Элла Никольская - Мелодия для сопрано и баритона (Русский десант на Майорку - 1)
- Артемий Трофимович, слушайте внимательно, хорошо? - я говорила, прикрыв рукой трубку, внятно, без эмоций, - Это в ваших интересах. Читаю. Слышите, читаю. Я, агент по кличке Трофим, сообщаю, что на заседаниях заводского комитета ВЛКСМ ведутся антисоветские разговоры. Комсорг сортопрокатного цеха Щукин Анатолий Аверьянович вел антисоветский разговор по поводу приезда в Москву Риббентропа, точные слова: чего этому фашисту здесь надо? Присутствовали...
На этом месте трубку бросили. И то сказать, долго терпели. Случалось, по пять раз приходилось звонить, пока клиент уразумеет, что некуда ему деваться...
- Генуг - хватит, - деловито сказал Вилли, когда в трубке снова зачирикали короткие гудочки, - Звонить дальше бесполезно, информацию клиент получил, теперь подтвердим её документально, правильно, племянница?
Отлично он освоил метод Барановского. В конверт легла заранее переснятая копия прочитанного отчета и краткая выписка из дела злополучного комсорга сортопрокатного цеха. Участие в заговоре, подрыв, вовлечение, шпионаж в пользу иностранной державы - какой, не названо. Стандартный набор. Присутствовавшие на том заседании комитета комсомола и не догадывались, что один из них настрочит "отчет". Смеялись, наверно, шутили - молодые ведь ребята, а было дело весной, в апреле, так значилось в документе... Разметало их черной силой по лагерям, умер через три года комсорг Щукин - от воспаления легких, сказано в его деле на последней странице. А доносчик вот он - на Сивцевом Вражке, и голосок хоть и дребезжит, но ещё бодренький.
...Павлик хныкал и просился домой. Вилли с Максом ушли - уходя, Вилли запер дверь снаружи.
- Что ты делаешь? А если пожар?
- Зай форзихтих - будь осторожна, - вот и весь ответ. Телефона в бывшей квартире Руди как не было, так и нет. Ясно - любящий дядюшка опасается, что я сделаю попытку вернуться к мужу. Куда уж - после той записки... А ведь это совсем недалеко, минут двадцать троллейбусом по Садовому кольцу. Но там остался другой мир, и этот другой мир несовместим, выходит, с Вилли и Максом, а вернее - с прошлым, от которого так и не удалось уйти. А ведь я хотела, и Руди старался помочь. В этой самой квартире около двух лет назад и затеял он мое превращение в Зину. Переклеил аккуратно фотографию из одного паспорта в другой, и стала я тобой, Зинка. И замуж вышла, и сына родила - но, видишь, недалеко ушла, все вернулось на круги своя...
...Невыносимо было представлять себе, как входит Всеволод в свой дом, как читает проклятую записку. Я села за стол, пододвинула к себе перечень вещей, которые мы потребуем у клиента - того, которому сегодня звонили и письмо отправили. Списочек подробный, аккуратный, Барановский составил, а нам вот с Вилли действовать, выполнять последнюю волю отца... Каково ему там, за тюремной решеткой?
Я задумалась о предстоящей "операции" - без Барановского ещё страшнее звонить в незнакомую дверь. Вилли - иностранный гражданин, он выпутается, если что. Если, к примеру, за дверью нас встретит милиция... Мне стало жутко.
И тут что-то звякнуло в прихожей, явственно повернулся ключ в замочной скважине. Я метнулась туда, щелкнула выключателем.
- Дас бин их, Гретхен, - вошел Макс, что ему здесь надо? Забыл что-нибудь... Но он прошел в комнату, сел к столу и меня жестом пригласил сесть:
- Надо поговорить, Гретхен...
Вот как все получилось, Зинуля. А до этого мы с ним и словом не перекинулись, представляешь?
...Дни в Сухуми тянулись невыносимо. Когда в доме появлялась молодая, похожая на Вардо - такая же носатая женщина, я знала: нынче воскресенье. Незамужняя дочь, которая учительствует в недалеком селении, приехала навестить мать. После четвертого воскресенья, когда я, как обычно, позвонила с почты, муж сказал, что приехать не сможет.
- Что случилось? Отпуск не дали? Ведь обещали же... А как же мы с Павликом? Нам что делать?
Никаких подробностей, голос странный, пустой, без интонаций, чеканит слова:
- Можешь не спешить. Приезжай, когда захочешь. Только телеграмму дай о выезде. Деньги я уже выслал...
- Зачем мне деньги, я и этих не истратила, - но он уже положил трубку.
Кто - Вилли или Барановский? - гадала я, возвращаясь с почты, - Кто-то из них меня выдал, рассказал мужу. А если Коньков снова что-то разнюхал? Похоже, он. Скорее всего. Недаром я его боюсь - как он на порог, так меня в дрожь кидает. Двуличный, подкожный - старается обходительным казаться, а глазки так и косят. Однажды, когда мы с ним в кухне оказались одни, он открылся: тихо так, сквозь зубы процедил:
- Что, Гретхен, Фауст-то против тебя простоват вышел?
