Эдуард Хруцкий - Четвертый эшелон
Зазвенел телефон, Азизов взял трубку. Он с кем-то коротко поговорил и повернулся к Сергею:
— Валиева в аптеке.
— Поехали, — Сергей снял с вешалки плащ.
— Какие мысли, Сережа? — спросил Айрапетов.
— Я к ней в кабинет зайду, ты, Азизов, у дверей станешь, а ты, Борис, у окна.
— Понятно. Кого еще брать?
— Я думаю, двух милиционеров давайте прихватим на всякий случай. — Сергей вопросительно поглядел на Айрапетова.
— А зачем? Вот смотри план аптеки. Выход один, я проверил, окошко кабинета управляющего забрано решеткой, так что мне там делать нечего. Ты иди к ней, Азизов у дверей станет, а я в торговом зале. Как смотришь?
— В общем, все правильно, — Белов смутился. Он, как старший и ответственный за операцию, обязан бы предусмотреть все. А он забыл о решетках на окне. Ругая себя мысленно последними словами, Сергей спустился по лестнице и сел в старенький автобус.
Машина, подвывая изношенным мотором, стучала по мостовым старого города. Надсадно ревя, она брала подъемы и, странно позвякивая, бежала под уклон.
— Двадцать пять лет, клянусь честным словом, он у нас работает. Мне знающие люди говорили, что его англичане в Баку забыли, — с гордостью сказал Азизов.
— Ну что говоришь, а? Зачем так говоришь? — перебил его шофер. — Какие, слушай, англичане, я его сам новый получал в тридцать пятом году. Ты же скажешь.
Значит, десять лет бегает по улицам Баку эта заслуженная колымага-автобус. Белов вспомнил их муровские автобусы, такие же старые и гремящие, и подумал, почему в милиции всегда самая старая техника? И сам ответил себе. Наверное, из-за войны. Видимо, после ее окончания придет к ним хорошая, добротная армейская техника, а пока и такая сойдет.
Автобус остановился в узком переулке, казалось, стены домов касались его бортов.
— Пошли, — сказал Азизов.
В аптеке было пусто. Только у рецептурного отдела стоял высокий седой старик в длинном бешмете и коричневой каракулевой папахе.
— Где управляющий? — спросил Сергей кассиршу.
— У себя.
Они с Азизовым прошли в маленький, освещенный матовым колпаком коридорчик. В нем была всего одна дверь со стеклянной табличкой. Белов толкнул ее и шагнул в комнату.
— Вы ко мне? — За столом сидела женщина лет тридцати. Гладко зачесанные волосы собраны на затылке в большой пучок, нос с горбинкой, губы жирно намазаны помадой. Белов увидел ее руки в кольцах и большие золотые полумесяцы серег в ушах.
— Вы к кому, товарищ? — раздраженно спросила Валиева.
— К вам, Зульфия Валиевна.
— Вы от кого?
— Я хочу вам предложить купить у меня эту вещь. — Сергей вынул из кармана черепаховую шпильку и увидел, как даже под гримом медленно начало белеть лицо Валиевой.
— Я сотрудник Московского уголовного розыска, — он достал удостоверение, — вы поедете со мной.
На Валиеву словно напал столбняк. Она молча сидела на стуле, пока оперативники обыскивали ее кабинет, не читая, подписала протокол, встала, когда ей предложили пройти. Она жила как во сне, отрешенно от всего происходящего. Выходя из кабинета, она забыла каракулевое манто, и Айрапетов накинул ей его на плечи. Так же молча она села в автобус и только там закричала, словно проснулась:
— Нет!.. Это не я!.. Я не убивала!.. Он сказал: насыпь ему снотворного!.. Я насыпала!.. Нет!.. Это не я!.. — Она схватила Белова за отвороты плаща. — Слышите!.. Это он!.. Все он!.. Я только открыла ему дверь!.. Я сразу ушла!.. Это он!..
— Кто он? — крикнул Белов, с трудом вырываясь из цепких рук Валиевой. — Кто он, я вас спрашиваю?
— Аванесов!.. Жорик!.. Я открыла ему дверь, впустила его!.. Он забрал все бумаги!.. Вещи собрал!.. Говорит — унеси!.. Я еще поищу...
И она заплакала навзрыд, как плачут на восточных похоронах.
Они сдали Валиеву дежурному, и снова автобус вез их в Армяникенд.
— Слушай, Рашид, — спросил Сергей Азизова, — а почему этот район так смешно называется?
— Как правильно сказал Сэрожа, клянусь честным словом, — обрадовался Азизов, — именно смешно...
— Ну что ты говоришь, — вмешался в разговор Айрапетов, — ты его не слушай, он языком молотит, как ишак хвостом.
Азизов в ответ довольно захохотал.
