Чарлз Тодд - Свидетели Времени
— Вы из Лондона? Из Скотленд-Ярда?
Ратлидж поднялся с салфеткой в руке.
— Да. Инспектор Ратлидж. А вы?..
— Мое имя Присцилла Коннот. Прошу вас, сядьте и закончите ужин. Но не могли бы вы поговорить со мной потом в гостиной? Я вас не задержу надолго. — Голос женщины был почти умоляющим, как будто она боялась, что он откажет.
«Она очень взволнована», — сказал Хэмиш.
Ратлидж ответил, стараясь не слушать Хэмиша:
— Да, я уже заканчиваю. Может быть, присоединитесь?
— Нет! Благодарю, у меня очень личное дело… — Оглядев почти пустой зал, она покачала головой, тем самым подкрепив свой отказ.
— В таком случае я буду через несколько минут.
— Благодарю вас! — Присцилла Коннот развернулась и быстро пошла прочь по направлению к гостиной.
Хэмиш спросил, когда Ратлидж снова сел на место: «Ты ее знаешь?»
— Нет. Но если она узнала, что я из Скотленд-Ярда, значит, живет в Остерли.
Быстро покончив с десертом, Ратлидж направился в гостиную. Но там оставалось лишь одно семейство, последнее, до сих пор задержавшееся в зале.
«Она не стала ждать, — сказал Хэмиш, — как будто приняла неправильное решение и передумала».
Ратлидж направился в холл и в дверях встретился с миссис Барнет, которая сказала:
— А, вот вы где. Я отвела мисс Коннот в маленькую гостиную. — Она указала на закрытую дверь за лестницей. — В большой гостиной сейчас еще народ, и я подумала, что вы захотите поговорить наедине.
— Благодарю, — улыбнулся Ратлидж. — Не могли бы вы принести нам туда чай минут через пять?
— Буду счастлива, инспектор. — В голосе хозяйки прозвучали холодные нотки.
Хэмиш заметил: «Ага, все уже знают, кто ты такой».
С его анонимностью было покончено. На отношении к нему миссис Барнет это уже сказалось, и скоро подобная отстраненность передастся остальным. Отныне любые его вопросы будут встречены настороженно.
Присцилла Коннот сидела перед небольшим камином, уставившись неподвижным взором в пустой очаг. Она встала, когда он вошел, в ее глазах заметалась неуверенность, стоит ли с ним разговаривать, брови озабоченно сдвинулись, она прикусила губу.
Высокая, тоненькая, черные волосы, забранные назад, начали седеть на висках. Лицо, на котором застыло такое выражение, как будто она постоянно испытывает боль, было не лишено привлекательности.
Поверх темно-серого платья на ней было пальто такого же цвета с золотой брошью на воротнике. Простота и скромность покроя почему-то навевали мысли о трауре. На шляпе, тоже серой, но светлее тоном, маленькие перышки с левой стороны тульи.
Такой наряд уместен в любой обстановке.
Хэмиш что-то бормотал, но Ратлидж расслышал только окончание фразы: «гордячка…»
Мисс Коннот произнесла сдавленно:
— Надеюсь, я не помешала вам и не испортила ужин.
Он улыбнулся:
— Нисколько. Я взял на себя смелость и попросил миссис Барнет принести нам сюда чаю. — И, стараясь немного разрядить обстановку, добавил: — Вы живете здесь, в Остерли, мисс Коннот?
Он пригласил ее присесть. Она опустилась в кресло с прямой спиной, как будто проглотила палку, и напряженно ждала, пока он усаживался в другое кресло у камина.
— Да… Но я родом не из Норфолка, из Хэмпшира.
— Я был поражен тем, как заболочена гавань.
— Море отступало постепенно в течение десятилетий…
Мисс Коннот замолчала. Стены маленькой уютной комнаты, казалось, давили на нее, она все время беспокойно озиралась, ее руки находились в постоянном движении.
Она смотрела по сторонам, избегая смотреть в лицо Ратлиджа. Наконец глаза ее остановились на каминной полке с коллекцией фарфоровых тарелок. Открылась дверь, и появилась с подносом миссис Барнет, она принесла чай для двоих. Мисс Коннот явно испытала облегчение при ее появлении и обрадовалась.
Ратлидж поблагодарил миссис Барнет. Она поставила поднос на столик около локтя мисс Коннот и вышла. Когда дверь за ней закрылась, Ратлидж предложил:
— Хотите, я разолью сам?
Она, вздрогнув, подняла на него глаза:
— Да, если не трудно. Я… — и впервые на ее лице появилась слабая улыбка, а щеки слегка порозовели, — наверное, уроню чайник!
Он налил ей и себе чаю, спросил, сколько положить сахару, и протянул ей чашку.
