Наталья Александрова - Священный изумруд апостола Петра
Тяжелые бархатные гардины плотно закрывают окна, так что в комнате стоит вязкая кромешная тьма. Агния ощущает, как в душе просыпается липкий страх. Она ничего не может с собой поделать, она ужасно боится темноты. Кажется, что по углам большой комнаты шевелятся страшные тени, которые подползают все ближе и ближе…
Именно поэтому дед всегда оставляет ночник, который озаряет комнату теплым розовым светом. Ночник должен гореть всю ночь, пока не рассветет.
Тут Агния осознала, что она вовсе не проснулась, а все еще спит. Потому что на самом деле она давно уже не боится темноты, это все были детские, давно забытые страхи. Ночник теперь вообще не включается, что-то там случилось с проводкой, он стоит просто так, для красоты, как память о бабушке.
И хоть комната та же самая, но дивана того давно уже нет, теперь тут стоит вполне удобная кровать. А громоздкий кожаный диван, который так мучительно было раскладывать, давно уже отнесли на помойку. По частям, в три приема.
Но, как часто бывает во сне, осознав это, Агния снова погрузилась в сновидение, только теперь наблюдала все со стороны, как в кино. И поняла, почему она так легко помещается на неразобранном диване – она просто маленькая. Оттого и комната кажется слишком большой, и мебель выше и массивнее.
Да, но тогда почему не горит ночник? Очевидно, просто перегорела лампочка.
Это здравая мысль пришла в голову Агнии нынешней, взрослой. А та маленькая девочка, преодолевая страх, спустила ноги с дивана и пошла искать дедушку. Тем более что услышала голоса, доносящиеся из его кабинета.
Квартира у деда большая, в старом доме, стены толстые, двери дубовые. И все же Агния услышала голоса. И побрела по коридору. Агния ощутила холод в босых ногах, потому что на кухне была открыта форточка и по коридору гулял сквозняк.
Она подошла к двери и хотела ее открыть, но остановилась в испуге. Потому что услышала грозный голос деда. Дед кричал, внучка никогда в жизни не слышала у него такого голоса.
– Ты хоть понимаешь, о чем мы говорим? – гневно спрашивал он. – Ты представляешь себе последствия?
– А ты? – агрессивно возражал другой голос. – А ты представляешь? Ты знаешь, что он связан с очень опасными и влиятельными людьми, а у нас нет никаких доказательств!
– Как это – нет доказательств? – ахнул дед. – Ведь факт мошенничества налицо! Какие еще могут быть доказательства! Ты что думаешь – я не отличу оригинал от подделки? Да ты сам, сам видел!
– Я видел, – отвечал другой голос, – и я с тобой согласен. Но у меня семья, Николай. И я честно тебе скажу, что я боюсь. Тут задействованы такие силы… на самом высоком уровне. Это тебе не воришку на рынке поймать и по рукам надавать, чтобы впредь неповадно было. Это чревато большими неприятностями! Так что я тебе в этом деле не помощник. И очень советую тебе отступиться. Подумай об этом.
– Но это же… знать, что совершается преступление, и молчать об этом! Я не могу, Михаил, просто не могу!
– Сможешь, – жестко сказал второй голос, – сможешь, потому что нужно смотреть правде в глаза. Белинда не одна в этом деле. Там еще много всего.
– Не может быть! – Теперь дед почти шептал, потрясенный услышанным.
– Ты и сам это знаешь, Николай, – теперь в голосе собеседника деда звучала грусть, – не с нашими силами с этим бороться. Так что уволь меня, я ухожу!
– Прощай, Михаил! – В голосе деда не было больше гнева, но и теплоты в нем Агния не услышала.
Она испугалась, потому что вспомнила слова деда, что подслушивать чужие разговоры нехорошо. А также подсматривать и читать чужие письма. И рыться в чужих вещах. Будет ужасно стыдно, если дед застанет ее здесь.
Агния спряталась за шкафом. В этой квартире все было большое, и коридор тоже, да еще полумрак, а она – маленькая, так что мужчины прошли к двери, ее не заметив. И тогда Агния увидела его гостя. Знакомое лицо…
Тут Агния проснулась по-настоящему.
Было рано, это хорошо, потому что ей многое надо еще сделать. Она полежала, вспоминая свой сон. На самом деле это был не сон, а воспоминание, которое пришло к ней во сне.
