Галина Романова - Семь лепестков зла
– Да вот как то родилось вдруг в голове, и все. Ладно, говорить больше не могу. Увидимся сегодня, проинструктирую. Ты готов будь стартануть уже сегодня вечером. Адрес и инструкции будут тоже вечером. Если я не смогу, Настя тебе все отдаст.
Настя отдала все и даже больше. Начать с того, что она вошла в его квартиру голой! Нет, на ней, конечно, было надето черное легкое пальто до колен, высокие серые сапоги и аккуратная изящная шляпка из темно-серого фетра. Он ее впустил, предложил раздеться. Она расстегнула пальто, а под ним ничего! Только нагое, шикарное тело. Ах, нет! Он совсем забыл! На талии у нее болталась витая золотая цепочка с подвеской, утопающей в выемке пупка.
– Ты!.. – выдохнул потрясенный Толик и попятился.
Он точно не был готов к такому повороту событий!
Он ждал старую ведьму. Принял душ, конечно же. Оделся в мягкие вельветовые штаны, легкий хлопковый джемпер в тонкую голубую с белым полоску. Что то даже приготовил поесть. Какой то немудреный салатик, открыл бутылку красного вина. На трезвую голову ему с ней стало совершенно невозможно прыгать в койку. После Светки стало невозможно.
Он ждал Машку с инструкциями и притязаниями. Пришла Настя. И пришла совершенно голой.
– Ты что делаешь?! – переполошился Толик, когда, швырнув пальто к своим ногам, она шагнула к нему и впилась пальцами в его ширинку. – Очумела?! Мать же убьет тебя! Убьет нас обоих!
– Не надо стесняться, Толик, – шепнула Настя точь в-точь как ее мать – томно и похотливо. – Я лучше, чем она.
– Не спорю, но… – он схватил ее пальцы в кулак, запрещая трогать натянувшуюся от его возбуждения «молнию». – Но я сплю с ней. А ты? Как ты можешь?
– А она спит с кем хочет. А ты и я – с кем она прикажет. Разве это справедливо? – Настя отстранилась, взглянула на него потемневшими от желания и еще, кажется, от ненависти глазами. – Она забрала у меня Дэна, я заберу тебя. Вот так справедливо. Пусть скрипит со своим глубоким старцем. Это ее удел! Идем же!
Она увлекла его в спальню, где, не снимая сапог и шляпки, творила такое, что через пару часов ему казалось, что он совершенно сдвинулся с катушек. Летели на пол скомканные простыни, подушки. Кровать стонала и скрипела в унисон с Настей, которая ко всему прочему сопровождала процесс еще и рычанием.
Он был смущен, подавлен, выпотрошен ее ненасытностью и распутством. Тут же вспомнил свое маленькое приключение в примерочной и понял, что это было милой детской шалостью.
– Тебе было хорошо?
Настя сползла с него, вытерла рот, скинула с себя шляпку и сапоги, хрипло рассмеялась.
– Тебе было хорошо? – настойчиво повторила она.
– Ты преступно порочна, – еле вымолвил он, лежа крестом на кровати.
У него не было ни сил, ни желания подниматься, одеваться, что то делать, слушать ее инструкции и тем более угощать чем то. А она вдруг запросила ужин!
– Толька, ну же! – Она потолкала его в бок голой пяткой, потянулась к его джемперу, натянула на голое тело, снова толкнула его. – Вставай, давай пожрем что нибудь!
Застонав, он повернулся на бок, взглянул на нее – молодую, сочную, красивую и такую противную – и тут же вспомнил свою покойную жену. Сравнил их, нашел, что они чем то похожи, и на мгновение зажмурился.
Господи! Почему у него не получилось стать рядовым клерком? Почему девчонка, соседка по рабочему кабинету – милая, симпатичная, незатейливая, – не шла с ним в кино или кафешку посидеть, поболтать? Почему они потом не шли к нему, чтобы просто заниматься сексом? Простым и незатейливым, потому – милым и необременительным. А после пить кофе на кухне из крохотных пузатых чашечек. И молчать, пока он с удовольствием рассматривает ее смущенный румянец. Или, наоборот, болтать обо всякой чепухе.
Почему же у него все по другому?..
Он натянул на голое тело штаны и, сильно приволакивая сделавшиеся ватными ноги, пошел в кухню. Там было модно, чисто, пахло какими то отдушками. Машка рассовала по шкафам целую дюжину. Толик достал из холодильника овощи, колбасу, буженину. Быстро дорезал салат, который готовил Машке, наделал бутербродов. Поставил на огонь чайник и пошел искать Настю.
Она сидела в большой комнате прямо на полу, на пушистом ковре – Машкино приобретение, – и вокруг нее веером были разложены исписанные корявым Машкиным почерком листки с инструкциями.
– Главное, ничего не упустить, – Настя поочередно тыкала пальцем в каждую страницу. – Дэн очень осторожен. Интуиция у него, как у зверя. Он сразу почувствует за собой «хвост», если мы что то сделаем не так.
