневник его расцветал красным. Он забыл, как звали девчонку, но помнил ее косички!
Директором оказался мужчина лет сорока – ясно, что двадцать четыре года назад его в этой школе не было. Только если в качестве ученика.
…Директор сожалел. Тех учителей уже нет – осталась у него в коллективе лишь парочка женщин, которые в ту пору были начинающими, со студенческой скамьи, и вели младшие классы.
– И все же, – настаивал Алексей, – я бы хотел с ними переговорить!
Директор выразил готовность поспособствовать и предложил дождаться перемены, в которую он самолично проводит детектива в учительскую и представит дамам.
Такой расклад Киса полностью устраивал, а в ожидании перемены он изъявил желание получить адреса покинувших школу учителей.
– Сожалею, – развел руками директор, – но и здесь я вряд ли сумею вам помочь. Дело в том, что в середине девяностых школу пытались отобрать, – я тогда еще здесь не работал, но эту историю знаю, – какая-то фирма позарилась на наше здание… Устроили ночью пожар, а потом хотели здание отбить под предлогом инвестиций в капитальный ремонт. Сами знаете, какой беспредел тогда творился. Школа долго стояла закрытой, некоторые учителя вышли на пенсию досрочно, – невостребованы в то время они были, и зарплаты все равно крошечные; иные нашли новую работу… В огне сгорела часть школьных архивов, а другие выбросили, считая, что они уже никому не пригодятся… Что-то, кажется, передали в РОНО, но и у них неважно обстояли дела, их помещения тоже оттяпывали, хоть и по кускам… Боюсь, теперь все эти бумажки не найти!
