Елена Михалкова - Время собирать камни
Но никаких идей по поводу мотивов поступка ведьмы у Глашки не возникало. Все знали, что Антонина отличается нравом злобным, и никогда без крайней надобности не то что на ее двор не заходили, а и мимо-то шли крестясь. Почему она не выгнала хамоватую девчонку, было совершенно непонятно. «Наверное, силу мою почувствовала, — довольно думала Глафира, став постарше, — вроде как я своя, значит».
А тогда она напилась воды, спустилась с крыльца и почувствовала, что ее шатает. Точно, перегрелась! Глашка дошла до тени сарая и опять уселась на землю.
— Домой иди, — бросила женщина из сарая.
— Не пойду, — отозвалась Глашка. — Плохо мне. И дома меня никто не ждет. Никому я там не нужна.
Ведьма вышла с палками в руках, метнула на девчонку быстрый взгляд, но ничего не сказала. Уложила палки грудой возле дома и вернулась в сарай. Следующие десять минут она все вытаскивала и вытаскивала из сарая длинные палки и прутья, и Глашка никак не могла понять, зачем они ведьме нужны. Неожиданно из сарая раздалось мычание, и Глашка вздрогнула: ей и в голову не приходило, что у ведьмы может быть корова.
— Как коровушку вашу зовут? — крикнула она в сарай, но ответа не последовало.
Глашка встала, убедилась в том, что крепко стоит на ногах, зашла в сарай и, вглядываясь в темноту, буркнула:
— Давайте помогу, что ли, палки-то ваши таскать.
Она прошла мимо темной фигуры в углу, сгребла в охапку кучу палок и потащила их к дому, испытывая глубокое удовлетворение: вот кому она будет помогать! А бабка пускай хоть обделается, а посуду после ужина будет сама мыть.
На протяжении следующих двух недель она приходила к Антонине каждый день, как только семья заканчивала обедать, и оставалась там до ужина. Ни битье бабки, ни уговоры Василия на нее не действовали, и в конце концов от Глашки отступились, махнув на девчонку рукой: пусть шляется, где хочет. Все равно хоть полдня, да помогает. Антонина на приход девочки не реагировала, но и не гнала, и Глашка помогала, чем могла, а когда ничем не могла, просто сидела на земле около сарая и смотрела, что делает ведьма.
Впрочем, ничего особенного та не делала, к большому разочарованию Глашки: она ожидала ужасного колдовства, заговоров и еще чего-нибудь такого, о чем рассказывали деревенские девчонки, закрывшись в темной комнате и зажигая свечку, чтобы было страшнее. Но женщина занималась обычными делами: копалась в грядках, чинила покосившийся забор, полола траву, отдраивала кастрюли. Время от времени она уходила в дом, куда Глашку не звала, и девчонка покорно оставалась ждать на своем месте около сарая. Вскоре она познакомилась с Антонининым котом — неприятным зверюгой, который, проходя мимо Глашки, издавал странный, глухой мяв. Что он хотел этим сказать, она не понимала, но кота сторонилась и гладить опасалась. Собаки у Антонины не было.
Через десять дней Глашка пришла к колдунье с рассеченной бровью, вокруг которой чернела запекшаяся кровь. Обычно Антонина девчонку игнорировала, но на сей раз, бросив на нее взгляд, спросила без всякого приветствия:
— Откуда?
— Что? — не поняла сразу Глашка, удивленная тем, что первый раз за долгое время слышит голос Антонины. — Ах, это… Пашка меня огрел, за то, что я ему кота не дала мучить. А зачем он ему хвост поджигал? Живая тварь все-таки! Подумаешь, мышей не ловит, у них, кроме Барсика, еще две кошки, вот те ловчие. Больно саданул, придурок… — пожаловалась она, осторожно дотрагиваясь до брови.
Антонина постояла секунду, потом прошла в дом и вышла оттуда минут через пять. В руках у не была чашка, а в чашке оказался густой, сильно пахнущий настой. Глашка уловила запах череды, который хорошо знала: бабка всю жизнь ополаскивала настоем череды волосы. Пыталась и Глашку заставлять, но та сопротивлялась отчаянно, и бабка отстала.
Антонина смочила в настое тряпку и прижала к Глашкиному лбу. По лицу сразу потекли струйки теплой жидкости, а в нос ударил еще какой-то незнакомый, едкий запах. Ранку стало жечь. Глашка поморщилась, но ничего не сказала. Подержав тряпку минуты две, ведьма выжала ее и бросила девчонке:
— Держи, оботрись.
Та стерла с лица и шеи темные разводы и потрогала болячку. Жечь перестало.
— А это что? — кивнула Глашка на жидкость, в общем-то не ожидая ответа: она уже привыкла к постоянному молчанию Антонины.
— Лекарство, — неожиданно ответила женщина. — Чтобы синяка у тебя не было и не болело.
Антонина повернулась к ней спиной и не увидела, что лицо Глашки озарилось радостной улыбкой.