– Мы?
В душе Толика родилась надежда, что ему не придется одному тащиться на край света. Он даже был готов простить Насте ее алчный ненасытный рот. Но она тут же его разочаровала.
– Мы с тобой должны просто разобраться вместе, – она прикусила нижнюю губу, пытаясь разобрать каракули матери. – Все выучишь под моим контролем, листочки выбросим или сожжем, а потом ты один, дорогуша, двинешь следом за нашим красавчиком. Понаблюдаешь за ним, проберешься к нему и впрыснешь в какую нибудь бутылку в его холодильнике кое какой дряни.
– Вы сдвинулись?! – Он опешил. – Насколько я вижу в записях, Дэн живет в коммуналке?
– Да, и что?
– А то, что там постоянно будет кто то крутиться, как я войду и выйду незамеченным?! Как я открою дверь без ключей?! С ума сойти! – Он шлепнул себя по ляжкам и ушел в кухню выключить чайник, который надрывался свистом.
Настя сгребла с ковра бумаги и пошла за ним следом.
– Тут все изложено, дорогуша. Все! Не просто же так тебе отводится месяц, чтобы наблюдать за ним. Дэн любит спортзалы? Любит. Он станет туда ходить. Оставлять ключи в раздевалке. Снимешь слепок всех его ключей, изготовишь дубликаты. Тут все, все расписано, для дураков! – Ее аккуратный ноготок потыкал в страничку. – Соседи тоже не проблема. Составишь и их график посещения квартиры. Они ведь выходят куда то? Работают? Болеют? Не может быть, чтобы они постоянно были дома. Или по очереди. Тут тоже все про это написано. Выкроишь полчаса, и карты тебе в руки. Наберешь этой дряни в шприц, впрыснешь в бутылку через пластиковую крышку.
– Через пластиковую? Почему обязательно через пластиковую?
У него голова шла кругом. Он после бешеного изнурительного секса с ней был дурак дураком, а тут еще эти убийственные инструкции! Он должен ехать в какой то Замухранск. Жить там неизвестно сколько. Следить за Дэном, спереть у него ключи. Пробраться в его дом, когда его там не будет. Соседей тоже быть не должно. В холодильнике найти какое то пойло, влить через крышку отравы и…
– Через железную крышку игла шприца не пройдет, – деловито пояснила ему Настя как последнему идиоту. – К тому же спиртное может вступить в реакцию с отравой и должного эффекта не получится.
– Каким должен быть эффект?
Конечно, он понимал. Но спросить был обязан. Тлела надежда, что, может, эти чокнутые бабы задумали из Дэна просто сделать импотента?
– Он должен будет уснуть и уже никогда не проснуться, – с улыбкой пояснила Настя и потянулась к его ширинке.
– А заключение экспертов? Каким оно будет?
Он осатанел от такого циничного равнодушия с ее стороны. Она же спала с Дэном! И не год и не два, он подозревал. Как же так?! Почему?
– Как сказал один очень умный мужик, кажется, он жил в Италии. – Она наморщила совершенный лоб, уставилась на него абсолютно пустыми равнодушными глазами. – Он слишком много знал!
– Кто – мужик или Дэн?
– Дэн, конечно!
Она фыркнула, чуть подумала, сочла, что острота стоит смеха, и расхохоталась. При этом вид ее голого тела под мужским джемпером кого то мог завести с полоборота. А еще красивая головка, откинутая назад. Длинные волосы, в беспорядке рассыпавшиеся по плечам и спине. Ослепительно-белые зубы. Все в ней было совершенным. Все, кроме души. Души в этой бесподобной оболочке не было вовсе.
Потом она жадно хватала бутерброды с тарелки, черпала вилкой салат, запивала все пивом. Одна бутылка в холодильнике нашлась. И болтала обо всякой чепухе. О предстоящем сватовстве старого мудака, пронесшего через всю жизнь чистоту и непорочность, заставившие его сейчас сделать предложение женщине, с которой он спит. О том, что ей стоит очень серьезно подумать над тем, что она наденет на сватовство, а потом и на свадьбу. Наряды должны быть сногсшибательными, но при этом должны намекать на траур. Она же вдова!
– Жаль, что тебя на свадьбе не будет, – выдохнула она, допив пиво и сожрав почти все бутерброды и салат.
– А почему? – вспомнил он о своей роли. – Я же Машкин племянник!
– Ты что, забыл? Ты едешь по следам Дэна! Ой… – Она томно изогнулась на стуле, воздев руки к его недавно отремонтированному потолку, взъерошила волосы. – Ой, как мне там будет одиноко! Придется, придется, придется кого то искать себе для утешения.
Ему было плевать на нее и на ее утешителей. Ему было не плевать на самого себя. Ему было ужасно жаль своей жизни, которая превращалась в жизнь убийцы. Сначала Лизка, теперь вот Дэн. В первом случае он ровным счетом ничего не помнит – если бы не обличительные фотографии, никому бы не поверил. Но теперь…
