Татьяна Полякова - Испанская легенда
– Алекс одного со мной рода, – прошептала я. – И на спине у меня родинка...
– Только, ради бога, не принимай все это всерьез. Твоя мать сама себе противоречила на каждом шагу. Отец Алекса был испанцем только наполовину, носил русское имя, Олег Савельев, испанкой была его мать. Допустим фантастическую мысль, что она вам какая-то дальняя родственница, в конце концов, все люди братья, но, по легенде, семя дьявола передается только по мужской линии... А у твоей тетки не было никакого пятна под левой лопаткой. Я столько раз видел ее в купальнике и готов это подтвердить... В каком-то смысле твоя мать была виновницей всех этих несчастий. Она верила в вездесущее зло, и зло ее настигло. Если человек склонен считать, что мир состоит из одних мерзавцев, он будет то и дело на них натыкаться. И наоборот, если веришь, что человек несет в себе искру божью и в самом последнем негодяе есть крупица его света...
– Дядя Лева, о позитивной психологии я наслышана.
– Отлично, значит, мне не придется выступать перед тобой с речами. Твоя мать превратила в ад не только собственную жизнь, но и жизнь несчастного мальчика. Я искренне надеюсь, что он не погиб, смог пережить весь этот ужас и стал приличным человеком. Теперь тебе понятно, почему я избегал разговоров о твоей семье?
– Понятно. Наличие в роду сумасшедших настораживает. При первых признаках безумия я постараюсь оказаться ближе к психушке.
– Чушь. Семейное предание – это просто семейное предание. А гибель твоих родных – трагическая случайность. Если ты будешь помнить об этом, материнское безумие тебе не грозит.
– Мама наверняка не стала бы выбрасывать личные вещи сестры. Фотографии точно оставила бы на память.
– После гибели твоих родителей я собрал все фотографии в коробку, посмотри на антресолях, она должна там быть.
Я точно знала: фотографий на антресолях нет, по крайней мере тех, где запечатлен Алекс или его отец. Но говорить об этом дяде Леве не стала: как бы он не счел это первым признаком безумия.
– Алекс – это производное от Александра?
– Да, его полное имя Александр Олегович Савельев. Как видишь, дьявол просчитался, точнее, твоя мать не того подозревала.
«Как будто среди русских и людей прочих национальностей мало убийц, психопатов и другой пакости», – хотелось возразить мне, но я опять промолчала. Улыбнулась и предложила:
– Давай пить чай.
Устроившись на диване в своей комнате, я размышляла об услышанном. Мысль о недавнем звонке не давала покоя, но теперь слова «Алекс вернулся» воспринимались мной как довольно зловещие. Я попыталась найти ответы на два вопроса: кто звонил и с какой целью? Допустим, цель благородная: предупредить об опасности. Тогда вряд ли это сам Алекс. Знает о нем ограниченный круг людей, не считая меня и дяди Левы, в основном друзья детства. Ну, еще разве что их родители и соседи по даче. Если подумать, народу наберется не так мало. Но с какой стати им вдруг вспоминать о мальчике, который пятнадцать лет назад бесследно исчез? А если звонивший вовсе не тот, кто помнит его ребенком, а человек, столкнувшийся с ним позднее и узнавший о его замыслах? Стоп. О чем я сейчас подумала? Алекс мой троюродный брат, год живший в нашей семье. Это факт. Все остальное домыслы.
Другой вариант: цель звонившего отнюдь не благородна, он хочет запугать меня. Мол, обидели хорошего парня, а теперь тот вернулся и вам покажет. Звонок адресовался мне: дядя Лева дважды брал трубку, но заговорили только на третий раз, когда трубку сняла я. С какой стати меня запугивать? Мне было тогда пять лет, и участие в событиях я принимала минимальное. Однако позвонили.
Я постаралась вспомнить, как звучал голос звонившего. Тихий шепот, едва слышный. Это был мужчина, и он был напуган.
Подумав еще немного, я набрала номер Алексея.
– Надо встретиться, – сказала со вздохом. Он не стал задавать вопросов.
– Через двадцать минут на углу твоего дома.
Предупредив дядю Леву, что пошла прогуляться, я покинула квартиру. В переулке, который выходил на проспект, стояла «БМВ». Окно со стороны водителя было приоткрыто, Алексей курил, ожидая меня. Во взгляде ни любопытства, ни иных чувств, сплошное олимпийское спокойствие.
– Только не начинай сразу крутить пальцем у виска, – предупредила я, садясь рядом с ним, и поведала историю семейства. Сначала легендарную ее часть, а потом ту, что касалась Алекса.
Крутить пальцем у виска Алексей не стал, слушал не перебивая, а потом спросил:
– Говоришь, пацан исчез? И он слышал весь тот бред, что несла твоя мамаша?
– Можно о маме поуважительней?
