Дик Фрэнсис - След хищника
— А Джузеппе? — спросил я, когда он замолчал.
— Джузеппе, — неохотно ответил он, — не из них. Джузеппе — седьмой. Он был главным. Набирал остальных. Все они прежде уже совершали преступления. Санто не знает ни настоящего имени Джузеппе, ни откуда он родом, ни куда он уехал. Боюсь, что в этом Санто не врет.
— Ты прямо чудеса творишь, — сказал я. Он скромно кашлянул.
— Мне повезло. Эндрю... это только между нами... я должен признать, что разговоры с тобой для меня очень полезны. Когда я говорю с тобой, мне все становится понятнее. Странно.
— Продолжай в том же духе, — ответил я.
— Да уж! Это дело приятное.
Он позвонил через три дня, чтобы сообщить, что теперь все шесть бандитов под стражей и что найдено еще сто миллионов из денег Ченчи.
— Мы также записали голоса всех шестерых, сделали отпечатки голосов и проанализировали их, но ни один из них не похож на голос на пленке. И ни один из бандитов не похож на того человека, которого ты видел, — того, с фоторобота.
— Джузеппе, — сказал я. — На записях — его голос.
— Да, — мрачно согласился Пучинелли. — Никто из них прежде его не знал. Он подцепил одного в баре, а тот привел остальных пятерых. Мы предъявим обвинение всем шестерым, это несомненно, но без Джузеппе все это бессмысленно.
— М-м... — Я помолчал. — Энрико, это правда, что некоторые из студентов, которые в своей горячей юности вступали в «Красные бригады», выросли из этого и стали обычными добропорядочными гражданами?
— Слышал о таком, но они, конечно же, не распространяются о своем прошлом.
— Хорошо... просто меня осенило пару дней назад, что Джузеппе мог узнать о технике похищения, еще будучи студентом, от членов «Красных бригад». И даже сам состоял в них.
— Твоя картинка для «Айдентикит» не подходит ни под одно описание преступника, — с сомнением сказал Пучинелли.
— Я просто подумал, может, стоит показать фоторобот бывшим студентам примерно такого же возраста, скажем, двадцати пяти — сорока лет, на каких-нибудь студенческих встречах? Хоть слабый, да шанс.
— Попробую, — сказал он. — Но, я уверен, ты знаешь, что «Красные бригады» построены по принципу малых ячеек. Люди из одной ячейки не опознают человека из другой, потому что никогда его не видели.
— Я знаю об этом и понимаю, что шансов на успех мало, и на это уйдет много труда, может быть, пустого.
— Я подумаю.
— Ладно.
— Все университеты закрыты на летние каникулы.
— Да, — сказал я. — Но осенью...
— Я подумаю, — повторил он. — Доброй ночи, друг. Спокойного тебе сна.
Алисия узнала от отца о том, что нашли часть выкупа и взяли шестерых похитителей.
— О... — бесцветно сказала она. — Но вашего человека с микрофоном среди них нет.
— О! — Она виновато посмотрела на меня, услышав, как и я, в собственном голосе еле заметное облегчение. Мы сидели у Попси в крошечном тенистом садике, где на лоскутке травы теснились четыре шезлонга, а каменная стена ничуть не мешала видеть окружавшие двор с трех сторон конюшни. Мы пили кофе со льдом — после гроз пала жара, — позванивая кубиками льда, а лошади вежливо наблюдали за нами, высовывая морды из денников поверх низких дверей.
Я напросился к ним в свой выходной. Ни Попси, ни Алисия не имели ничего против. Когда я приехал, я застал одну Попси — во дворе, как обычно.
— Привет, — сказала она. — Извините, что мокро. — Она стояла в зеленых резиновых сапогах, со шлангом в руке, поливая заднюю ногу большой гнедой лошади. Боб держал лошадь за голову. Она тоскливо посмотрела на меня. Вода потоком стекала по двору в канаву.
— У нее ноги, — сказала Попси, словно это все объясняло.
По мне, у нее были все четыре ноги. Я едва удержался, чтобы не ляпнуть этого вслух.
— Алисия пошла по магазинам, — сказала Попси. — Это ненадолго.
Она похлопала прочь и завернула кран, бросив шланг возле него.
— Пока хватит, Боб, — сказала она. — Пусть Джеймс свернет шланг.
— Она вытерла руки о брюки и ярко полыхнула на меня зелеными глазами.
— Знаете, а она ездит, — сообщила Попси, когда Боб повел гнедую в стойло, — но только в Даунсе. Она приезжает туда и уезжает вместе со мной на «Лендровере». Мы не обсуждаем это. Таков распорядок дня.
— А как она в остальном?
— Я бы сказала, намного веселее. — Попси широко улыбнулась и слегка похлопала меня по плечу. — Я просто не понимаю, как такой хладнокровный тип может вернуть кого-то к жизни.
— Я не хладнокровный, — обиделся я.
