Наталья Андреева - Альфа-женщина
– …и вот тогда наконец Лешу перевели в Москву! Мы все это честно заработали. – Она обвела слегка затуманенным взглядом зеленую лужайку и уперлась в увенчанный башнями замок. Кусок голубого неба, насаженный на вилку острых зубцов, выглядел так аппетитно, что она невольно облизнула губы.
– Муж вас, должно быть, безумно любит, – улыбнулась я.
– Это да, – оживилась Людмила Ивановна. – Мы вот уже тридцать лет счастливы в браке. Поэтому я не хочу его расстраивать.
– Скажите, а что бы вы делали, если бы Курбатов остался жив? Как бы вы объяснили мужу, что ректором станет Гаврилкова?
Она слегка смешалась.
– Я бы, конечно, ему сообщила…
– А как Курбатов это обставил? То есть какие обороты речи использовал, объясняя свой отказ?
– Сказал, что время сейчас такое. Надо переждать.
– Вот как?
– Еще, мол, будут глобальные перестановки, ротация кадров, ничто не окончательно.
– То есть он пообещал вам должность ректора во вторую очередь. Оставил, так сказать, в резерве.
– Что значит во вторую очередь?! – вспыхнула она. – Я бы этого все равно так не оставила! В конце концов, он не пуп земли! Есть Ученый совет, есть вы. Есть коллектив, который был против Гаврилковой.
– Вы пошли бы на Курбатова войной? Несмотря на высокий пост, который он к тому времени занял бы?
– Но ведь мне не пришлось этого делать? – Она вмиг протрезвела. Я забыла, с кем имею дело. А зря. Меня мгновенно поставили на место.
– Да, все сложилось как нельзя лучше. Не считая того, что за убийство Курбатова кто-то сядет. – Я сделала вид, что смешалась.
– Ну, это уже не моя забота.
– А чья?
– Ваша.
И эта собирается меня слить. Неужели купюры меченые? Взятку припишут мне. И обстоятельства соответствующие. Меня подозревают в убийстве, и я хочу отмазаться при помощи взятки. Я сажусь за решетку, а Людмила Ивановна на место ректора. Слава богу, она не знает, что я надела на львенка ошейник с коротким поводком и весь наш разговор пишется на камеру.
– Давайте деньги.
– Документы, которые вам необходимо подписать, уже лежат в машине. Уходя, вы забыли ее закрыть, Георгина. Все правильно: здесь она находится в полной безопасности.
А Людмила Ивановна оказалась умнее мужа. Конверт с деньгами уже в машине. Я и в самом деле просто захлопнула дверцу. Теперь вся моя надежда была на Алину Евгеньевну. И на львенка.
– Конверт в бардачке – сказала я ему, очутившись на безопасном расстоянии от поместья БЧ. Львенок ждал меня на шоссе в служебной машине. – Конверт в бардачке, – повторила я и добавила: – Я к нему даже не прикасалась.
– Молодец!
Под прицелом видеокамер и в присутствии понятых деньги изъяли из моей машины. Мы со львенком разыграли маленький спектакль. Это был почти боевик. Как меня останавливали гаишники, прижимая к обочине, как я выходила из машины с поднятыми руками – все это снимал оператор с таким старанием, будто собирался получить «Оскар».
– Удастся нам ее посадить на убийство? – спросила я.
– Нет, – покачал головой львенок. – Руслан Борисович Удоев, кандидат от министерства, показал, что, когда он приехал, Курбатов встретил его на пороге, живехонек и здоровехонек. Это было уже после того, как уехал Кобрин.
– А она не могла вернуться? У нее ведь имелся мотив!
– Нет, – повторил львенок и виновато прижал ушки. – Хронометраж не сходится. Она приехала домой вовремя. В тот вечер не было пробок. После нее у Курбатова побывали еще двое. Это около часа, понимаешь? Ее приезд зафиксировали видеокамеры. Она не возвращалась.
– Что ж… – я от досады закусила губу. – Хотя бы уберем ее из списка претендентов на должность ректора.
– А что ты собираешься делать дальше? Гера, твое положение почти безнадежно. – Он впервые назвал меня Герой, и я поняла, что дело серьезно.
– У нас осталось еще двое.
– С Кобриным уже не получится.
– А если тот второй свидетель врет? Если доказать, что он врет?
– Хочешь, чтобы человек признался, что вошел и увидел труп? Чтобы на него потом этот труп повесили?
– Почему на него? На Кобрина.
– Хорошо, я попробую. А пока доведем до логического конца этот цирк.
– Аттракцион со взяткой?
– Именно.
Он взрослел на глазах. Мне уже хотелось за него замуж, а это чувство опасное. Еще никогда мои отношения с мужчинами не заходили так далеко, чтобы в моей ванной появлялась опасная бритва. Хотя я тут же подарила львенку электрическую. Но он по-прежнему брился станком, и мне становилось все тревожнее и тревожнее.
