Клэр Лэнгли-Хоторн - Последствия греха
Лорд Розем вышел из комнаты вместе с Андерсоном и Эбботом; Урсула услышала, как он говорит им, понизив голос:
— Не беспокойтесь, я позабочусь о ней.
— Упрямая… — Эббот вздохнул и оглянулся на Урсулу. — Точь-в-точь как моя крошка Сесилия.
Андерсон крепко прижал гроссбухи к груди.
— Вашему отцу я доверил бы даже собственную жизнь, — сказал он, стоя на пороге, и затем у него как будто перехватило дыхание. Урсула ощутила комок в горле.
Лорд Розем, Эббот и Андерсон уже вышли, когда из гостиной появился Обадия Доббс. В дверях они с Урсулой оказались лицом к лицу. Урсула вежливо отворила перед ним дверь. Доббс в упор посмотрел на нее.
— Лучше бы вам принять предложение Камберленда, — мрачно сказал он. — Сомневаюсь, что вы получите его от кого-нибудь еще.
Урсула призвала на помощь все свое самообладание, чтобы не захлопнуть дверь у него перед носом.
11
— Миссис Стюарт, пожалуйста, позаботьтесь вместе с Биггзом о том, чтобы на чердак можно было взобраться.
Прошло два дня после похорон отца, и Урсула решила, что пора наконец разобрать вещи, которые хранились после смерти матери на чердаке дома. Времени у нее было немного — на следующий день ей предстояло уехать вместе с лордом Роземом.
— Мисс Урсула, — ответила экономка, — не надо бы этого делать. Ваш отец, упокой Господь его душу, никому не позволял туда подниматься.
— Миссис Стюарт, вы обсуждаете мои распоряжения? — высокомерно спросила Урсула и немедленно раскаялась в своем тоне. Миссис Стюарт была для нее второй матерью; она растила ее многие годы, с того самого дня как двенадцатилетняя Урсула приехала в Лондон. — Простите, миссис Стюарт, я вовсе не хотела вас обидеть. — Урсула тревожно взглянула на экономку и была вознаграждена за свое извинение материнской улыбкой.
— Наверное, вы устали после похорон. Вы такая бледная. Я попрошу Кухарку приготовить вам пирожное с лимонным кремом. Вы их так любили, когда были маленькая! А я принесу вам чашечку чаю.
Урсула улыбнулась. Миссис Стюарт непоколебимо верила в то, что еда способна исцелить практически любое недомогание.
— Это было бы замечательно, но сначала я все же разберу коробки на чердаке.
Миссис Стюарт неохотно кивнула и отправилась по коридору к лестнице в задней части дома. Мистер Марлоу никому не позволял подниматься на чердак и трогать вещи, принадлежавшие его жене. Теперь, как показалось Урсуле, настало время расставания с прошлым.
Она стояла на площадке одна. Джулия возилась, раскладывая белье в шкафу, а следовательно, у Урсулы было немного времени на то, чтобы побыть в своей детской спальне. Она заметила, что с момента похорон ей никак не удавалось оказаться одной: рядом всегда суетилась миссис Стюарт или подбегала с вопросами Джулия. Только Биггз держался на расстоянии. Втайне Урсула гадала, не винит ли он ее в гибели отца. В конце концов, она и сама себя винила.
Спальня, обставленная в бледно-зеленых тонах, была залита мягкими лучами утреннего солнца, точь-в-точь как на картинах Вермера. Игра света и отражений. Благодаря тому, что из окна косо падали солнечные лучи, отражение Урсулы в зеркале над старым туалетным столиком казалось расплывчатым и неясным. Она входила в комнату, словно бесплотный сияющий дух.
Деликатное покашливание за спиной заставило ее обернуться. На пороге стоял Биггз.
— Я приказал Сэмюэльсу принести лестницу. Это не займет много времени. Если хотите, чтобы я вам помог… — Биггз не договорил, а поскольку Урсула не отвечала, дворецкий продолжил, как бы объясняя: — Я всегда отвечал за имущество вашей матери. У меня есть список, с которым можно будет свериться, если что-нибудь…
И снова вопрос повис в воздухе.
Урсула покачала головой:
— Я пойду туда одна, Биггз, если вы не возражаете. В любом случае спасибо вам… за все.
Биггз сдержанно поклонился, но в его глазах мелькнула тревога.
Не прошло и часа, как Урсула надела один из передников Джулии и вскарабкалась по узкой лестнице на чердак. Она пригнулась, чтобы не удариться о низкий потолок, и принялась разглядывать груду сундуков и коробок, которые лежали здесь нетронутыми с тех пор, как умерла миссис Марлоу. Все было покрыто толстым слоем пыли, даже окно, сквозь которое, рассеивая сумрак, пробивался слабый свет.