– Мама – это святое, – кивнул он. – Даже если она с придурью. Вопрос: почему ты вдруг вспомнила об Алексе сегодня, а не вчера, к примеру?
– Потому что как раз вчера неизвестный позвонил мне и сказал: «Алекс вернулся».
– А ты мне, часом, не вкручиваешь? – усмехнулся он.
– Зачем мне это?
– Причин может быть сколько угодно. От «запудрить мозги» до желания пошутить. И то и другое не приветствуется.
– Я помню: ты, не дрогнув, превратишь мою физиономию в кровавое месиво.
– Правильно запомнила. Хорошо, пацанчиком я поинтересуюсь. Где ты, говоришь, он жил до того, как умерла его мать? – Я назвала город. Алексей кивнул, о чем-то размышляя. Стало ясно, что, несмотря на весь показной скептицизм, история его заинтересовала. – Ну что, красавица, топай домой, – буркнул он минут через пять. Я попыталась презрительным взглядом дать понять, что о нем думаю, но, должно быть, в этом не преуспела: к моему взгляду он остался равнодушен.
Вечером мы встретились с Настей и Толиком (Мартин, конечно, чуть позднее к нам присоединился), и я как бы невзначай заговорила об Алексе. Начала с воспоминаний детства, потом приплела свой сон, утаив вчерашний звонок. Настя Алекса совсем не помнила, о чем сразу и заявила. Толик моему вопросу удивился.
– Конечно, я его помню. Хороший парень, для него мы были малышней, но он дружил с нами, хотя заводилой не был. Играл часами на скрипке что-то очень грустное. А вообще был веселым и компанейским. Учил нас плавать, сам чувствовал себя в воде как рыба.
– У тебя не осталось его фотографий? – спросила я.
– Нет. Точно нет. После похорон Вики я смотрел свой детский альбом. Я думаю, если они и были, мама их куда-нибудь убрала. Когда твои близкие погибли, она провела со мной беседу о том, что я должен щадить твои чувства и, по возможности, не напоминать тебе о родне. Уверен, Кешку она тоже проинструктировала. Кстати, с Кешкой Алекс общался куда больше, чем с нами, я имею в виду себя и твоих братьев. Кешка тогда воспылал любовью к музыке, и Алекс показывал ему аккорды на гитаре. Вот сейчас вдруг вспомнилось, как твой отец дал Алексу фотоаппарат и мы пошли на речку. Точно, у меня и фотографии сохранились: ты сидишь на лодке, а я и Кешка рядом. Я сказал Алексу, давай и тебя щелкнем, но он ответил, что на фотках выходит каким-то уродом. Странно, – пожал Толик плечами. – Мне всегда казалось, что я хорошо помню свое детство, а на поверку выходит, не помню почти ничего.
– Память дырявая, – усмехнулась Настя. – Нам с Белкой было по четыре года, но тебе-то одиннадцать.
– А ты хорошо себя помнишь в одиннадцать лет? – съязвил Толик.
– Ну... я тогда впервые влюбилась в парня из 8-го «Б» и дико страдала. Мартин, а ты помнишь свою первую любовь?
– Любовь – да, девочку – нет. Это было в детском саду. Кажется, ее звали Наташа.
Разговор ушел в сторону, с чем мне пришлось смириться. Ясное дело, ничего существенного ни Толик, ни Настя об Алексе не расскажут. Отреагировали и тот и другая на мой внезапный интерес к нему хоть и с некоторым удивлением, но спокойно. Мартин, конечно, поинтересовался, кто такой Алекс, но, узнав, что он мой брат, интерес потерял.
Утром позвонил Алексей.
– Хочу прокатиться в город, где раньше жил твой брат, – сказал он.
– Зачем? – удивилась я.
– У моего приятеля там есть знакомый, который кое-что знает о твоей родне, – смеясь, пояснил он. – Могу взять тебя с собой.
Размышляла я недолго.
– Хорошо.
– Тогда встретимся на остановке возле твоего дома минут через двадцать. Хватит времени собраться?
Я заверила, что хватит.
Сборы заняли пять минут, оттого я пришла даже раньше, но Алексей уже ждал меня. Я увидела рядом с остановкой его машину, а потом и его самого: он вышел из магазина с двумя пачками сигарет в руках. На Алексее была голубая футболка в обтяжку, и я некстати подумала, что голубой цвет ему к лицу. А еще подумала, что он, должно быть, нравится женщинам, о чем хорошо знает.
– Ты прекрасна, как весеннее утро, – насмешливо сказал он, распахивая передо мной дверцу машины. Только я собралась съязвить в ответ, как увидела Мартина, он появился из здания напротив, там была какая-то контора. Взглянул в мою сторону, но я поторопилась захлопнуть дверь, гадая, увидел он меня или нет. Машина тронулась с места, а Мартин стоял на тротуаре, провожая нас взглядом.