Вот теперь она точно вспомнила, что все так и было. Она проснулась не вовремя и невольно подслушала тогда разговор деда со своим гостем. И это был Белоцерковский, она вспомнила его лицо. Он казался ей выше ростом и массивнее, потому что она тогда была ребенком. Лет десять ей было – вполне достаточно, чтобы воспоминания были четкими. И дед называл его Михаилом. Были они на «ты», стало быть, были близко знакомы, дружили даже.
И с чего этому Белоцерковскому врать, что он деда плохо знал? И о чем вообще шла речь в том разговоре?
Дед кричал, что не может мириться с мошенничеством, что не может покрывать преступление. А тот, второй, вроде бы был с ним согласен, но честно признался, что боится, у него семья.
И еще он сказал, что Белинда не одна, что там еще много всего. Кто такая Белинда? Нет, Агния этого дела так не оставит, нужно обязательно поговорить с Белоцерковским откровенно. Найти его будет несложно, он сам сказал, что еще задержится в Петербурге из-за передачи коллекции. Но сначала она должна кое-что выяснить.
Рагнар умылся водой из лужи, и в сердце его сама собой сложилась молитва.
И едва он закончил молиться, как услышал за спиной шорох шагов и треск ломающихся ветвей.
Рагнар обернулся и увидел на опушке низкорослого леса воина-медведя с огромной секирой в руках. За спиной его стояли звероподобные дружинники.
Воин-медведь заговорил хриплым, насмешливым голосом.
Он говорил на незнакомом языке – но Рагнар вдруг начал понимать этот язык. Должно быть, этим пониманием одарило его прикосновение святого старца.
– Вот еще один жалкий человек моря, – говорил воин-медведь насмешливо. – Бледный, похожий на дохлую рыбу, как все его друзья. Мы только что убили всех его друзей и думали, что веселье на этом закончилось. Но вот мы нашли еще одного, последнего. Он прятался здесь, в кустах, как трусливый заяц. Повеселимся же! Поохотимся на этого зайца, а потом принесем его в жертву нашему великому предку, Большому Медведю!
– Поохотимся! – подхватили дружинники и взмахнули своим оружием.
– Убегай, заяц! – приказал воин-медведь.
– Я не собираюсь убегать, – ответил ему Рагнар. – Если тебе нужна моя жизнь – попробуй взять ее в честном бою. Я хочу сразиться с тобой по обычаю предков, один на один.
– Вот как! – воскликнул воин-медведь. – Заяц умеет говорить! Заяц хочет сражаться! Что ж, по обычаю наших предков я не могу отказать тебе в праве на честный поединок. Мы будем сражаться с тобой, человек моря, но не думаю, что наш поединок будет долгим.
– Это мы посмотрим, – ответил Рагнар.
– По обычаю наших предков каждый из нас должен поставить на кон что-то важное.
– Разве тебе мало, что я ставлю на кон свою жизнь?
– Мало, твоя жизнь недорого стоит.
– Хорошо, я поставлю на кон, кроме своей жизни, вот этот священный камень! – Рагнар развязал мешочек и достал оттуда камень, зеленый и прозрачный, как полуденное море.
Глаза воина-медведя загорелись красным огнем, как глаза хищника при виде добычи.
– Это хороший залог, – проговорил он. – Скоро этот камень будет моим!
– Это мы еще посмотрим! Однако и ты должен что-то поставить на кон против моего камня.
– Я готов поставить против него все, что ты захочешь, – отмахнулся противник Рагнара. – Все, что видят твои глаза. Все равно ты скоро умрешь.
– Хорошо, – кивнул Рагнар. – Ловлю тебя на слове и призываю твоих дружинников в свидетели. А также призываю в свидетели это серое облачное небо и это холодное море. Ты поставил на кон все, что видят мои глаза!
– Да, пусть будет так! – прорычал воин-медведь и поднял над головой свою огромную, покрытую засохшей кровью секиру. – А теперь готовься к смерти, человек моря!
С этими словами воин-медведь бросился вперед, вращая над головой свою окровавленную секиру.
Рагнар немного отступил, поднял свой меч по имени Быстрый Огонь и шагнул навстречу грозному противнику.
Усталость и слабость, совсем недавно владевшие им, отступили, его мышцы налились грозной силой, сердце его наполнила священная ярость, ярость битвы.
Воин-медведь взмахнул своей секирой, ее окровавленное лезвие едва не снесло Рагнару полголовы, но викинг успел пригнуться, и оружие дикаря со страшным свистом пронеслось мимо. Он бросился вперед, направив свой меч в грудь противника, но тот успел увернуться, и меч скользнул по его плечу, окрасившись темной кровью.