Потому что мне начал названивать Кобрин.
– С нетерпением жду нашей встречи, Герочка, – ворковал он в телефонную трубку, и если это происходило вечером, я запиралась в ванной.
– Георгинчик, с тобой все в порядке? – стучал в дверь Слава, который, как оказалось, не выносил моего долгого отсутствия. Он хотел видеть меня ежеминутно, да что там! Ежесекундно! Он постоянно меня касался, словно проверял: существую ли я? Никуда не делась?
Иногда мне и в самом деле хотелось стать невидимкой. Стать облаком, чтобы его руки хватали воздух. Потому что этими прикосновениями он связывал меня намертво. Меня с собой. Плел сеть, в которой я барахталась, как пойманная птица. А ведь я собиралась ему изменить. Неужели я могу провести несколько дней в Барселоне со своим любовником, пусть и бывшим, в одном номере, ложась вечерами в одну с ним постель, и остаться при этом невинной? И как я это объясню Саше? Он-то не знает, что бывший. А узнав, не возьмет подушку, чтобы уйти досыпать на диван. Только не он.
– Игорь Абрамович, меня посылают в командировку, – нежно говорила я в трубку, прислушиваясь: а как там львенок? – Так что учебный год вы начнете без меня.
– Как в командировку? В какую командировку? – заволновался Кобрин.
– Георгинчик, с тобой все в порядке? – стучал в дверь Слава.
– Абсолютно! – кричала я, прикрывая рукой трубку.
– Ты в ванне? – плотоядно спрашивал Кобрин. – Я слышу, как льется вода.
– Да, я принимаю ванну. На мне лишь пена и ничего больше.
– О-о-о… – стонал он сладострастно. – Когда же, ну когда же ты будешь моей?
– Как только прилечу из Барселоны, мы увидимся.
– Но почему не раньше?
«Если львенок его не посадит, мне конец!» И как объяснить пистолет, из которого Кобрин якобы убил Курбатова? Каким образом оружие, принадлежащее мне, оказалось у Игоря Абрамовича? Если только сказать, что мы стали женихом и невестой на два месяца раньше, чем это произошло на самом деле, и Кобрин заезжал ко мне на дачу ознакомиться с моим имуществом, которое со временем должно стать нашим общим. Господи, как все запуталось!
Я выходила из ванной и попадала прямо в объятия к Славе, который все это время стоял под дверью. И махровое полотенце, в которое я пыталась завернуться, тут же падало на пол. Вот кто еще не научился утолять голод изысканно! То есть слушать оперу и ходить на балет. Я могла бы заставить стол удовольствий роскошными яствами, а он жадно искал глазами ту маленькую миску, которую я старательно отодвигала на самый край. Я кормила его в дорогих ресторанах и пыталась водить в бутики. Я возила его на хорошей машине с бешеной скоростью, пару раз затащила в казино. Описывала в красках дальние страны, белоснежный песок на пляжах и бирюзовую воду в морях, райские острова, где берег усеян кокосовыми орехами, которые нехотя лижет коварная океанская волна, словно приглядываясь к добыче перед тем, как накинуться и утопить. Я обещала ему опасность и райское наслаждение, море впечатлений и целую гамму вкусовых ощущений на пять октав, от басового мяса с кровью до нежнейшего лобстера на гриле. А он, как ребенок, у которого отбирают конфету, каждый вечер умоляюще заглядывал мне в глаза:
– А что, любви не будет?
Он никогда не говорил «секс», он говорил «любовь». Это-то меня и пугало. Бесполезно оттаскивать львенка от этой миски, лучше уж подливать туда молока. Тем более что мне и самой это нравилось. Мой аппетит только разгорался. Я делала из него великолепного любовника с таким вдохновением, с каким не писала докторскую диссертацию, а я ведь очень люблю свою работу. Но я выполняла ее не так старательно, как раздвигала ноги, когда Слава на меня набрасывался. Это было что-то ужасное и одновременно прекрасное. Даже когда мы, объевшиеся ласками, так что уже не лезло, лежали на влажных простынях, и по всему моему телу разливалось тепло, а в матке, как в Космосе, царила невесомость, его рука все равно тянулась к моей груди. И мне становилось страшно. Потому что я знала, что этому скоро придет конец.
И еще я собираюсь ему изменить.
Но вернемся к нашему делу. До отъезда оставалось три дня, когда я встретилась с Алиной. Я уж перестану величать ее Евгеньевной. Смешно, но мы и в самом деле подружились. И такой близкой подруги у меня не было потом долго. Она безоговорочно уступила мне первенство, потому что я, как никто другой, умела плести интриги.