— Да? — Она окинула меня насмешливым взглядом. — Да вы прямо железный. Вы мало улыбаетесь. Вы не пугаете... но я уверена, что если попытаетесь, то можете испугать.
Я покачал головой.
— Вы когда-нибудь напиваетесь?
— Нечасто.
— Скорее никогда. — Она показала на кухню. — Хотите выпить? Сейчас чертовски жарко.
Мы вошли в прохладное нутро дома. Она стряхнула на пороге сапоги, прямо в коричневых носках пошла на кухню и принесла из холодильника белого вина.
— Я прямо сейчас готова поспорить, — говорила она, наливая вино, что вам никогда не приходилось беспомощно хихикать, петь вульгарные песенки или... в общем, садиться в лужу.
— Часто.
«Да-а?» — сказал ее взгляд. Она грузно уселась на стул, положив ноги на другой.
— Ну, иногда, — сдался я.
Она задумчиво отпила вина.
— Ну и что вас заставляет хихикать?
— Ох... ну, как-то раз я был при одной итальянской семейке во время расследования похищения, и они все вели себя как герои мыльной оперы — говорили на повышенных тонах, и это было неприятно. Я время от времени уходил наверх, чтобы удержаться от смеха... меня все время охватывали приступы этого ужасного хихиканья, хотя само-то дело было смертельно опасным. Мне было невероятно трудно. У меня все мускулы лица болели от усилий сохранять спокойное выражение.
— Прямо как когда хочется расхохотаться в церкви, — кивнула Попси.
— Именно так.
Мы потягивали холодное вино и дружески рассматривали друг друга, а через пару минут появилась Алисия с полной сумкой всяческой бакалеи и приветливой улыбкой. Щеки ее наконец-то порозовели — казалось, в ней возродилась прежняя девочка. Даже посадка головы изменилась — к ней вернулось самоуважение, и спину она теперь держала прямо.
При виде ее я поднялся и поцеловал ее в щеку, а она поставила сумку на стол и обняла меня.
— Привет, — сказала она. — Заметьте, пожалуйста, я ходила в магазин. Уже третий раз. Теперь мы снова вернулись к делам... не говоря уж о том, что никакой нервотрепки.
— Потрясающе.
Она налила себе немного вина, и мы втроем мирно съели ленч. А потом, когда Попси пошла в свой офис поработать с бумагами, я в саду рассказал Алисии о новых арестах.
— Думаете, они поймают его... того, с микрофоном? — спросила она.
— Он называл себя Джузеппе, — сказал я, — хотя почти наверняка его зовут по-другому. Шесть бандитов знали его под именем Джузеппе и больше ничего. Я думаю, он хладнокровный и умный человек, и боюсь, Пучинелли ни его, ни основную часть выкупа за вас не найдет.
Она немного помолчала, а затем, сказала:
— Бедный папа. Бедные все мы. Мне так нравился дом в Миконосе... там было столько света, рядом сапфировое море... Папа говорит, что возвращенных денег не хватит, чтобы сохранить его. Говорит, что он отложил его продажу просто потому, что надеется... но ведь дело не просто в стоимости дома, есть еще расходы на содержание... мы платим два или три раза в год. Этот дом и прежде был для нас роскошью. — Она помолчала. — Это часть моего детства. Часть моей жизни.
— И Джузеппе отнял ее, — сказал я.
Она вздрогнула и в конце концов кивнула.
— Вы правы.
Мы выпили кофе со льдом. Время спокойно ползло себе.
— Я подумала о том, чтобы на следующей неделе "выступить на скачках.
В Брайтоне. Майк Ноланд выпускает там много лошадей, поскольку обычно тренирует их в Суссексе, а там живет много владельцев лошадей. Я могу поехать и поговорить с ним... показать ему, что я еще жива.
— А если я поеду с вами, — спросил я, — это ничего?
Она улыбнулась все еще наблюдающим за нами лошадям.
— Ничего.
— Когда?
— В среду.
Я подумал о расписании дежурств.
— Я улажу, — сказал я.
Джерри Клейтон с видом страдальца согласился подежурить за меня с четырех до полуночи, и я рано утром поехал в Ламборн за Алисией, задержавшись, только чтобы выпить кофе и выслушать бодрое напутствие от Попси перед трехчасовой поездкой в Брайтон.
— Меня бы подвезли, — сказала Алисия. — Вам незачем было делать такой огромный крюк.
— Конечно, — ответил я. Она вздохнула, но вроде бы не с сожалением.
— Полдюжины тренеров или жокеев поедут отсюда в Брайтон.
— Господь им навстречу.
— Так что меня все равно подвезут до дому.
Я искоса глянул на нее.
— Я повезу вас, если вы не дадите категорического отказа.
Она не ответила, просто улыбнулась. Мы поехали в Брайтон и по дороге разговаривали о многих вещах, для которых раньше не хватало душевного спокойствия, — о том, что нам нравится или не нравится, о различных местах, книгах и людях, о королях и капусте.
