Павел Шестаков - Страх высоты
— Разрешите, я сама расскажу, — предложила она тихо.
— Нет, я.
Рождественский настаивал.
— Хорошо, — решил Мазин. — Расскажите вы. Схематично, главное. А Инна Константиновна дополнит, если найдет нужным.
— Я приехал к Инне домой и сказал все, что знал…
— Здравствуй, Игорь. Раздевайся.
— Я по очень важному делу, Инночка.
— Откуда ты?
— Из ресторана.
— Защита прошла удачно?
— Речь идет о докторской.
— Антона можно поздравить.
— Не думаю.
— В чем дело?
— Инна! У Константина Романовича оставались неопубликованные работы?
"Как трудно ей было ответить!"
— Что ты имеешь в виду?
— Короче, сегодня я был у Антона. На своей квартире. Приехал за сигаретами, полез в ящик стола…
"Что пережила она, слушая его? Наверно, вот так, как сейчас, сидела согнувшись на краю тахты. А может быть, и у нее мелькнуло мстительное чувство радости? Нет".
— Я знаю об этой тетради, Игорь.
— Знаешь?!
— Я сама отдала ему ее.
— Невероятно!
— Правда. Он ничего не присвоил. Он сам, понимаешь, все нашел. Но он не знал, что это уже было сделано отцом десять лет назад.
— Ее слова подействовали на меня охлаждающе, — продолжал излагать факты Рождественский, — но я не мог поверить Инне полностью. То есть ей я, разумеется, верил, однако текст диссертации так близко совпадал с написанным Кротовым, что я стал в тупик…
— Он мог тебя обмануть!
— Каким образом? Тетради привезла тетя Даша, когда Антон уже почти закончил работу.
— Это ничего не значит. Он мог найти в них главное. Я уверен, без работ твоего отца ему удалось бы состряпать только убогое и ординарное месиво, предназначенное для крыс в архивных шкафах.
— Ты несправедлив, Игорь. Научный руководитель не мог не знать, над чем работает Антон.
— Мой папаша? Втереть ему очки — пара пустяков. Он давно отказался от собственных поисков и поэтому кичится так называемыми учениками. Еще бы! Открыл ученого!
— Ты несправедлив, Игорь!
— А ты играешь в казанскую сироту! Мне противна эта толстовщина, непротивление. Подставь еще раз побитую щеку. Не другую, а ту же самую! Чтоб больнее было!
Он не замечал, что бил сам.
— Уже то, что Антон ни слова не сказал о Константине Романовиче, само по себе непростительно.
Да, этого она не могла простить. Она ждала иного, ждала, что имя отца прозвучит, займет свое место.
— Где твоя женская гордость, в конце концов?
— Есть вещи, которых ты не должен касаться, Игорь!
— Прости меня, Инна, я понимаю, что это касается только тебя, но мне больно, когда тебя унижают.
— В чем ты видишь унижение? В том, что мы разошлись, что у нас ничего не получилось?
— Что значит — не получилось? Можно быть наивной, но всему должен быть предел. Антон обворовал тебя и бросил! А теперь названивает этой грудастой матрешке: "Светик, Светлячок". Сюсюкает, распустив слюни ей на кофточку!
— Зачем ты унижаешь меня, Игорь?!
— Я люблю тебя.
— Об этом не нужно.
— Я знаю. Ничего не нужно. Никакой правды!
— Чего ты хочешь от меня?
— Ты не имеешь права оставлять это. Хотя бы в память об отце.
— Что же я должна сделать?
— Рассказать правду.
— Кому?
— Всем.
— Игорь, пойми меня. Я, наверно, очень слабый и несчастный человек, но я не базарная баба, не мстительная мещанка. Я отдала ему эти тетради, и если он поступил подло, пусть с ним расплатится жизнь.
— Жизнь? Именно для таких проходимцев она и устроена.
— Не мне ее менять.
— Значит, ты не будешь делать ничего?
— Игорь, тобой движет мстительное чувство.
— Мной движет чувство справедливости.
— Которая выгодна тебе.
— Но это справедливость! И это так же верно, как и то, что Антон негодяй.
— Жизнь слишком сложна, чтобы делить людей на плохих и хороших.
— Все человеки? Опять толстовщина?
— Никакой толстовщины. Ты ничего не знаешь об Антоне. Он не вор, не негодяй, не преступник. Он человек трудной судьбы. Мы можем сломать ему жизнь навсегда. А он талантлив. Он возьмет у отца то, что ему необходимо для разбега, и пойдет дальше. Ведь для науки неважно, кто сделал открытие. Важно, чтобы оно попало к людям. А мы сломаем его, убьем. Зачем? За что? Потому что он "отбил" меня у тебя? Но это же неправда! Никакой любви у нас не было. Просто боялись скуки, одиночества. За что я должна мстить? Бросил, ты говоришь? Разлюбил — наверно. Но он не вор. Так все получилось. Я не имею права на месть. Мы — цивилизованные люди, а ты хочешь разбудить зверя, который остался в нас с пещерных времен, зверя, чтобы укусить, растерзать, свести счеты.