Я будто и не поняла: улыбнулась изо всех сил, с любовью к дорогому гостю, к семейному нашему другу. Сидит себе, балагурит, будто не замечает, как меня от его шуточек воротит. Всеволод же не устает повторять: если бы не он, Зинуша... Уверен, что и я по гроб благодарна проклятому сыщику... Вот ведь умный человек Всеволод Павлович, а чего-то важного в жизни не понимает. Мы с Коньковым рядом с ним - и впрямь пара заговорщиков.
Не сомневаясь, что дома что-то произошло, что-то наружу выплыло из того, что мне хотелось скрыть, не стала я дожидаться у моря погоды: в тот же вечер купила обратный билет. Вардо ахнула, прижала к себе Павлика, будто не собираясь его отдавать. Малыш тоже разлуку предстоящую не одобрил ночью затемпературил. Но до отъезда оставалось ещё целых два дня, Вардо захлопотала над ним со своими снадобьями, подняла на ноги...
- Приедем на следующий год обязательно, тетя Вардо, я обещаю...
Господи, знать бы, где я буду через неделю, что там муж узнал и как намерен поступить...
Поезд в Москву отправлялся вечером, в день отъезда я с утра пошла на пляж. на моем обычном месте расположились десятка два рослых парней команда заезжих баскетболистов, я встречала их в городе. Неестественно длинные, надменные как верблюды, они своими размерами как-то изменили масштабы окружающих предметов, сместили их - и само море уже не казалось таким безнадежно огромным, а пляж стал уютнее и меньше и неожиданно показался мне привлекательным и желанным местом, которое долго ещё будет помниться.
ГЛАВА 6. ДЕСЯТЬ ПОГИБЕЛЬНЫХ ДНЕЙ
С Курского вокзала добирались домой на такси, Всеволод рядом с водителем, мы с Павликом сзади, можно и не разговаривать, тем более, что вот-вот окажемся дома и уж тут разговора не избежать, а что он окажется неприятным, сомневаться не приходилось, достаточно взглянуть на хмурое лицо мужа.
Он вошел первым, включил свет в передней - и вот оно! На столике под зеркалом поблескивает горстка перстней, весь десяток тут, золото старинное красноватое, бриллиантов, правда, нет, но рубинов несколько, и топазы есть, и один сапфир, насколько я помню. Я и не примерила ни одного, забыла напрочь это свое имущество на черный день, как сказал Руди. А потом сам же и припрятал здесь, замуровал в раму портрета, принадлежавшего этой квартире так же органично, как стены, двери и окна:
- Гретхен, а куда ты спрятала те кольца, помнишь? Нет, старая сумка не годится, мало ли что. Погоди-ка...
Забежавший днем, как он изредка это делал, Руди обвел взглядом темные обои, тяжелые шторы, зеркало в простенке. Поднялся, осторожно снял портрет - он такой высокий, Руди, ему и стул не понадобился. Легонько постучал по раме... Как же я могла об этом забыть? Вот уж поистине черный день.
- Рассказать, откуда взялись кольца, да?
- И монеты. И ещё обо всем, о чем ты забыла мне рассказать в прошлый раз, - тон как у прокурора, и выставку устроил прямо в прихожей, чтобы сходу начать следствие. Эффект внезапности - что ж, мне ли обижаться: его можно понять...
- Это ведь не единственный твой секрет, правда, Зина? Или Грета - как тебе больше нравится?
- Винегрета, - вспомнилась шуточка Конькова, - Да называй, как хочешь. Но лучше бы отложить разговор. Павлика покормим, ладно? А потом...
Непохоже на Всеволода - играть в такие игры. В прошлом году сам же предложил ничего не менять, остаться Зиной, жить, как прежде, под чужим именем. В паспорте, который мне выдали после регистрации брака, я Зинаида Ивановна Пальникова, решили - так тому и быть. А теперь это ехидное: Зина или Грета? Чего он добивается? И главное - что ему известно?
В холодильнике и детское питание заготовлено, и молоко, и яблоки, и в кастрюльке что-то.
- Спасибо, что позаботился. Котлеты... Неужели сам?
- Митька. И пюре картофельное тоже он, и зелень где-то там, поищи.
Так и есть, я угадала. Ищейка эта здесь побывала, да не один раз. Разнюхал что-то и мужа моего накрутил. Но как это ему удалось тайник найти?
Когда, наконец, Павлик заснул и сами мы поужинали, съели подчистую коньковское угощение, то настало время выяснить, что же все-таки произошло, пока я скучала в Сухуми. Всеволода, впрочем, интересовало совсем другое те десять дней, когда я пребывала в бегах, те дни, что едва не разрушили маленькую нашу семью и о которых ему было известно далеко не все.
