Александр Смирнов - Чернокнижник
Видимо, захлебнувшись своей мечтой, Пётр приземляется на нашу грешную землю.
— Всё это очень хорошо, говорит он, — остаётся только выяснить откуда столько сюжетов взять. Ну, выдумаем десять, двадцать, а дальше?
— Надо вытащить сочинение из РОНО. У него много сюжетов.
— Завтра же пойду и начну вытаскивать его оттуда, — обещает Пётр. — Но ведь и он не бесконечен.
— А твоя формула?
— Поясни! — Пётр наливает в рюмки остатки спиртного.
— Тот Сапожников нужен нам только до той поры, пока имя Чернокнижника не затмит его. А дальше мы нанимаем молодых, талантливых писателей у которых нет имени, с которыми в редакциях никто не хочет разговаривать и начинаем использовать их.
Пётр шарит по столу глазами в поисках бутылки.
— Я не понял это что, всё?
— Что всё? — не понимает Катя.
— Вот это, всё, — Пётр показывает на пустые бутылки.
— Петенька, тебе уже хватит. Ты еле сидишь.
— Обожди, обожди, ты что, забыла, что мы празднуем? Тебе не нравится формула, которую я изобрёл?
— Мне нравится, но ты уже…
— Никаких но! Мы даже не выпили за мою формулу! Ты хочешь, чтобы у нас всё сорвалось?
— Я не хочу, но…
— Тогда никаких но!
Катя выходит из-за стола и нехотя подходит к серванту. Она засовывает куда-то руку и достаёт бутылку коньяка.
— Так это же другое дело! — радуется Пётр. — Откуда ты её достала?
Он пытается сосредоточиться, но очертания серванта и рук хозяйки расплываются. Пётр всматривается и удивляется:
— Так у тебя сколько сервантов два или три?
— Ну, всё, что называется, напился! У тебя уже двоится.
— Да я трезв, как никогда!
Пётр, качаясь, подходит к хозяйке и отбирает бутылку.
— Петя, хорошо, давай за формулу по одной и всё. Ты же сегодня даже с Жу-жу не виделся.
— Согласен, по одной и едем к Жу-жу.
Пётр наливает коньяк в маленькую Катину рюмку, а свою отодвигает в сторону.
— По последней, так по последней, — вместо рюмки он наливает коньяк в фужер, который предназначен для лимонада.
— Что ты делаешь!? — кричит Катя.
Увы, она ничего не успевает сделать. Пётр залпом выпивает фужер и заваливается на диване.
— А теперь поехали к Жу-жу, — еле выговаривает он.
Катя подходит к своему гостю, который со счастливым и придурковатым лицом спит на диване, заливая свою белоснежную сорочку слюнями.
— Не нужна тебе больше Жу-жу, — печально говорит Катя. — Бутылка водки тебя теперь больше устраивает.
Искать старое школьное сочинение в стенах такого солидного учреждения, как РОНО, это всё равно, что искать маленькую иголку в стоге сена.
— Посудите сами, — говорит заведующий РОНО писателю, сидящему в его кабинете, — этих сочинений тысячи. Скорее всего, его вообще нет.
— Раве их не сдают в архив? — спрашивает писатель.
— Это же не документ, чтобы сдавать его в архив? Я вообще не понимаю, почему вы пришли к нам за школьным сочинением? Идите в школу, там их хоть пруд пруди. В РОНО сочинения попадают редко, только для проверки.
— Именно для проверки оно к вам и попало, — не успокаивался писатель. — Более того, оно стало основанием для возбуждения уголовного дела.
— Уголовного дела? — удивился начальник РОНО.
Его лицо вдруг стало задумчивое. Он как будто ушёл куда то далеко-далеко.
— А ведь я помню это сочинение, — сказал начальник, выйдя из прострации. Это сочинение Чернокнижника, оно наделало в своё время много шума.
— Так вы сами читали его?
— Я был непосредственным участником этого дела.
— Мне чрезвычайно повезло! — воскликнул писатель.
— Однако я не могу отдать его вам.
— Значит, вы знаете, где оно находится?
— Чего же здесь знать? Оно лежит у меня дома.
— Я вовсе не собираюсь забирать его у вас. Если оно дорого вам, пусть оно у вас и остаётся. Я прошу лишь копию.
— И копию не могу дать.
— Но почему!?
— Потому, что люди, которые там описаны, живы и здоровы, у них есть семья и работа. Они прошли эту страницу своей жизни, перелистнули её. Возвращаться в прошлое нельзя, можно сломать людям их жизнь.
— О чём вы говорите? Никто не собирается что-то ломать. Более того, вы, как представитель высшего уровня образовательной системы страны должны быть заинтересованы в этом.