Сначала Урсула открыла самый большой сундук. На нем стояли инициалы ее матери: И.М.М. Изабелла Мира Мак-Грегор. Ее девичья фамилия. Урсула почти не помнила мать — лишь по выцветшей фотографии на комоде в спальне да по рассказам и воспоминаниям отца, в чьем сознании навеки запечатлелся этот образ. Собственных воспоминаний у Урсулы было мало, и они все были туманными и странными. Темно-синие глаза, устремленные на нее, улыбка, запах цветков апельсинового дерева…
В сундуке лежали только ткани — парча, шелка, сукно, — отглаженные и бережно завернутые в бумагу. Несомненно, постаралась миссис Стюарт. Биггз всегда говорил, что она была очень предана матери Урсулы. Следующий сундук, перетянутый ремнем из коричневой кожи, был значительно меньше. Внутри Урсула обнаружила фотографии, пачку писем, перевязанную розовой атласной ленточкой, и книги. Она с интересом открыла кожаный альбом с фотографиями. В основном это были снимки ее шотландских родственников. Урсула узнала бабушку, которую видела лишь несколько раз после смерти матери, а рядом с ней — двух своих тетушек. Фотография была сделана в ателье, как и большинство из хранившихся в альбоме; люди на них — мужчины в высоких воротничках и празднично одетые женщины — держались напыщенно и скованно. Ее мать была только на одном снимке. Она сидела на переднем плане и казалась не старше, чем сейчас была Урсула, — это значило, что фотографию скорее всего сделали до того, как Изабелла Мак-Грегор познакомилась с мистером Марлоу. Темные густые волосы матери вились вокруг лица и каскадами ниспадали на спину и плечи. На ней было белое кружевное платье, белые перчатки и высокие черные ботинки. В глазах светилась искренность, а рот казался слегка приоткрытым, как будто она вот-вот готова была улыбнуться.
Урсула не была уверена, следует ли читать письма, — это показалось девушке таким святотатством, что она поколебалась, прежде чем развязать ленточку, стягивавшую пачку. Но время подобной щепетильности уже давно минуло. Она сунула пачку в карман передника и подошла к окну. Согнувшись под нависающим скатом крыши, Урсула протерла пыльное стекло углом передника, чтобы впустить внутрь чуть больше света, затем опустилась на колени, стараясь не занозить себе ноги о грубо оструганные половицы, развязала ленточку и осторожно развернула первое письмо. Оно было датировано мартом 1885 года.
«Мой милый Роберт, как я скучаю, когда тебя нет.
Дом кажется таким пустым и холодным. Когда ты закончишь свои дела в Ливерпуле? Я стараюсь изо всех сил, но наши соседи недолюбливают незнакомцев, и меня в особенности. Может быть, пригласить на Пасху мою сестру Элис? Мне бы так хотелось побыть не одной, ведь в следующем месяце ты должен ехать в Портсмут. Молодая миссис Стюарт, храни ее Господь, замечательно ведет хозяйство, но я немного растеряна. Не думай, что я жалуюсь, любовь моя. Я всего лишь хочу убедиться в том, что этот дом оправдает твои ожидания. Он такой большой, а все слуги новые — может быть, ты пришлешь какие-нибудь распоряжения?»
Следующим в пачке лежал не ответ отца, но совсем другое письмо, датированное месяцем позже.
«Мой милый, прошло столько времени с тех пор, как ты мне писал, хотя я знаю, как ты, наверное, занят подготовкой экспедиции. Я очень надеюсь, что твой визит в Годэлминг к полковнику Рэдклифу увенчался успехом. Вчера приезжала Элизабет Андерсон. Она направляется в Ливерпуль к Джерарду. С собой она привезла Шарлотту — что за восхитительная крошка! Сущий ангелок и очень тихая для такой маленькой девочки. Несомненно, Фанни и Лаура растут столь же быстро.
Я подумываю о том, чтобы навестить завтра бедную миссис Сэмюэльс: жена пастора сказала мне, что долго та не протянет. Ее сынишка продолжает шалить — вчера утром Кухарка поймала его, когда он пытался стянуть один из ее пирогов, которые стыли на подоконнике. Когда Бог наконец благословит нас ребенком, пусть Он избавит нас от такого озорника! Впрочем, не стану больше докучать тебе праздной болтовней.
Я скучаю по тебе и люблю так же сильно, как и прежде. Давай надеяться, что твои дела успешно придут к завершению, потому что все мы хотим, чтобы ты вернулся домой как можно скорее.
Твоя любящая жена Изабелла».Ответ мистера Марлоу прилагался. Почерк у отца был неряшливый, а записка — коротенькая: ему явно недоставало времени на писание такого рода писем.
«Изабелла, любовь моя, ты просто ангел, если так долго миришься с моим отсутствием. Жди меня вечером шестого. Любящий тебя муж».
