Светлана Алешина - Странница в ночи
Вдруг раздался звук удара, потом Володя отвратительно выругался и проорал:
— Я тебя научу уважать Потоцких, козел!
— Послушай, — проговорил Воронов, — но ведь и я тоже — Потоцкий? Ты об этом не задумывался?
* * *Последовала немая сцена. Наверное, парень был немного оглушен свалившимся на него чистосердечным признанием.
— Кто ты? — пробормотал он. — Разве ты не Шлендорф?
— Нет, — спокойно ответил Воронов. — Моя мать была дочкой твоего дедушки. Она вышла замуж за Воронова… Поэтому у меня, уж прости, фамилия моих родителей.
Володя некоторое время молчал, обдумывая услышанное, а потом вдруг решительно сказал:
— А мне до фонаря, Шлендорф ты или Потоцкий. Одного поля ягода… Хотите лишить нас с Никитой наследства. Ничего у вас не получится…
Я поняла, что теперь мое промедление, простите за банальную цитату, «смерти подобно». Пенс даже не успел меня остановить.
Поскольку я молнией ринулась к двери, вышибла ее ногой, спасибо ветхости бедняги, и, уцепив обеими руками свою «газовую» подружку, влетела в комнату с криком:
— Всем на пол! Быстро! Иначе — стреляю!
Я все-таки зажмурилась, потому что услышала голос Воронова-Потоцкого:
— Са-не-чка! Девочка моя, поверьте, я бы с удовольствием лег на пол, как наш с вами друг, но… Я привязан к стулу.
Открыв глаза, я увидела, что Володя валяется на полу бездыханным, что меня ужасно напугало, а Воронов привязан детскими прыгалками к стулу.
— Я его убила? — в ужасе спросила я.
— Да нет, что вы, не думаю… Впрочем, посмотрите.
Я осторожно подошла к этому дурню Володе и, наклонившись, потрогала пульс.
Все в порядке. Он был жив. Просто рухнул в обморок, насмерть перепугавшись моего разъяренного вида.
Я облегченно вздохнула. Развязав Воронова, я перетянула прыгалками Володины руки и ноги и позвала Пенса.
— Пенс!
Он уже был на пороге и озирался, щурясь от света.
— Что?
— Надо довезти этого парня до Ларчика!
— У меня же машина, — робко заметил Воронов.
Тут уж я не стерпела. У меня и так настроение было паршивое и ужасно хотелось реветь, а он еще начал тут как ни в чем не бывало предлагать свою машину!
— Ах, вы столь любезны! Предлагаете машину! Не пора ли мне умереть от благодарности?
Он вытаращился на меня в полном недоумении.
— Какого черта вы играли в партизана? — поинтересовалась я. — Вы что, соображаете плохо? Вы же влипнуть могли по самые уши — и вылезти не смогли бы, так и остались бы в этом дерьме! Что бы вы тут делали, не обрати я внимания на этого Потоцкого? Я вообще сейчас могла бы сидеть дома, попивая кофе и читая Вийона в подлиннике! Вам было так трудно сообщить нам свою степень родства с Потоцким?
— Са-шень-ка! — воззвал ко мне Воронов, сложив руки, как перед алтарем.
— Да пошли вы! — кричала я. — Сашенька… Вы представляете, что из-за вас я могла бы выстрелить в человека?! Я бы его нечаянно убила, и что тогда?! Да вас за это Лариков пришибет, и правильно сделает, между прочим!
— Господи, Сашенька, да чем бы вы его убили? Газовым пистолетиком? У него-то, в отличие от вас, была отнюдь не такая безвредная игрушка…
Он достал из кармана Володиной куртки старинный револьвер.
— Наследство от Михаила Андреевича, — грустно усмехнулся он. — Знал бы он, как начнет распоряжаться им один из его потомков… Вы когда-нибудь слышали про вырождение рода, Сашенька? Взгляните на этого парнишку — и поймете, что это такое. Один из последних Потоцких-Карниловых. Господи, до чего жаль бедную Антонину Ивановну!
— Неужели он ее сам убил? — в ужасе посмотрела я на него.
— Нет, — покачал головой Воронов. — Бедная старушка просто попала под машину. Трагическая случайность, всего лишь. А потом появился Солнцев. Он был нанят Татьяной. Пытался выяснить что-то обо мне… В голове Володи он почему-то прочно связался со смертью. Наверное, из-за тонущего «Титаника», на котором погибают люди. Помните эту историю? Сначала он боялся, а потом странным образом идея смерти его захватила. И он решил попробовать смерть на вкус. Пришел к Татьяне Дорофеевой и выстрелил. Понимаете, Саша, ведь ему действительно не очень-то было нужно это наследство! Просто предлог. И вся эта дурацкая игра в покушения на его жизнь… Он ведь все это просто придумывал! И как убедительно… Я долго верил ему, всерьез опасаясь за его жизнь!