— Я?
— Конечно. Какую литературу изучают ваши школьники сегодня? Они изучают произведения прошлого века.
— Мы изучаем и современных писателей.
— Ваши современные писатели полностью оторваны от жизни. А здесь реальные события. Что касается имён, то их можно изменить.
— Нет, нет, и не уговариваете.
— Государство, — продолжал Пётр, — тратит на гонорары нам огромные деньги, чтобы мы отображали эту реальность, а вы нам мешаете, стало быть и государству.
— Что-то вы зарапортовались, — улыбнулся начальник. — Государство гонорары платит не нам, а вам.
Писатель открыл свой дипломат и вытащил оттуда пачку ассигнаций.
— Нет, я не ошибся. Вот ваша доля.
— Уберите, уберите немедленно! — закричал начальник.
— Что вы так забеспокоились? Это не взятка, а гонорар. Вы же только сказали, что сами были участником этих событий, следовательно, определённая доля авторства ваша.
Начальник РОНО не был святым. За свою трудовую жизнь ему приходилось и брать и давать взятки. Он видел и большие и очень большие деньги, но такие! Взгляд его стал стеклянным, и он не мог отвести его от магической пачки, лежащей на столе.
— Вот и прекрасно, — говорит писатель. — Сейчас я заполню бланк договора, чтобы у нас всё было официально.
Однако начальник никак не отреагировал на эти слова. Он не мог отвести взгляда от денег.
Писатель не стал надоедать, положил свой бланк в портфель и встал.
— Итак, когда вы принесёте мне сочинение?
— Завтра, — ответил начальник, не отводя глаз.
На этом беседа начальника районного отдела народного образования была закончена.
Тяжело попасть в водоворот, но ещё тяжелее из него вылезти. Ещё совсем недавно Пётр сетовал на свою горькую судьбу, что он никому не нужен, а сегодня он падал от усталости, потому что требовался сразу всем и причём одновременно. То его ждали в типографии, где требовалось согласовать обложку, то срочно его вызывал к себе редактор, чтобы исправить что-то в тексте, то необходимо было всё проверить после вёрстки. Одним словом, началась обыкновенная монотонная и изнуряющая работа, о которой так много мечтают, и о которой почти никто не имеет ни малейшего представления.
Придя к Кате из редакции, Пётр падал от усталости на диван и лежал без движения часа полтора, после чего понемногу принимал снова человеческий вид.
— Зачем тебя опять вызывали? — спросила Катя.
— Редактор уже задолбал, — ругался Пётр. — Опять заставил изменить целую главу.
— Гонорар от этого не изменится? — испугалась Катя.
— Изменится.
Девушка скорчила недовольную физиономию.
— Он станет больше.
— Как это? — не поняла она. — Мы же его уже получили.
— Речь идёт о переиздании.
— Но ещё это не издали.
— Не издали, но уже практически всё реализовали.
— Я не понимаю, как это можно?
— Я сам ничего не понимаю. У них там своя кухня. Ты знаешь, после этих редакторских правок скоро в моей книге ничего моего не останется: половина будет его, — Пётр кивнул куда-то в сторону, — а половина редактора.
— Да хоть чёрта рогатого, лишь бы деньги платили. Ты обедать будешь?
Пётр лениво встал с дивана и сел за стол.
— Скоро вся эта напряжёнка кончится, и ты сможешь сесть за следующий роман. Я уже подсчитала, чтобы жить более менее прилично, мы должны писать по два романа в год. Это без учёта переизданий.
— Мы? — удивился Пётр.
— А ты как думал? Забыл с чего всё началось? Я вижу, ты очень устал и кое-что стал забывать? Так я тебе напомню. Всё началось с того…
— Перестань, я всё прекрасно помню.
— Ничего страшного если выслушаешь ещё раз, — Катю, что называется, понесло.
— Ну, я не подумал, — попытался загладить свою вину Пётр.
— Ещё неизвестно, кто больше в этом деле сыграл роль, ты или я!
— Ну, я прошу у тебя прощения! — Пётр встал перед Катей на колени и обнял её.
Хозяйка сразу сменила гнев на милость.
— Ты забыл не только мой вклад в это дело, ты стал забывать меня.
— Я никогда не забываю тебя.
— А когда ты вспоминал про Жу-жу?
Пётр хотел оправдаться, он уже открыл рот, чтобы сказать, когда в последний раз они с Катей были близки, но почему-то не мог сразу вспомнить.
— Вот видишь, ты даже вспомнить не можешь.
— Сейчас столько много работы с этим романом…
— А ведь она живая! — обиженно сказала Катя.
— Кто живая?
— Жу-жу, кто же ещё?