— Ну вот, — продолжал Айрапетов, — пример тебе. Ты, Азизов, типичный пережиток. Нет такого названия. Это раньше так говорили, а теперь нет. В городе жили христиане и мусульмане. Христиане — армяне. А все остальные — язычники. Так вот, все христиане селились вместе, чтобы легче было от варваров обороняться. Понял теперь? Национальная вражда была. Теперь нет. Разве в хорошее старое время с этим варваром Азизовым за стол сел бы? Никогда.
— Ты уж скажешь, — беззлобно ответил Азизов, — я варвар. Ты на себя посмотри.
Они переругивались всю дорогу, и Белов понял, что это у них такая игра. Говори о чем угодно, только не о деле, на которое едешь.
Шофер спросил Азизова о чем-то по-азербайджански, тот ответил, и автобус, свернув, остановился.
— Прибыли.
Ночь была темная. Ветер с моря нес запах нефти и рыбы.
— Стойте здесь, — сказал Айрапетов, — я дворника найду.
Они стояли в темноте, слушая, как гудит над крышами ветер. Он налетал на улицы, и было слышно, как дрожат под его напором стекла.
Айрапетов вернулся минут через десять с дворником.
Они о чем-то вполголоса поговорили на армянском.
— Дома он, — перевел Сергею Азизов, — давно пришел. Один он.
— А ты знаешь армянский? — удивленно спросил Сергей.
— Здесь работать, надо и армянский, и азербайджанский, и грузинский, и турецкий знать.
— Неужели все выучил? — ахнул удивленно Белов.
— Какой там. Всего понемножку.
Наконец Айрапетов, видимо, договорился с дворником.
— Пошли. Он постучит, скажет, что телеграмма. Ну а дальше по обстоятельствам. Оружие проверьте.
Они вошли во двор и по скрипучей лестнице начали подниматься на галерею. Под напором ветра дом скрипел, как старая шхуна. Сырые доски поскрипывали под ногами. Первым шел Айрапетов, и Сергей считал, что это непорядок, первым должен идти руководитель операции — таков уж неписаный закон угрозыска. На галерее он обогнал Айрапетова. Тот не возражал. Сегодня задержанием руководил не он.
— На галерею выходит окно кухни, — сказал Азизов.
— Закрой его, — шепотом приказал Сергей.
Из-за занавесок пробивалась полоска света.
— Там он, — сказал дворник, — там, начальник.
— Стучи.
Дворник забарабанил костяшками пальцев по стеклу. За дверью послышались шаги, густой грубый голос что-то спросил по-армянски, дворник ответил. Из всего длинного диалога Белов разобрал одно знакомое слово «телеграмма». Щелкнул замок, дверь распахнулась, и на пороге выросла фигура здоровенного детины в майке, пижамных брюках и тапочках на босу ногу.
Сергей, оттолкнув дворника, шагнул в квартиру.
— Уголовный розыск, — сказал он.
Он так и не успел закончить фразу. Аванесов с неожиданной для его массивного тела легкостью прыгнул на кухню. Дверь захлопнулась. Сергей бросился к ней. Раздался выстрел, пуля ударила где-то рядом с его головой. Аванесов стрелял сквозь дверь.
— Сергей! — крикнул Айрапетов.
Но в это время послышался звон стекла и выстрел. Сергей с Айрапетовым выскочили на галерею и увидели катящийся им под ноги клубок тел. Айрапетов упал на него, послышался глухой удар, потом кто-то громко застонал.
— Тихо, — отдуваясь, прохрипел Айрапетов, — ишь ты, стрелять начал.
От волнения он тоже начал говорить с сильным акцентом.
«Из протокола допроса гр. Валиевой З.В.
Вопрос. Расскажите подробно, как вы убили Судина Илью Иосифовича.
Ответ. Я никого не убивала. Мне было поручено усыпить его и открыть дверь Аванесову.
Вопрос. Кто вам поручил это?
Ответ. Ко мне в аптеку пришел Аванесов и сказал, что хозяин велел ехать в Москву и забрать у Судина все бумаги.
Вопрос. Кто такой хозяин?
Ответ. Я его не знаю и никогда не видела, свои распоряжения он передавал через Аванесова.
Вопрос. Почему это поручили именно вам?
Ответ. Я жила с Ильей.
Вопрос. Какие бумаги необходимо было изъять?
Ответ. Не знаю, об этом Аванесов ничего не говорил.
Вопрос. Расскажите, как было дело.
Ответ. Я позвонила Илье и сказала, что приду к нему ночевать. Мы на кухне решили поужинать и выпить бутылку вина. Когда он разлил вино по стаканам, я попросила его принести забытую мною в столовой сумку и насыпала в его стакан большую дозу снотворного. Он выпил и минут через десять заснул. А я открыла дверь и впустила Жору.
Вопрос. Что было потом?
Ответ. Жора собрал в чемодан какие-то бумаги и ношеные вещи Ильи, отдал мне и велел уходить.