Она откинулась на спинку кресла, обхватив обеими руками чашку, как будто грея их. После короткого молчания она, наконец, заговорила:
— Я пришла сюда спросить кое о чем, для меня необыкновенно важном. Прежде заглянула к инспектору Блевинсу, но он уже ушел домой, так сказал дежурный констебль. Мне не хотелось его беспокоить. Я не очень в ладах с его женой.
— Не знаю, чем могу вам помочь… — начал было Ратлидж, но она резко оборвала его:
— Это не государственный секрет! Я просто должна знать, этот человек, которого сейчас держат в полиции, он действительно убил отца Джеймса? Констебль предложил спросить у вас.
Теперь ясно, как она его нашла.
— Инспектор Блевинс действительно считает, что убил он. Это так.
— А что думаете вы?
Он ответил вопросом:
— Вы знаете Мэтью Уолша?
Она удивилась:
— Это его имя? Нет, понятия не имею, кто он такой.
— Он приезжал на ярмарку выступать на представлениях.
— О, я помню его. Он произвел впечатление. Почему они решили, что именно он убил отца Джеймса?
Мисс Коннот сделала глоток, и Ратлидж испугался, что она выронит чашку, так дрожали ее руки.
— Почему вы беспокоитесь за него?
Она как будто удивилась:
— Я за него беспокоюсь? Нет. Нет. Он меня совершенно не интересует. Я просто хочу знать, кто убил отца Джеймса, и все. Это очень важно для меня. Поэтому я и спросила.
— Вы прихожанка церкви Святой Анны?
— Я посещаю мессу. Но вы не отвечаете прямо на мой вопрос. Найден убийца отца Джеймса или нет?
— Мы не уверены, — сказал Ратлидж и увидел, как на лице женщины мелькнуло неуловимое выражение. Разочарование? Он не был уверен. — Но есть достаточно веские причины, чтобы считать, что убил Уолш. Впрочем, также есть невыясненные обстоятельства. Следствие и суд разберутся.
— Но я хочу знать! Я не могу ждать, пока тянется судебное разбирательство.
— Почему? Вы так любили отца Джеймса?
— Я его ненавидела! — вдруг выпалила она.
Ратлидж неожиданно вспомнил слова миссис Уайнер, что священника убили из мести.
— Это сильно сказано. Если вы его так ненавидели, то почему хотите знать, кто его убил, найден преступник или нет?
— Потому что я не хотела, чтобы его убивали! — воскликнула мисс Коннот с яростью. — Он разрушил мою жизнь, и я хотела, чтобы его за это повесили!
Ратлидж был потрясен.
Присцилла Коннот поставила чашку на поднос с такой силой, что расплескала чай.
— Мне не надо было приходить! — Она вскочила. — Не верьте тому, что я наговорила. Просто расстроилась, вот и все. Все в Остерли расстроены случившимся. И напуганы. Уже поздно, мне надо идти.
Он тоже встал.
— Нет. Я думаю, вы сказали правду. И поэтому сейчас должны все объяснить.
— Я просто хочу, чтобы нашли убийцу, это все! И подтвердили, что этот человек, как, вы сказали, его зовут?
— Уолш. Мэтью Уолш.
— Да, что Уолш и есть убийца. Но вы так и не сказали, считаете ли его виновным.
Она раскраснелась, и казалось, что сейчас расплачется. Неожиданно он почувствовал жалость.
— У нас пока нет достаточных доказательств. Только косвенные улики. Инспектор Блевинс ждет ответ на свой запрос, который может прояснить ситуацию. И пока держит Уолша под замком, до выяснения обстоятельств.
— О боже… Что ж, по крайней мере, вы откровенны. — Мисс Коннот огляделась в поисках сумочки, которая лежала на полу около ее стула, нашла взглядом и подняла.
— Простите, что прервала ваш ужин, инспектор, я живу одна, мне не с кем поговорить, вот иногда и теряю контроль над собой.
— Почему вы ненавидели отца Джеймса?
Она вздохнула, сдаваясь, провела рукой по лбу.
— Это было в далеком прошлом и не имеет отношения к полиции. Еще до того, как он стал священником. Я очень верила ему и как-то пришла за советом. Он его охотно дал, и я ему последовала. И разрушила свою жизнь, потеряла все, что любила. Он был таким заботливым, понимающим, нельзя было не поверить. И вот этот обманщик стал священником. Сколько еще жизней разрушил он своими советами, уверенный в своей правоте, непогрешимости и таланте убеждать. Но все это время я должна была жить, несмотря ни на что, и меня поддерживала только ненависть к нему. А теперь у меня ее отобрали! У меня ничего не осталось. И тот, кто его убил, заодно убил и меня.
Она быстро прошла к двери, и Ратлидж, глядя на ее бескомпромиссно прямую спину, позволил ей уйти.
Поднимаясь по лестнице, он вдруг вспомнил монсеньора Хольстена. Спустился снова в холл, нашел телефон в нише за стойкой и позвонил в Норидж.