Он грустно усмехнулся и махнул рукой.
— Я только хотел узнать что-то о своем дедушке. Бабушка не могла простить ему измены, но я его понял. Он испытал большую любовь — разве что-то имеет большее значение? Было бы куда интереснее прочесть ее дневник, но, судя по рассказам Володи, его пропил приятель. А жаль…
— Да у меня ее дневник, — сказала я. — Так что радуйтесь. Только сначала его дочитаю я…
На полу слабо шевельнулся Володя. Он поднял на нас глаза и тихонько спросил:
— Где я?
Потом он все вспомнил и спросил нас:
— Меня теперь расстреляют, да?
Я уже приготовилась процитировать ему: «Увы, ждет смерть злодея… И сколько весит этот зад — узнает эта шея», но что-то в его глазах заставило меня остановиться.
И в груди шевельнулась жалость к этому потомку славного рода. Несмотря на тень Татьяны Дорофеевой.
* * *Мы благополучно добрались до Тарасова — Володя и я в машине Воронова, а Пенс на своем байке.
Ларчик открыл дверь, перепуганный и удивленный.
— Что… — начал он с порога читать мне нотацию.
Я поморщилась. Нет, похоже, меня сюда взяли в качестве «девочки для битья»!
— Ничего, — безмятежно улыбнулась я. — Вернулись с вечерней прогулки… Здорово прогуляться под дождем ночью!
С этими словами я попробовала пройти в кухню, но Лариков задал очередной идиотский вопрос:
— А почему он связан детскими прыгалками?
Воронов рассмеялся. Конечно, теперь, когда я спасла его дурацкую, никчемную жизнь, можно и повеселиться!
— А он не хотел принимать участие в нашей прогулке. Знаешь, Лариков, чего я больше всего не люблю?
Он взглянул на меня с плохо скрытым раздражением.
— Работать, — брякнул этот нахал.
— Нет, работать я, конечно, тоже не люблю, но куда больше я не люблю, когда в людях отсутствует романтика!
Справедливо рассудив, что все, что могла, я уже сказала, остальное пусть рассказывает Воронов, я кивнула Пенсу, и мы прошли на кухню, где в полном молчании наслаждались кофе и теплым уютом.
* * *Когда я зашла в комнату, Володя сидел, уставясь в одну точку.
— Почему вы убили Татьяну Дорофееву, Володя? — бестактно интересовался у него Лариков.
Бедный Володя вскинул на него удивленные глаза. Мне даже показалось, что сейчас он спросит, кто такая Татьяна Дорофеева, и будет вполне искренен, потому что он и вправду это, кажется, забыл.
Но Володя решил, что удивлять так удивлять, и ответил совершенно потрясающе:
— Она не хотела, чтобы у меня был брат. Я ее не любил. И она не любила мою бабушку.
Не знаю, как Ларчик, но я почувствовала себя бесконечно уставшей.
— А Солнцев? Он тоже вам мешал воссоединиться с братом?
— Какой еще Солнцев?
Я положила перед Ларчиком свой «уоки».
— Что это? — недоуменно посмотрел он на меня.
— Чистосердечное признание. Правда, подслушанное, — сказала я.
Ларчик попытался вслушаться в тихое хрюканье и поморщился.
— Принеси магнитофон, — попросил он. — Может, я тогда что-то разберу?
Я принесла. Сквозь капли дождя, которые почему-то получились почти идеально, нам удалось услышать голос:
— Может быть, ты станешь меня шантажировать, как твой напарник Солнцев? Так я сразу понял, что его купила моя дорогая тетушка! Поэтому ты рискуешь закончить свою жизнь, как он! Размозжу тебе голову, будешь знать…
Я посмотрела на Володю. Он сидел, беззвучно шевеля губами. Как же он должен сейчас меня ненавидеть, почему-то подумала я.
— Что вы искали в моем офисе? — не унимался Лариков.
— Где? — не понял Володя.
Я не удержалась от тихого смешка.
— Ну, здесь, — обвел глазами Ларчик свою халупу.
— А-а… Это офис? — продолжал недоумевать Володя.
— Неважно, — стыдливо покраснел Ларчик. — Что вы тут искали?
— Завещание бабушки. Где-то ведь оно должно быть. Я должен был его уничтожить, чтобы все досталось только нам с Никитой…
— С Никитой? Вы так хотели поделиться именно с Никитой? — удивился Лариков.
— Конечно, — вскинул на него глаза Володя. — Ведь он мой брат. Я должен был с ним делиться. Бабушка хотела, чтобы я был приличным человеком…
* * *Домой я пришла уже глубокой ночью. Мама не спала.
— Саша? Ты опять будешь мне врать про работу?
— Нет, — сказала я, стаскивая с себя насквозь промокшие джинсы. — Не буду. Мы с Пенсом просто катались по ночному шоссе и немного забыли про время. Ты же знаешь, ма, что молодость граничит с легкомыслием.