Спустя неделю Глашка пришла с зареванным лицом и синяком под глазом. Антонина покосилась на нее, но ничего не спросила. Через три дня синяк исчез, но Глашка явилась вся в волдырях.
— Ты что, — не выдержала Антонина, — в крапиву упала?
— Упала, — отвернувшись, буркнула Глашка.
Несколько минут занимались прополкой, потом ведьма спросила:
— Опять кто обидел?
Глашка немного помолчала, потом всхлипнула и кивнула.
— За что?
— Ни за что, — прошептала девчонка, — просто так.
Антонина недоверчиво глянула на нее, и Глашка заторопилась объяснить:
— Они всегда того лупят, кто меньше, а я самая младшая, меньше только Любанька Гусева, так ей вообще десять лет. Нет, вы не подумайте, не сильно, но то прутом хлестнут по ногам, то крапивой по рукам. А тут так больно хлестанули, аж след остался, — Глафира задрала штанину и показала ярко-красную полосу на бедре. — Ну я им и сказала, что они придурки все, и еще кое-что добавила. А они тут так разозлились, что вообще меня всю отходили.
— Кто отходил-то? Опять Пашка?
— Да нет, не только Пашка. Крапивой-то все мальчишки с правого конца побаловались, они же вместе ходят. А вообще, — пожала плечами Глашка совершенно по-взрослому, — не одни, так другие. Они же знают, что за меня заступиться некому.
— А отец с матерью?
— Мамка у меня давно умерла, а отец сам, когда придет, рад ремнем помахать. Он пьяный вечно, — беззаботно сообщила Глашка, — в Калинове почти и не бывает, все в райцентре пьет, алкаш несчастный. Ну ничего, вот я вырасту, научусь драться, как мальчишка, и всем им врежу!
Больше Антонина в тот день ни о чем ее не спрашивала.
А на следующий вечер велела Глашке усесться на крыльцо, зашла в дом и вышла с полотняным мешочком в руках. Опустилась рядом с девчонкой на ступеньки и начала вынимать из мешочка предметы, раскладывая их на черном подоле. Глашка смотрела испуганно, но с любопытством. А потом начала внимательно слушать.
В первый раз Антонина рассказала ей самое простое: как на человека посмотреть, чтобы он подойти не захотел, и что при этом сказать про себя надо. На следующий день Глашка проверила науку на соседе, который собирался ее попросить о чем-то, когда она в магазин шла. Получилось! Дядя Коля явно к Глашке направлялся, а когда почти дошел — вроде как передумал, повернулся и только кивнул ей: мол, вижу тебя. А попросить ни о чем и не попросил. Глашка прибежала к Антонине с восторгом и выложила все еще от забора. Ведьма усмехнулась, а вечером показала Глашке еще кое-что, но прибавила: этому, мол, учиться надо, и, может статься, у тебя и не получится. Даже скорее всего не получится.
Глашка запомнила все с первого раза, а на следующий день сама позвала ее вечером на крыльцо и расспросила еще подробнее. Женщина объяснила, с усмешкой поглядывая на девчонку.
— Ты как представишь себе врага своего, — закончила она, — так сразу и скажи, чему я тебя научила, а уж после лучинки бери. Поняла? Только смотри, первая никогда так не делай — беду принесешь. Если обидели тебя — вот тогда пробуй. Но если у мужика глаза разного цвета, а у бабы глаз лошадиный, тогда не суйся — про себя отворот пробормочи и иди от них подале. Поняла?
Глашка ничего не поняла про лошадиный глаз, но переспрашивать не стала, только молча кивнула. Мол, поняла.
А через некоторое время среди деревенских прошел слух, что Глашка чертовщиной какой-то начала заниматься. Сначала об этом заговорили мальчишки. Глашка делала все открыто и очень старательно, так что парни быстро поняли, в чем дело. Она всегда повторяла почти одно и то же: выставляла пальцы рогаткой, начинала что-то нашептывать, потом левой рукой что-то ломала за спиной или в кармане, так, что слышен был хруст, и пристально смотрела своими маленькими глазками не пойми какого цвета. А после непременно какая-нибудь пакость случалась: то руку ушибешь, то пальцы прищемишь, то в лужу упадешь на ровном месте… Через некоторое время то же начало случаться и с девчонками, только у них неприятности были иного рода: прыщ вскочит, живот прихватит не вовремя, глаза опухнут ни с того ни с сего. Все проходило быстро, но от Глашки начали шарахаться. Когда наконец новость про девчонкины чародейства дошла до взрослых, кто-то сунулся к Глашке поговорить, но та смотрела невинными глазами, вроде как совершенно не понимала, о чем речь, казалась попросту глупой, и на нее махнули рукой: выдумали детишки себе страшилку, да сами в нее и поверили. И что возьмешь с девчонки — тринадцать лет, ерунда просто. А Глашка продолжала ходить к Антонине.