Инна:
— Игорь пытался убедить меня в том, что Антон негодяй. Но перед кем он был виновен? Перед моим отцом. Однако и я была виновата перед ним не меньше. Как же я могла мстить Антону?
Игорь Рождественский:
— Но я настаивал на своем, я был уверен в своей правоте.
— Если ты наотрез отказываешься разоблачить этого подонка, я сделаю это сам.
— Каким образом?
— Расскажу про тетрадку.
— Антон все опровергнет.
— А ты? Ты же врать не станешь?
— Я не смогу. Я скажу правду. Скажу, что сама дала ему тетрадь.
— Это его не вырулит. Наоборот. Опозорит.
— И меня тоже. Поэтому ты не сделаешь этого.
Он не ожидал такого ответа. Он замолчал. Он не мог нанести удар Инне. Но и отказаться от мести не мог. У него был трезвый аналитический мозг. И он подсказал решение.
— Хорошо. Я не сделаю тебе больно. Это факт. Я сделаю другое. Я все-таки скажу. Скажу ему самому. Пусть он знает, что он сволочь.
Игорь Рождественский:
— Это был вопрос принципа. Он должен был получить по морде. Я уверен, что заставил бы его не только бояться. От страха он бы начал заметать следы и был бы вынужден в той или иной форме признать приоритет Кротова. Я сказал Инне, что поеду к Антону…
— Когда ты намерен это сделать?
— Сейчас.
— Ты думаешь, он дома?
— Да. Он собирался из ресторана домой, вернее, ко мне.
— Но он может быть не один.
— Светки там нет. Для бедной девушки единственное сокровище — ее репутация. Она отказала ему. Я сам слышал. Мораль прежде всего.
— Тогда к нему поеду я…
Инна:
— Не знаю, почему я так решила.
— Потому что думала, что он вернется. Ей не удалось купить его своей тетрадкой, так она решила взять на испуг.
Это сказала Светлана. Сказала зло.
Мазин посмотрел на нее чуть прищурившись. Потом перевел взгляд на Инну. Та нахохлилась, как птица на ветке в тусклый осенний день.
— До вас еще дойдет очередь, Светлана.
— При чем тут очередь? Мы что, в магазине? Зачем вы меня сюда вызвали? Помучить захотели? Зачем мне слушать, как они его ненавидели? Как до смерти дошел? Зачем?
— Перестаньте. Я вам скажу зачем. Немного позже.
Инна вдруг сделала жест рукой:
— Не нужно осуждать эту девушку. Я понимаю ее. Я ей ненавистна, а я ее считаю виновницей своих несчастий. Я не собиралась никого "брать на испуг". Совсем наоборот. Мне хотелось выручить Антона. Я, правда, не знала как. Но я поехала.
"Именно выручить. Как? Конечно, не знала. Просто гнала машину по пустым ночным улицам и думала, думала. И ничего не могла придумать, кроме одного, — сделать для него все, что можно, и уйти. Уйти, забыть и остаться одной. Остаться в комнате с нелепым дикарским оружием. В музее, где развешаны по стенам некрасивые кавалеры в париках, отстрадавшие свое двести лет назад. Остаться в городе, пыльном летом, дождливом зимой, одной рядом с миллионом людей. И она останется, сначала спасет его — теперь уже по-настоящему спасет, — а потом останется одна и никогда больше не позволит себе мучиться и надеяться".
"А если он захочет вернуться?" Эта мысль жила подсознательно, Инна загоняла ее внутрь, не давала хода. Но она изловчилась и выскочила из-под контроля, взяла за горло.
Инна нажала на тормоз. Раздался лязг, потом тишина. И еще — пустота и темнота. Инна опустила голову на руль и коснулась лбом холодной пластмассы. Но ничего страшного не произошло. И не стоило бояться. Захочет он вернуться или нет, она устала. То, что было, кончилось.
Инна, огляделась и увидела, что "Волга" стоит в самом конце проспекта. Отсюда до высотного дома было совсем близко. Она решила оставить машину здесь…
— Я не собиралась скрываться. Просто, когда подъехала, сориентировалась не сразу и пошла к дому пешком. Лифт не работал, пришлось подниматься по лестнице. Перед дверью я отдышалась немного. В квартире было тихо. Я даже подумала, что Антона еще нет. Но позвонила.
Он пришел недавно, за несколько минут до Инны. Снял пиджак, повесил на спинку стула, развязал галстук и взялся за запонки, когда позвонили. Наверно, он подумал, что пришла Светлана, потому что Инна увидела на его лице улыбку.
— Это ты? — спросил он, и улыбка ушла, появилась тревога.
